Деструкция частной собственности

В течение многих столетий средством преодоления частной собственности считалось формирование общественной формы собственности на средства производства. Однако попытка реформирования социальных отношений в этом направлении, предпринятая в коммунистических странах, наглядно продемонстрировала, что в данном случае достигается лишь предельная степень отчужденности собственности от производителей общественного богатства и дезорганизуется система мотивов и стимулов, отвечающая задачам развития современного хозяйства. Государственная собственность сама по себе не отрицает возможности успешного функционирования отдельных отраслей, однако она должна быть адекватна естественной централизации производства в этих сферах деятельности, а также не препятствовать взаимодействию с другими субъектами хозяйства на основе закономерностей товарного производства.

Современные социологи, изучающие различные аспекты развития постиндустриальных обществ, обычно обращают внимание на три процесса, способствующих преодолению частной собственности. Во-первых, говорится о "размывании" монополии класса капиталистов на владение средствами производства, проявляющемся в том, что представители среднего класса активно вкладывают свои средства в акции промышленных и сервисных компаний. Во-вторых, отмечается приобретение работниками паев и акций собственных предприятий и передача им в организованном порядке части фондов корпорации с целью формирования более сплоченных коллективов. В-третьих, указывается на расширение круга компаний, полностью контролируемых их персоналом.

На самом деле ни один из этих процессов не может, на наш взгляд, быть квалифицирован как реальный вызов существующим принципам собственности. Развертываясь в недрах рыночной системы, они ведут к перераспределению прав собственности, но не изменяют ни целей ее использования, ни мотивации обладающих ею людей и, следовательно, не могут стать инструментом ее преодоления. Нельзя не согласиться с Р.Хейльбронером, уверенным, что экономика, основанная на широком распределении собственности среди различных слоев населения, вряд ли станет определять лицо хозяйственных систем XXI века⁴.

Тем не менее диффузия прав собственности в рамках широкого круга лиц принимает сегодня значительные масштабы. В этом процессе отражается ряд тенденций, присущих современной хозяйственной системе. С одной стороны, он призван несколько сгладить конфликты между работодателями и трудящимися: таким образом создается видимость партнерства между предпринимателями и работниками как совладельцами предприятия. С другой стороны, достигается чисто экономическая цель: демонстрируя персоналу возможность увеличения доходов за счет получения дивидендов по акциям и роста их курсовой стоимости, государство и частные компании стимулируют инвестиции мелких собственников в производство. Последняя задача решается при этом гораздо более успешно; хотя данный подход так и не смог обеспечить преодоления некоторых форм социальных конфликтов, цели привлечения инвестиций в значительной мере были достигнуты.

Распределение прав собственности среди трудящихся весьма популярно в странах, где осуществляются радикальные приватизационные мероприятия. В Великобритании численность держателей мелких пакетов акций возросла за 1983-1991 годы с 2 млн. человек, что составляло 5 процентов взрослого населения, до 11 млн., или 27 процентов. В результате в руках работников сосредоточилось не более 10 процентов акций их компаний, а разброс цифр по отдельным предприятиям составлял от 6,5 до 31,9 процента. Однако мало кто из них был заинтересован в воздействии на стратегию предприятий, а инвестиционный эффект мог быть гораздо большим при покупке иных ценных бумаг; поэтому в течение трех-четырех лет после приватизации большинство работников продали свои акции, и удельный вес мелких собственников в совокупном акционерном капитале сократился на 40-70 процентов. В первой половине 90-х годов во многом аналогичная ситуация была воспроизведена в ходе приватизации в странах бывшего СССР и Восточной Европы; сосредоточение акционерного капитала у крупных инвесторов произошло еще быстрее, а экономический эффект для работников, выступавших первоначальными держателями акций, оказался гораздо ниже.

В настоящее время владение небольшими пакетами акций рассматривается не как возможность реализовать свои функции собственника, а как вариант выгодного вложения свободных средств. Как следствие, наиболее распространенным способом инвестиций становится участие в капитале финансовых компаний, приобретение паев и акций различного рода взаимных и пенсионных фондов.

Масштабы этого явления весьма внушительны. Если в начале 60-х годов индивидуальным собственникам принадлежало более 87 процентов всех акций американских компаний, а доля фондов, находившихся под контролем как частных компаний, так и государства, составляла немногим более 7 процентов, то через 20 лет это соотношение установилось на уровне 66 процентов против 28, а в начале 90-х составляло 50 и 44 процента, соответственно. В Великобритании аналогичный процесс шел столь же активно; если в 1982 году частные инвесторы контролировали 28 процентов акций, а взаимные и пенсионные фонды - 52 процента, то в 1992 году эти показатели составили соответственно 19 и 55 процентов. В 1984 го-

ду в США функционировал 1241 взаимный фонд; в 1994 году их было уже 4,5 тыс., а управляемые ими активы возросли за тот же период с 400 млрд. до 2 трлн. долл. Развитие пенсионных фондов было не менее впечатляющим: их активы выросли с 548 млрд. долл. в 1970 году до 1,7 трлн. в 1989-м и также приблизились в последние годы к 2 трлн. долл. Сегодня обеим этим категориям инвесторов принадлежит, по различным оценкам, от одной трети до двух пятых всех активов американских корпораций.

На наш взгляд, деятельность взаимных и пенсионных фондов не дает оснований для констатации становления качественно новой фазы капитализма или даже выхода за пределы капиталистического способа производства. Она лишь свидетельствует о стремлении людей повысить свои доходы и обеспечить надежное вложение денежных средств. Не имея возможностей влиять на деятельность соответствующих фондов, инвесторы остаются пассивными наблюдателями за решениями финансовых менеджеров. Взаимные фонды представляют собой, скорее, инструмент контроля над поступлением сбережений, жизненно важный для обеспечения сбалансированности рыночного хозяйства, чем средство, позволяющее мелким инвесторам стать полноправными собственниками средств производства.

Подобный процесс "диссимиляции" собственности не изменяет традиционных экономических отношений по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, новые институциональные инвесторы действуют как частные собственники крупнейших компаний, оказывая влияние на их политику и стратегию, обеспечивая развитие корпорации и привлекая необходимые для этого ресурсы. Во-вторых, что гораздо более существенно, представители среднего класса, вкладывая средства во взаимные фонды, по-прежнему не контролируют промышленные компании, лишь способствуя дальнейшей экспансии их производства и умножению прибылей.

Распределение части акций компании среди собственных работников осуществляется различными путями: часть заработной платы или премии может выплачиваться акциями, рабочим дается право приобретать ценные бумаги компании по льготным ценам и так далее. Подобные схемы реализуются в США, Канаде, Японии, в ряде стран Западной и Восточной Европы. Однако случаи, когда в результате подобных мер трудящиеся приобретают реальный контроль над своей компаний, достаточно редки и, как правило, связаны с резким ухудшением финансового положения предприятия.

В 70-е и 80-е годы в США, преодолевавших последствия экономического кризиса, была разработана и широко применялась программа участия служащих в прибыли, получившая название ESOP (Employee Stock Ownership Plan). Некоторые ее элементы прижились и в других странах. Эта программа обеспечила определенные положительные результаты, однако не изменила общей ситуации. Если в 1975 году, вскоре после ее разработки, она нашла применение в 1601 фирме с 248 тыс. занятых, то в 1989 году это были 10,2 тыс. фирм, охватывающих 11,5 млн. трудящихся. Им были переданы пакеты ценных бумаг предприятий - в среднем по 7 тыс. долл. на человека. В целом по США в рамках этой программы во владение работников перешли акции на сумму около 60 млрд. долл., что не превышает 2 процентов от стоимости активов промышленных и сервисных компаний, контролируемых взаимными фондами. В Германии к началу 90-х годов не более 1,5 процента рабочих владели долей в акционерном капитале своих компаний, и эта доля, как правило, была весьма ограниченной⁵. Характерно, что данная программа обычно применяется при столь критическом хозяйственном положении того или иного предприятия, когда работники вынуждены рассматривать цели выживания компании как свои собственные.

Третьим процессом, на который обычно указывают, говоря о преодолении частной собственности, являются прецеденты полной собственности работников на свои компании. Примеры функционирования таких организаций выполняют, скорее, пропагандистскую роль, нежели широко внедряются в практику хозяйствования, и ограничены так называемыми "рабочими кооперативами", способными решать лишь локальные задачи. Подобная форма получила некоторое распространение в кризисные 70-е и 80-е годы. Единственным примером относительно успешно функционирующего крупного кооперативного объединения является часто упоминаемая Мондрагонская кооперативная корпорация (МСС), однако большинство кооперативов выживает в первую очередь за счет более низкой заработной платы, большей продолжительности рабочего дня и других подобных мер.

Все указанные формы прямого участия работников в собственности своих предприятий - от передачи им части акций в рамках приватизационных программ до системы ESOP и функционирования мелких кооперативов - не дают и не могут дать сколь-либо серьезных оснований для утверждений о реальном преодолении частной собственности. Отрасли, в которых действуют подобные предприятия, представляют собой наиболее отсталые секторы современной экономики, а их работники составляют не самую квалифицированную часть производственного персонала. Динамика их численности тесно коррелирует с циклическими кризисами: чем серьезнее экономические трудности, тем более активно используется передача работникам прав собственности на фактически безнадежные производственные фонды. Как следствие, за последние несколько десятилетий, радикально изменивших современную экономику, ни одна из подобных форм не заняла такой доли в производстве общественного богатства или в структуре занятости, которая дала бы возможность говорить о ее перспективности.

Между тем современные технологические изменения открывают возможность для гораздо более радикального вызова частной собственности. Она отступает под натиском формирующейся системы собственности личной, адекватной прогрессу производительных сил в последней четверти XX века. В этом случае мы имеем дело отнюдь не с модернизацией хозяйственной системы экономического типа, а с подлинным выходом за пределы экономического механизма взаимоотношений хозяйствующих субъектов.