Общая характеристика работы. Максидов Анатолий Ахмедович

На правах рукописи

 

Максидов Анатолий Ахмедович

 

ИСТОРИЧЕСКИЕ И ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ СВЯЗИ АДЫГОВ

С НАРОДАМИ ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

 

Автореферат

Диссертация на соискание ученой степени

Кандидата исторических наук

 

 

Нальчик

Работа выполнена на кафедре истории России Социально-гуманитарного института Кабардино-Балкарского государственного университета им. X.М. Бербекова

Научный руководитель: доктор исторических наук,

профессор М. З. Саблиров

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

заслуженный деятель науки РФ, профессор В. Г. Гаджиев; кандидат исторических наук С. X. Хотко

Ведущая организация: Государственный исторический

музей

Защита состоится «29» июня 2001 г. в 15часов на засе­дании диссертационного совета Д.212.076.03 по защите диссертаций на со­искание ученой степени доктора исторических наук при Кабардино-Балкарском государственном университете им. X. М. Бербекова (360004, ул. Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкар­ского государственного университета им. X. М. Бербекова (360004, ул. Чер­нышевского, 173).

Автореферат разослан «25» мая 2001 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат исторических наук,

доцент Е. Г. Битова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность избранной темы. Процессы политической и социокуль­турной модернизации России на протяжении посттоталитарного десятиле­тия высвободили огромный творческий потенциал различных слоев обще­ства. Гуманитарные науки освободились от идеологического диктата и зашоренности. Особенно заметны ее итоги в сфере исторического знания.

В российской исторической науке в XX в. торжествовал формационный, к тому же изначально упрощенно интерпретированный подход в изучении социально-экономического и культурно-политического развития общества. Это привело к тому, что игнорировались большие исторические пласты, це­лые группы источников. Выпали из общего историографического круга це­лые отрасли исторического знания. Например, не велось изучение адыгской системы родовых знаков и гербов. А ведь изучение геральдики выводит нас на целый ряд историографических направлений, актуализирует многие про­блемы, позволяет лучше понять формы социальной и культурной жизни на­селения Северо-Западного Кавказа. Смежная с геральдикой отрасль - генеалогия также оказалась в забвении. Между тем базовый фон для изуче­ния адыгской генеалогии - это история этнокультурного и генеалогическо­го взаимодействия адыгов со странами Причерноморья. Изучение этой непростой, многогранной темы позволяет определить те, важнейшие, объ­екты исследования, которые в перспективе станут предметом пристального внимания со стороны генеалогов. Прояснение этнической природы того или иного династического дома (династия Спартока, династия Редеди, династия Инала, династия крымских Гиреев, египетские мамлюки, династия Осма­нов, князья Черкасские в России и т. д.), степени черкесского участия в его генеалогии, позволяет по-новому взглянуть на многие проблемы историче­ского развития региона Черноморья и Кавказа.

Изучение темы исторического и генеалогического взаимодействия ады­гов со странами, этносами и группами населения Причерноморья способст­вует восполнению тех значительных пробелов в сложившейся системе представлений, без которых едва ли возможно создание новой научной концепции адыгской истории. Причерноморье представляется нам единым, сообщающимся внутри себя миллионами нитей, цивилизационным про­странством. И к сожалению, цивилизационное взаимодействие различных историко-культурных типов оставалось у нас долгое время одной из наименее почитаемых тем.

Адыги - важнейшая, а в сообществе с абхазами наиболее архаичная со­ставляющая этого культурного пространства. Их контакты, историческое и генеалогическое взаимодействие охватывали весь периметр Черноморья и выходили далеко за его пределы - в Восточную Европу, Переднюю Азию, Северную Африку. Живое, интенсивное взаимопроникновение культурных пластов оказывало подчас определяющее влияние на исторические судьбы целых народов, значительных групп населения.

В изучении истории адыгского народа тема этнических влияний и генеало­гических контактов приобретает особую значимость. Адыгское прошлое бес­письменно и восстанавливается по крупицам, во многом по сведениям иностранных авторов. Адыгское общество в обозримом прошлом всегда было чрезвычайно разрозненно, и инициатива контактов с соседними культурами всегда принадлежала индивидууму, и осуществлялась она через его действие - набег, путешествие, торговая операция, наем на службу, эмиграция, брак и т. д. Изучение разбросанных по источникам сотен и тысяч сведений об черкесских персоналиях воссоздает картину общения адыгов с окружающим миром.

Степень изученности темы. Общение адыгов со странами Причерно­морья - тема далеко не новая в кавказоведении. Но вместе с тем все еще нет серьезных обобщающих работ. Богатый фактический материал, по сущест­ву, не систематизирован.

Историография исторического и генеалогического взаимодействия адыгов со странами Причерноморья может быть со значительной степенью услов­ности поделена на три крупных блока - крымский, северо-причерно-морский (украино-российский) и анатолийский.

М. И. Артамонов, крупнейший специалист по истории древнего При­черноморья и, особенно, по теме греко-варварского синтеза, уделил боль­шое внимание проблеме происхождения Спартокидов. Его обращение к этой проблеме было продиктовано стремлением к анализу этнокультурного взаимодействия на Боспоре, где сошлись греки, кавказцы и скифы - все ос­новные этнические группы Северного Причерноморья V-I вв. до н. э. «Спартокиды были династами местного происхождения», - это мнение М. И. Артамонов высказал на основе анализа большой группы источников. Согласно Артамонову, цари Боспора были представителями синдо-меотской аристократии, проявлявшей большую заинтересованность в поли­тическом и торговом проникновении в эллинский мир. Он привнес в систе­му обоснования западно-кавказского происхождения Спартокидов новый элемент, обратив внимание на то, что среди племен Северного Причерно­морья, Приазовья известно немало имен с таким же, как в имени Спартокос (Спарток) окончанием «окос», «акос». Это наблюдение М. И. Артамонов сде­лал на основе исследования И. А. Джавахишвили, показавшего, что корпус боспорской эпиграфики содержит множественные совпадения между сарматскими антропонимами и средневековыми адыгскими именами. Следует отметить, что версия западно-кавказского (адыгского) происхождения Спартокидов была впервые сформулирована еще в 30-е гг. XIX в. швейцар­ским археологом и историком Ф. Дюбуа де Монпере.

Древнейшие миграционные потоки с территории Западного Кавказа от­мечаются для киммерийской эпохи такими авторитетными специалистами, как Л. А. Ельницкий, Н. А. Членова, И. А. Джавахишвили. В античный, или меото-сарматский, период значительные массы людей мигрируют в Паннонию и Дакию (В. И. Иллич-Свитыч, М. Н. Ростовцев): язиги, оста­вившие берега Кубани, дошли до Адрианова вала в Британии (Б. Бахрах), керкеты спускаются в Колхиду (Дж. Кисслинг. В. В. Латышев), а зиги (зи-хи) распространяются до Трапезунда (Г. А. Меликишвили). Достаточно масштабная и частая эмиграция абхазо-адыгов в страны Причерноморья, а в ряде случаев на довольно большие расстояния позволяет нам расширить ис­ториографическое поле темы и фиксировать адыгский компонент в генеало­гиях многих династических линий.

В средние века генеалогические связи адыгов с Киевской Русью, Золо­той Ордой, султанатом Мамлюков, Поднепровской Черкассией, Москов­ским царством, Речью Посполитой, Астраханским ханством, Грузией, Крымским ханством получили подробное описание в нарративных источ­никах, летописях, хрониках, посольских книгах. Подробный анализ этно­культурных контактов и генеалогических связей адыгов с египетскими мамлюками дан в работах С. X. Хотко. На основе данных мамлюкских хроник он делает вывод о том, что власть в Каире и в Черкесии удержива­лась одной группировкой аристократических черкесских семейств. В кон­тексте исследуемой темы большой интерес представляет раздел его книги, посвященный корпоративности черкесских мамлюков, сохранению ими се-мейно-родственных связей и элементов этнической культуры.

Генеалогическое взаимодействие адыгов с Россией весьма детально ото­бражено в работах Б. Мальбахова, К. Дзамихова, В. Вилинбахова, О. Опрышко и др. Генеалогии князей Черкасских западноадыгского происхождения разработаны в отдельной статье К. Дзамихова. Материал, связанный с дея-

тельностью князей Черкасских благодаря работам названных специалистов, включен в общий аналитический фон данной диссертации.

Отношения адыгов с Крымом стали предметом специального рассмот­рения в обстоятельной статье X. А. Поркшеяна. Он отмечает наиболее ар­хаичные пласты адыгского присутствия на полуострове, топонимы с основой «черкес». По мнению исследователя, множество адыгов посели­лось в восточных районах Крыма в генуэзскую эпоху. К подобным выводам еще ранее пришел Ф. Брун, автор двухтомного трактата по средневековой истории Северного Причерноморья.

Генуэзское присутствие в Черкесии детально рассмотрено в работе Е. С. Зевакина и Н. А. Пенчко. Они отмечают высокий этносоциальный статус черкесов в городах генуэзцев в Крыму, а также в венецианской Тане. Черкесские князья в середине XIV в., согласно этим авторам, правили в Восперо (Керчи). В свою очередь, генуэзские аристократы могли наследо­вать владения зихских (черкесских) князей, как это отмечено в случае с Закарией де Гизольфи, женившегося на матрегской княжне. Этногенетическое взаимовлияние итальянцев и адыгов было столь сильно на всем протяжении XIV и XV вв., что результатом этого стало образование адыгоязычной общи­ны франков (ференджей), т. е. генуэзцев. Эта синкретическая генуэзско-адыгская этносоциальная группа сохранялась до середины XVII в.

Наибольшие масштабы культурного и военно-политического влияния адыгов на Крым установились, начиная с правления хана Давлет-Гирея, О том, что крымские ханы довольно часто женились на представительницах знатных родов Черкесии, писали многие авторы XIX-XX вв., тем не менее серьезный анализ генеалогического взаимодействия адыгских княжеских династий с родом Гиреев и то, какие социально-политические последствия имел этот процесс, дан всего в нескольких работах. В совместной моногра­фии Б. Мальбахова и К. Дзамихова содержатся интересные выводы по этой теме. Они также отмечают значение института аталычества в поддержа­нии добрососедских отношений между Бахчисараем и отдельными черкес­скими кланами.

Многие ханы в XVI-XVIII вв. воспитывались среди адыгов у родствен­ников по материнской линии. Б. Мальбахов, К. Дзамихов считают, что имела место в определенной степени адыгизация не только ханской династии, но и также известных крымских родов.

Историография проблемы этнокультурного и генеалогического взаимо­действия адыгов и украинцев включает работы многих специалистов, но почти все они ограничивались немногословными констатациями черкесско­го происхождения первой казачьей республики. Среди этих авторов есть основоположники русской исторической науки: И. Н. Болтин, В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин. Более предметно и доказательно о черкесской эмиграции на Украину писал крупнейший русист XX в. Г. В. Вернадский. По его мне­нию, основанному на тщательном анализе современных источников, каза­чьи поселения XIV-XV вв. были по преимуществу черкесскими, в том числе и город Черкассы. К концу XVI в. подавляющее большинство казаков были украинцами. В изложении Вернадского черкесские общины в Поднепровье были сформированы по инициативе киевских князей на рубеже X и XI вв., затем подверглись ассимиляции и повторно черкесов привлекли в этот регион золотоордынские ханы. Это же мнение высказывали и многие другие авторы, но при всей его обоснованности оно далеко не отражает ре­альные этнические процессы.

Статьи В. Ф. Горленко и В. Гатцука, посвященные этой теме, подтвер­ждают тезис о чисто крестьянском составе адыгов, проникших на берега Днепра. О том, что проникновение адыгов на север от Дона носило харак­тер эмиграции и было обусловлено социальными процессами внутри самой Черкесии, писали в своих трудах Эдуард Гиббон, специалист по истории Византии, и Иоганн Тунманн, автор истории средневекового Крыма (60-70-е гг. XVIII в.). В конце XVIII - начале XIX в. в российской исторической науке подобное мнение разделяли едва ли не все авторы. В развернутом виде ар­гументация черкесского присутствия на Украине дана в трудах Ал, Ригельмана, Аф. Шафонского, М. И. Антоновского. Они привлекли значительный этнографический материал по районам Полтавы, Чернигова, Канева, Чигирина, Черкасс. Д. Н. Бантыш-Каменский также доказывал зна­чительность украино-черкесских связей: начало запорожскому войску, по его мнению, положили именно черкесы. Во всех историко-этнографиче-ских описаниях Черкесии, созданных в период Кавказской войны (Эд. Спен­сер, Дж. Камерон, Г.-Ю. Клапрот, И. Ф. Бларамберг, Дж. Дитсон и т. д.) также в более или менее развернутом виде высказывается мнение об эмиграции адыгов в XIII-XVI вв. на Украину.

Обширна историография адыго-анатолийских связей. Одновременно с эмиграционными волнами в Северное Причерноморье шел эмиграционный поток в Анатолию и далее на юг вплоть до Каира. Адыго-египетские связи уже нашли достаточно полное освещение у исследователей. Этнокультур­ные, генеалогические, военно-политические и хозяйственные контакты Чер­кесии и Анатолии были определены географической близостью. Черное море не разъединяло, а сближало этносы и культуры. Развитые традиции мореходства как у населения Анатолии, так и у адыгов Западного Кавказа делали культурные и семейные связи фактором выработки, сложения поли­тических взаимоотношений. Так, в исследовании А. Ю. Чирга отмечается тесная связь между вовлеченностью населения черкесского побережья в торговые операции с купеческими домами Анатолии и тем, какие внешне­политические приоритеты характеризовали курс западно-адыгских земель -Натухая, Шапсугии, Убыхии и Абадзехии.

В XVI и XVII вв., когда в Бахчисарае и Москве серьезные позиции име­ли адыгские князья, в Османской Турции наблюдалось также всё возрас­тающее влияние представителей Западного Кавказа. Значительное число черкесских персоналий этого периода приведено в работах таких спе­циалистов по истории Османской империи, как Й. Хаммер, К. М. Базили, В. Аллен, П. М. Хольт, Н. А. Иванов, М. Кунт, X. Инальчик и пр.

Значительный корпус черкесских персоналий приведен в шеститомной истории Османов, принадлежащей перу австрийского востоковеда Йозефа Хаммера. Большое внимание он уделяет жизни и деятельности знаменито­го полководца Черкеса Оздемир-паши (ум. 1559). Исследователь детально прослеживает родственные связи Оздемира с предпоследним черкесским султаном Египта ал-Ашраф Кансавом ал-Гаури, его связи с Черкесией и со­племенниками в Каире, Стамбуле, Йемене. Столь же подробно Хаммер ана­лизирует биографию сына полководца - Черкеса Оздемир-оглу Осман-паши (1527-1585), возвысившегося до поста великого визиря.

В монографии Аллена приводится ценный генеалогический материал, освещающий черкесские родственные связи династий Османов и Гиреев. Он отмечает, что гирейская кровь была основательно разбавлена через бра­ки с черкешенками, среди которых, как он выяснил, было особенно много представительниц клана Жане Нижней Кубани. Исследователь анализирует происхождение матери Сулеймана Великолепного, Валиде-Султан Хафсы. знатной дамы османо-черкесской крови. Из трех черкесских персоналий, которые фигурируют у Аллена, наибольший интерес вызывает жанеевский аристократ дефтердар Касим-паша Черкес, долгое время занимавший пост османского наместника Крыма.

Биографические сведения о черкешенке Махидевран, матери престоло­наследника Мустафы, содержатся в монографии Филиппа Манзэла. Ее адыгское - бесленеевское происхождение прояснено по русским источни­кам Е. Н. Кушевой и К. Ф. Дзамиховым.

Для периода с конца XVIII в. важное значение приобретают сведения российских архивов, дипломатической переписки, русских нарративных материалов. В источниках этого круга содержатся указания на субэтниче­скую принадлежность черкешенок Валиде-Султан, что укрепляет нашу уве­ренность в адыгской - кабардинской генеалогии тех черкесских персоналий, которые знакомы нам по османским материалам. Адыгское (черкесское) влияние на династию Османов подробно анализируется в монографии Фанни Дэвис. Эта исследовательница отмечает особую корпоративную солидар­ность среди знатных черкешенок, их влияние на политику кабинета мини­стров. Черкесское генеалогическое взаимодействие с домом Османов и в целом с высшим управленческим классом империи в той или иной степени проанализировано в работах Я. Толедано, Н. М. Пензера, Р. Мовафи, А. Шмуэли, Дж. Хаслип, Ф. Канитца, М. Ечеруха, Дж. Блант и др.

Анализ историографии адыго-анатолийского взаимодействия был бы далеко не полон без учета исследований, посвященных формированию и истории современной адыгской диаспоры. Как известно, подавляющее боль­шинство адыгов диаспоры проживает именно в Анатолии.

Первым масштабным исследованием в кавказоведении, в рамках которо­го был проанализирован большой пласт источников по черкесской и абхаз­ской диаспоре, стала монография Г. А. Дзидзария. Автор приводит сведения о жизни и деятельности большого числа адыгов и абхазов, зани­мавших высокие посты в армии и государственном аппарате Турции по­следней трети XIX - первой четверти XX в.

Адыгский фактор в событиях 1918-1923 гг. в наиболее развернутом виде проанализирован в исследовании Шауката Муфти. Крупные политики и военачальники черкесского происхождения - Фуад-паша (Тхуго), Иззет-паша (Дженатуко), Анзавур-паша (Анчок), Эдхем-паша (Дипшоу), Рауф-бей Орбай (Ченч) - одновременно являлись и общетурецкими лидерами и лиде­рами главных направлений внутри диаспоры. На богатой источниковой базе Муфти удалось дать объективную картину адыго-турецких отношений. Впервые в рамках отдельной главы изучены события 1923 г., когда Великое Национальное Собрание Турции во главе с Кемалем Ататюрком попыта­лось провести массовые репрессии над анатолийскими черкесами: борьба развернулась вокруг проекта депортации черкесов из западных районов Анатолии в восточные, причем в наиболее безжизненные места.

Среди современных исследований по истории адыгской диаспоры сле­дует отметить работы А. Кушхабиева, А. Касумова, М. Хафицэ, Б. Березгова, И. Айдемира, М. Берзеджа, Г. Кудаевой: в них введены большие пласты источников, использованы статистические методы исследования, обобщены сведения о численности, субэтнической принадлежности, гео­графии расселения, политической истории адыгских общин Анатолии, Бал­кан, Сирии, Иордании. Книга М. X. Хагандоко содержит важнейший биографический материал по адыгам в Иордании. Абхазовед Ш. Д. Инал-ипа создал весьма ценное исследование, посвященное абхазскому компо­ненту черкесской (адыгской) диаспоры. При работе над темой мы почерп­нули многие важные сведения в трудах Султана Довлет-Гирея, Мустафы Черкаса, Расима Рушди, Нури Цагова, Салахдина Дагуфа.

Научная новизна исследования. Впервые предпринята попытка ком­плексного исследования истории этнокультурных и генеалогических связей адыгов со странами бассейна Черного моря: Крымом, Украиной, Россией, Турцией. Адыгский фактор в сложении важнейших этносов, культур, дина­стических домов рассматривается в единых территориальных и хронологи­ческих границах. Сделан анализ ряда этнологических и генеалогических взаимосвязей с Северным и Южным Причерноморьем с точки зрения из­вестной теории (Н. Я. Марр, Г. Вернадский, Я. А. Федоров, М. В. Федорова, Р. Бетрозов, С. X Хотко, Э. Панеш, Л. Гумилев, А. Деэрен, В. Г. Ардзинба, И. М. Дьяконов, И. А. Джавахишвили и многие другие авторы), согласно которой народы северокавказской языковой семьи в древности и раннем средневековье занимали обширные пространства к северу и югу от Кавказа. Цели и задачи диссертационного исследования. Целью данной работы является воссоздание целостной картины этнокультурного и генеалогиче­ского взаимодействия адыгов со странами Причерноморья. Достижение этого предполагает разрешение таких задач, как:

• рассмотрение картины древнейших этногенетических взаимодействий в регионах, примыкающих к Черному морю: Кавказе, Северном Причерно­морье, Анатолии и Балканах;

• установление этнических и генеалогических контактов с Крымом в меото-сарматский период (на примере династии Спартокидов) и в средние века (династия Гиреев);

• анализ процессов аристократической, военной и крестьянской эмигра­ции из страны адыгов на Украину;

• изучение этнокультурного и генеалогического проникновения адыгов в анатолийский мир в древности, т.е. хатто-хеттскую эпоху, в средние века и новое время (взаимодействие с османами).

Хронологические рамки исследования определены периодами суще­ствования важнейших династических линий региона Черноморья. Первая династия на Боспоре Киммерийском со столицей в Пантикапее - Спартоки-ды (V-I до н. э.) Последняя династия у берегов Черного моря на Босфоре -это Османы. Адыгский мир имел самое непосредственное отношение к обо­им вышеназванным царским домам. Спартокиды начинают, а Османы за­мыкают почти 2,5-тысячелетний период истории этнокультурного и генеалогического взаимодействия адыгов (синдо-меотов, зихов, черкесов) со странами Причерноморья.

Территориальные рамки исследования. Страны бассейна Черного мо­ря с географической и исторической точек зрения составляют естественный территориальный фон для рассмотрения истории этнокультурных, генеало­гических и других контактов адыгов. Векторы этих контактов естественно уходили в глубь Восточной Европы, достигали и Северной Африки. В этих территориальных рамках исследования тема настоящей диссертации.

 

 

Объектом исследования является взаимодействие адыгов со странами Причерноморья в этнической, культурной и генеалогической сферах. Предметом исследования стала эмиграция, военное и хозяйственное про­никновение адыгов в Крым. Анатолию. Украину. Уделено внимание уча­стию адыгов в сложении династий - Спартокидов, Гиреев, Османов, русских боярских и княжеских родов (проблема Редеди).

Методологическая основа диссертации. В качестве исходных принци­пов при изучении источников, анализе существующих историографических наработок были использованы принципы цикличности цивилизационного развития, равноценности этносов, культур, цивилизаций, вне зависимости от параметров технологического развития, идеи единства мирового истори­ческого процесса.

Анализ источников по теме проводился методами конкретно-исто­рического, сравнительно-исторического, логического и ретроспективного анализа.

Источниковую базу настоящего исследования составили:

1) исторические и географические трактаты греко-римских авторов;

2) эпиграфические памятники Боспора и Кавказа;

3) нарративные европейские источники XV - первой половины XIX в.;

4) османские источники нарративного и мемуарного плана.

При анализе этнокультурных связей населения Западного Кавказа в меото-сарматскую эпоху базисное значение имеют работы греко-римских авто­ров. Известно около трехсот античных историков, географов, писателей, в чьих трудах в той или иной степени освещены вопросы, связанные с Запад­ным Кавказом. И в то же время ни один из античных историков не создал труда, целиком построенного на западно-кавказском материале. Дошедшие до нас письменные свидетельства той эпохи систематизированы и сопрово­ждены обстоятельным комментарием В. В. Латышевым. Значительная ра­бота по систематизации античных сведений, а также современной российской и западной историографии была проведена усилиями В. М. Аталикова.

Одним из основных источников по проблеме политических и экономиче­ских взаимоотношений Спартокидов с Афинами являются речи Демосфена (389-322 гг. до н. э.). Существенная информация по хлебному экспорту с Бос­пора содержится в «речи против Лептина о беспошлинности» (XX, 29-40).

Внутриполитическая история государства Спартокидов, их отношения с племенами Прикубанья реконструируются на основе «Библиотеки» Диодора^. Книга XX «Библиотеки» содержит последовательное перечисление Спартокидов. Диодор детально описал события междоусобной войны сыно­вей Перисада - Эвмела I, Сатира и Притана, - которая происходила около 310-309 гг. до н. э. (XX. 22-26). Диодор характеризует социальный, эконо­мический и военно-политический облик одного из западно-кавказских пле­мен - фатеев, чье название могло произноситься и как «псат».

Второй век н. э. оставляет нам значительное число «Отчетов» (Дионисий Периегет, Арриан и Лукиан Самосамский). «Землеописание» Периегета было важным источником и в средние века. Западно-кавказская этническая карта по Периегету интересна тем, что киммерийцы показаны в числе синдо-меотских племен.

Прибрежные племена Западного Кавказа детально обозначены Флавием Аррианом в 134 г. Свой отчет под названием «Объезд Эвксинского Понта» он представил императору Адриану. Помимо географических и этногра­фических сведений, отчет Арриана иллюстрирует политическую ситуацию в восточной части Понта. Диоскуриаду Арриан назвал «конечным пунктом римского владычества на правой стороне от входа в Понт». Но вместе с тем он посчитал необходимым дать детальное описание побережья между Дио-скуриадой и Боспором, где назвал целый ряд населенных пунктов, рек, пле­мен, наименования которых точно совпадают с средневековыми.

При анализе сарматской проблемы важен трактат Клавдия Птолемея, содержащий богатейшую этногеографическую номенклатуру Сарматии и Кавказа. Северное Причерноморье от устья Истра (Дуная) до устья Танаиса (Дона) он именует Европейской Сарматией, а территорию от Танаиса до Коракса (совр. Кодор) - Азиатской Сарматией. Весьма важно, что Азиатская Сарматия и Черкесия XV в. (по Интериано) совпадают почти в точности.

Перипл Псевдо-Арриана (конец IV в.) представляет собой единственный современный источник, по готскому проникновению в Зихию. В рамках на­стоящего исследования по теме этнокультурных и генеалогических связей адыгов привлечен целый ряд источников византийского, русского, арабо-мусульманского, османского и европейского происхождения. Для зихской эпохи в этнокультурной истории Западного Кавказа наибольшее значение имеют материалы византийцев: Прокопия из Кесарии, Феофилакта Симокат-та, Георгия Пахимера, Константина Порфирогенета. По Зихии X в. кроме этого важны сведения так называемой «еврейско-хазарской переписки» и страноведческого трактата аль-Масуди.

В период, начиная с XIII в., когда в источниках утверждается новое внешнее название адыгов - этноним «черкес», особую важность для анализа любых направлений этнокультурного и генеалогического взаимодействия приобретают сведения европейских авторов. Помимо тех, что приведены в сборнике В. К. Гарданова «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях ев­ропейских авторов XVIII-XIX вв.» (1974), при работе над диссертацией были использованы малоизвестные источники: Дж. Мариньолли, Дж. Монтекорвино, Хр. Кастелли, В. Багратиони. Дж. Камерон и др.

Генеалогическое взаимодействие с династией Гиреев наилучшим обра­зом реконструируется по исследованию Дм. Кантемира и Э. Челеби. Канте­мир получил воспитание при дворе Османов и в этой связи прекрасно знал ситуацию в Крыму и Черкесии. Он отмечает обычай Гиреев отдавать своих детей на воспитание адыгам, приводит сведения о браках Гиреев с предста­вительницами знатных семейств Черкесии. В целом отношение крымской верхушки к адыгам источник характеризовал как пиететное. Выходцы из Черкесии отмечаются на высоких должностях в Бахчисарае и в столице им­перии - Стамбуле. Значительное внимание уделено Кантемиром связям адыгов с мамлюкским Египтом.

Детальный характер носит описание османского путешественника сере­дины XVII в. Эвлия Челеби. Со степенью его информированности не мо­жет сравниться ни один из современных ему европейских авторов. Сведения Челеби характеризуют Черкесию и Абхазию как единое этнокуль­турное пространство. Этносоциальный статус черкесов и абхазов, выехав­ших в Стамбул и Анатолию, оценивается Челеби весьма высоко. Он отме­чает родственные связи высших слоев османов с черкесами, абхазами, грузинами. Детальные биографии османских генералов и министров запад­но-кавказского происхождения составляют значительную часть его труда. Рассматриваемый источник позволяет увидеть генезис своеобразного этно­социального слоя Черкесии - хануко.

Династическое взаимодействие с Османами реконструируется на основе нарративных материалов Осман-бея, Мелек-Ханум, Джоан Блант, Феликса Канитца, Константина Базили.

Перу К. М. Базили (1809-1884) принадлежат такие сочинения, как «Бос­фор и новые очерки Константинополя», «Сирия и Палестина под турецким правительством». Многие годы Базили состоял на консульской работе, и в этой связи его сведения заслуживают доверия. Он детально отобразил чер­кесское и в целом кавказское влияние на высшие слои османского общества, отмечая высокое представительство черкесов в офицерском корпусе осман­ской армии: Кавказ он именует «рассадником пашей». Его «отчеты» значимы для нас тем, что запечатлели не просто черкесские персоналии, а развернутые биографические описания. В специальном отчете, посвященном османской ар­мии в Сирии. Базили отмечает значимость черкесского элемента, его отчуж­денность от общей массы турок в культурном и лингвистическом отношении.

Черкесский женский фактор освещен в сочинении Осман-бея. Он от­мечает тот факт, что большая часть османской верхушки имела родствен­ные связи с черкесами, приводит биографию черкешенки Бесиме-Ханум - фаворитки Абдул-Меджида. Для изучения этой темы представляют интерес мемуары самой Мелек-Ханум, супруги великого визиря Кипризли Мехмед-паши, а также мемуары Садык-паши. В них также содержатся сведения по большому числу черкесских персоналей: начиная от Валиде-Султан, глав­нокомандующих и министров, заканчивая полковниками и адъютантами.

Османские, российские и европейские отчеты, мемуары и записки с кон­ца XIX - начала XX в. дополняются собственно черкесскими источниками диаспоры. Большое значение, в том числе и для прояснения этничности целого ряда персоналий, имеют материалы Государственного архива Краснодарского края (ГАКК).

Период национально-освободительного движения в Турции 1918-1923 гг., составляющего также чрезвычайно важную эпоху в жизни черкес­ской диаспоры, оставил нам ценные источники. В их числе трехтомные ме­муары Мустафы Кемаля, собрание его речей. Лидер турецкой революции придавал большое значение структурированию отношений с черкесской общиной, и в этой связи его воспоминания позволяют нам восстановить общий ход событий. Весьма значимы в данном контексте мемуары первого советского посла в Турецкой Республике С. И. Аралова.

В целом корпус сформированных источников позволяет выявить и рас­смотреть основные вопросы истории этнокультурного и генеалогического взаимодействия адыгов со странами Причерноморья.

Практическая значимость диссертации и выводов видится в возмож­ности использования ее материалов при создании обобщающих трудов по истории и культуре адыгов. Результаты данного исследования позволяют обозначить объекты детального генеалогического изучения.

Апробация исследования проведена на кафедре истории России КБГУ. Основные положения и выводы исследования отражены в сообщениях на международных конференциях: I Международный генеалогический колло­квиум «Россия и Зарубежье: семейные и генеалогические связи» (Москва, 29 ноября - 4 декабря 1999 г.); II Международном генеалогическом кол­локвиуме «Россия и Кавказ: семейные и генеалогические связи и их влия­ние на межнациональные отношения» (Нальчик, 4-7 октября 2000 г.) Содержание работы отражено в публикациях.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, характеризуется сте­пень изученности проблемы, источниковая база, методология работы, науч­ная новизна и практическая значимость, определены хронологические и географические рамки, сформулирована цель, обозначены задачи исследо­вания.

Первая глава — «Исторические и генеалогические связи адыгов в меото-сарматский период» - состоит из двух параграфов, в которых исследуются многоаспектные проблемы взаимодействия населения Западного Кавказа с культурами Северного Причерноморья. Меото-сарматский период в истории Западного Кавказа стал временем формирования адыго-абхазской этнокуль­турной общности. В хронологических рамках этого периода, от V в. до н. э. до IV в. н. э., десятки племен Западного Кавказа (Страбон говорит о семи­десяти племенах) объединяются в три больших союза - синдо-меотский, зихский и абазгийский. При этом для всего населения Западного Кавказа общим наименованием является этноним «сармат». Азиатская Сарматия Клавдия Птолемея локализована точно в границах позднесредневековой Черкесии (по И. Де Галонифонтибусу, Дж. Интериано и многим другим ис­точникам) от устья Дона до Абхазии. На основе этих сарматских этнокультурных объединений в средние века сложились два самостоятельных этно­са - адыги и абхазы.

Взаимодействие адыгского этноса со странами и культурами Причерно­морья всегда осуществлялось на личностном персональном уровне. Это взаимодействие почти неизменно носило частноинициативный характер. При всей масштабности иммиграционного потока, перемещения групп на­селения по периметру Черного моря, правомерно отметить одностороннюю вовлеченность Западного Кавказа в эти процессы. Инфильтрация германцев (готов) и тюрок (гуннов) на рубеже античности и средневековья составила весьма заметную страницу в эволюции этносоциального облика страны адыгов. В последующие века также имели место оседание и ассимиляция в адыго-абхазской среде представителей таких этносов, как славяне (киевский период), татары (Крымский период). Особенно большая масса ногайских и татарских иммигрантов была принята Черкесией в конце XVIII в. после па­дения Бахчисарая. В этот период тюрки обнаружили явную готовность к консолидации с адыгским обществом и процесс культурной, и лингвистиче­ской ассимиляции был завершен к середине XIX в.

Однако не следует преувеличивать фактор этнических вкраплений. Понтийский тип средиземноморско-балканской расы (по классификации Бунака) либо аналогичный ему адыгский тип сохраняет на Западном Кавказе едва ли не абсолютную преемственность на всем протяжении сначала меото-сарматского периода, затем средних веков и нового времени. Наиболее заметное влияние на адыгский антропологический тип было оказано гунна­ми в IV-V вв. Самые массовые вторжения связаны с готами-тетракситами и монголо-татарами. Но и в этих случаях не произошло смены населения в сколько-нибудь значительных участках адыгской территории.

При рассмотрении в частном генеалогическом ключе сложнейших, мно­гофакторных процессов этнокультурного взаимодействия адыгов со стра­нами Причерноморья - Анатолией, Крымом, Украиной - можно восстановить базовый исторический и этнологический фон генеалогическо­го взаимодействия. Для проблемы адыго-северопричерноморских контактов это прежде всего история династии Спартокидов. Последние представляют собой один из наиболее древних из всех известных династических домов на пространстве бывшего Советского Союза. Адыгская генеалогия Спартоки­дов вполне реальна, и в этом ключе многие аспекты исторического развития синдо-меотского мира получают новое освещение. Прояснение этничности Спартока позволяет приблизиться к созданию более полной картины этно­социальной и политической истории Боспора. Спартокиды являют собой первый пример военно-политического доминирования западнокавказских горцев за пределами их материальной территории. Эта модель генеалогиче­ского взаимодействия Западного Кавказа со странами Черноморского бас­сейна доминировала и в древности, и в средние века.

Вторая глава - «Генеалогическое взаимодействие Черкесии со страна­ми Восточной Европы» - состоит из трех параграфов, в рамках которых проанализированы связи адыгов с династиями и культурами Украины, Рос­сии, Крыма. В средние века и новое время представители Черкесии очень часто становились основателями сильных, влиятельных родов в Анатолии, Крыму, Киевской Руси, затем на Украине, в России. Анализ этносоциальной принадлежности касожского князя Редеди, предпринятый в первом пара­графе этой главы, представляет важный материал для последующей рекон­струкции генеалогических связей адыгов и русских.

В истории средневековой Черкесии важное место занимают отношения со славянским миром, и в первую очередь с Киевской Русью. Содержание летописного сюжета о противоборстве Мстислава и Редеди в отечественной историографии очень часто воспроизводилось некритично, вне всякой связи с общим этнологическим фоном той эпохи. На наш взгляд, сообщение «По­вести временных лет» вполне реально, но нуждается в тщательном сравни­тельно-историческом комментарии. Средневековое адыгское общество состояло из 50-70 феодальных владений, которые, как правило, не прово­дили единой политики. В этой связи вряд ли имеет смысл расценивать ле­тописного Редедю как старшего князя Черкесии. Ввиду того, что ни археологические исследования, ни византийские источники не подтвер­ждают летописную историю о русском княжестве на Тамани, Тмутаракань, за которую боролись Мстислав и Редедя, локализуется на территории Ук­раины, в районах, лежащих к югу от Чернигова.

В русской княжеской генеалогии значимость Редеди определена тем, что к нему восходят несколько знаменитых родов, например Лопухины. Имея в виду указание Е. С. Зевакина на то, что средневековая Черкесия не испыта­ла смены населения даже на очень ограниченных участках побережья, то обстоятельство, что страна адыгов не была завоевана монголами, как это было на Руси, мы можем прийти к заключению о принадлежности Редеди и его окружения к тому же этносоциальному слою, который дал султанов Египта - Баркука, Барсбея, Джакмака, Инала, Каита, Кансава и др.

Адыгская эмиграция в Крым в Византийскую эпоху привела к появле­нию там Зихской епархии, а такой значительный город в восточном Крыму, как Сугдея был основан переселенцами из Зихии. В генуэзскую эпоху в Каффе, Восперо и других городах оседает значительное число адыгов. В Восперо даже правят зихские (черкесские) князья - Верзахт и Миллен. В свою очередь, Симон де Гизольфи, представитель знатного генуэзского ро­да еврейского происхождения, правит на правах черкесского князя (его мать являлась дочерью князя Кадибелда) в Матреге - важнейшем городском центре Западной Зихии. Золотоордынским наместником Крыма в правление Мамая и Тохтамыша являлся жанеевский князь, известный в генуэзских ис­точниках под именем Жанкасиус Зиха, в ордынских документах как Черкес-бек, а в русских отчетах как Зихий-Геркесий. Генеалогическое взаимодей­ствие Генуи и Черкесии было столь масштабно, что привело к образованию синкретической адыго-итальянской общности, представители которой го­ворили на адыгском языке и являлись католиками. Этих ферендж-черкесов де Асколи застал в Каффе еще в 1630-х гг.

В период существования Крымского ханства сам процесс политического и этнокультурного взаимодействия адыгских и татарских родов, включая род Гиреев, при всей сложности и драматичности отношений, рассмотрен че­рез призму генеалогии. Частая женитьба Гиреев на черкесских княжнах из Жанетии, Бжедугии, Хатукая, Бесленея, Темиргоя и Кабарды чрезвычайно сблизила аристократические верхи Крыма и Черкесии, и привела к образо­ванию в Черкесии самостоятельного сословия «хануко». Через этот генеа­логический канал во многом осуществлялся политический, хозяйственный и прочие контакты между татарами Крыма и страной адыгов.

О статусе черкесов говорит стремление крымских Чингизидов воспиты­вать своих наследников в Черкесии. Сведения об этом сохранились у мно­гих авторов XVII-XVIII вв. Дмитрий Кантемир отмечал, что черкесы могут быть названы французами в отношении татар: «Их страна является школой для татар, из которых каждый мужчина, который не обучался военному де­лу или хорошим манерам в этой школе, считается «тенеком», т. е. нестоя­щим, ничтожным человеком. Сыновья крымских ханов в тот момент, когда они увидели свет, отсылаются черкесам на воспитание и обучение». Со­временник Кантемира, некий турецкий Аноним, отмечал: «...ханских детей мужского пола отправляют на Кавказ, откуда они возвращаются в роди­тельский дом уже парнями». Иметь своего воспитанника на ханском троне в Крыму было очень выгодно. В 40-60-х гг. XVII в., согласно материалам

Эвлия Челеби, каждое черкесское племя имело у себя по чингизиду, надеясь усадить на крымский трон своего ставленника. «Когда он [от нас] уйдет, -заявляли темиргоевцы, - это, может быть, станет залогом дружбы, он станет ханом, и нам от этого будет польза».

Система аталычества (fosterage) со временем превратилась в своеобраз­ный политический институт, в успешном и длительном функционировании которого была заинтересована и крымская, и черкесская элиты. «Гирей час­то женились на черкешенках из княжеских фамилий, - отмечает W.E.D.Allen, - и согласно системе аталычества их сыновья воспитывались среди черкесов. А династическое наследование в Крыму, как правило, со­провождалось конфликтами между буйными братьями, которых поддержи­вали те черкесские кланы, где они воспитывались».

Таким образом, изложение основных фактов истории крымско-черкес­ского взаимодействия, в том числе военного противостояния, опровергает часто высказываемый в литературе тезис о якобы имевшей место зависимо­сти черкесов от Крыма в XVI - первой половине XVIII в. Напротив, они, Гирей, находились в определенной зависимости от военного потенциала Черкесии. Адыгизация крымской элиты - не только ханского рода, но и влиятельных аристократических домов (Ширинбеков и пр.) - составляет феномен генеалогического взаимодействия татар и черкесов.

Генеалогическое взаимодействие адыгов с Россией осуществлялось так­же на аристократическом уровне, начиная с женитьбы Ивана IV на Марии (Гошаней) Темрюковне и вплоть до эпохи Петра Великого. Здесь действо­вала все та же древняя модель этнокультурного взаимодействия западно-кавказских адыгов с окружающими цивилизациями: представители знатных родов отъезжали на службу, оставались в новой стране, женились на пред­ставительницах местных аристократических родов и становились таким пу­тем основателями своего рода мини-династий. Князья Черкасские в истории России XVII в. обладали беспрецедентным влиянием и имели постоянную подпитку из своей родины. Генеалогические связи Черкасских переплетены с древами всех важнейших княжеско-боярских родов России и самой цар­ской династией. Таким образом, часть дворянской верхушки Черкесии была инкорпорирована в состав высшего управленческого клана империи. Влия­ние Черкасских на сложение и модернизацию политических институтов российского государства, на выработку и проведение внешней политики Кремля - это тот перспективный круг проблем, изучение которых может дать интересные результаты как для русистики, так и для кавказоведения.

Помимо аристократического, а в условиях Черкесии обязательно воен­ного, генеалогического взаимодействия естественно существовал наименее заметный и малоизученный пласт простонародного, крестьянского проник­новения. Весьма характерно, что крестьянская генеалогия связывает страну адыгов не с Анатолией и Россией, а с Украиной.

Украино-адыгские этнокультурные и генеалогические контакты остава­лись неоправданно утаиваемой темой для российского кавказоведения в го­ды Советской власти. В данной диссертации рассматриваются вопросы этой темы, являющиеся для истории адыгов позднего средневековья и нача­ла нового времени одними из наиболее значимых проявлений адыгского ис­торико-культурного типа. Привлекательность украинского направления для преимущественно крестьянской эмиграции из Черкесии объяснима целым рядом обстоятельств: большие районы на Востоке Украины были еще сво­бодны от крайних форм социального угнетения, это очень благоприятные для земледелия области, отсутствие конфессионального антагонизма, гео­графическая близость (5-7-дневное путешествие с обозом вокруг Азовского моря). Эмиграции способствовал и достаточно высокий этносоциальный статус черкесов среди украинцев, и человек, принадлежавший к унаутам или пшитлям у себя на родине, на Украине мог стать воином или воена­чальником. Это объясняет множественное совпадение современных ады­гейских, абхазских, кабардинских фамилий с украинским антропонимиче-ским материалом. Больше всего параллелей мы находим в элементах крестьянской, народной культуры: в сельскохозяйственной номенклатуре, игрищах, обрядах, былинах.

Глава третья - «Представители Западного Кавказа в истории Турции» -посвящена анализу этнокультурного и генеалогического взаимодействия адыгов с анатолийским регионом в османскую эпоху. Базовый этнологиче­ский фон адыго-анатолийского взаимодействия составляет хаттская циви­лизация. Связи праабхазо-адыгов с хаттами отмечены в целом ряде исследо­ваний видных антропологов и лингвистов.

Приведенные материалы позволяют констатировать расселение древ­нейшего адыго-абхазского этноса не только на Северо-Западном Кавказе, но и вдоль всего юго-восточного сектора Черноморья. Хаттуса и регион нынешнего Майкопа являлись на всем протяжении III тыс. до н. э. двумя наиболее важными цивилизационными центрами древней протоабхазо-адыгской обшности. В XII-XI вв. до н.э. анатолийский анклав протоабхазо-адыгов прекращает свое существование. Причины крушения Хеттского царства и родственного ему каскейского союза племен в историографии связываются с экспансией так называемых «народов моря», чья этничность не выяснена до сих пор. Точно так же, как уже не раз высказывалось мнение о миграции остатков хаттов, касков и апешла в ареал племен майкопской культуры, в не меньшей степени вероятны ранние миграционные потоки с Западного Кавказа в Анатолию. Вероятно, хаттское доминирование в Анатолии было обеспечено устойчивой связью с «майкопцами», т. е. непрерыв­ным миграционным процессом, связывавшим Западный Кавказ с Малой Азией. Этот тезис вполне подтверждается тем, что киммерийцы в первой половине I тыс. до н. э. регулярно вторгались в Центральную Анатолию че­рез Северо-Восточное Причерноморье, а исходная операционная база ким­мерийцев располагалась именно на Западном Кавказе.

В средние века Западный Кавказ пребывал в орбите культурного влия­ния византийской Анатолии. Утверждение христианской церкви в Зихии и Абазгии упрочило конфессиональные, политические, хозяйственные, се­мейные связи народов по обе стороны Черного моря. Абхазо-адыгская эмиграция в Византию носила по большей части военный характер. Тради­ция найма абхазо-адыгов и в целом всех кавказцев в византийскую армию поощрялась важнейшим фактором: значительную часть феодального класса империи составляли аристократы Армении, Грузии, Алании. Этот процесс усилился в период правления императоров армянского происхождения: Ираклия 1, Филиппика (Вардана), Артавасда, Льва V Армянина, Романа I Лакапина, Иоанна I Цимисхия.

С конца XI в. значительную часть Анатолии заняли Сельджуки, некото­рое число представителей Западного Кавказа отмечено в составе армии и высшего управленческого слоя иконийских султанов.

В османскую эпоху, начиная с правления Сулеймана Великолепного (1520-1566), адыго-анатолийское взаимодействие охватывает все слои на­селения Черкесии. Здесь отличились и крестьяне, и уорки, и князья. Адыго-анатолийское взаимодействие мы обнаруживаем на всех плоскостях этно­культурного процесса, включая коммерцию. Сам султан имел черкесских родственников: его мать, представительница ханского рода Гиреев, была получеркешенка. По своему облику Сулейман был типичным черкесом, о чем свидетельствует его портрет, созданный при жизни английским живо­писцем. Мать султана, совершенно очевидно, имела связи с Черкесией и устроила женитьбу своего сына на черкесской бесленеевской княжне из ро­да Кануко. Ее брат, Машуко Кануко, со временем, видимо, попал в неми­лость при дворе. В ноябре 1552 г. он появился в Москве, где сразу занял важное место. Во время войны с Ливонским орденом в 1556-1559 гг. он яв­лялся воеводой Передового полка. Стремление черкесских князей заручить­ся поддержкой России и Речи Посполитой против Крыма и Турции вызвало античеркесские настроения в Константинополе. Против шах-заде (т. е. наследного принца) Мустафы. сына черкешенки Махидевран, был составлен заговор. Его обвинили в намерении свергнуть отца. По приказу Сулеймана Мустафа и его малолетний сын были казнены.

В правление Сулеймана черкесские выходцы проявили очень ярко свои военные и организаторские способности. Черкес Оздемир-паша, чья адыг­ская принадлежность засвидетельствована целым рядом источников, в 1545 г. стал командующим османскими войсками в Йемене. В 1955 г. Оздемир-паша во главе 30-тысячного войска вторгся в Судан и в течение двух лет завоевал его. Оздемир являлся пожизненным правителем и Судана и Йеме­на. Он умер в 1559г. Его власть над завоеванными странами была столь сильна и признаваема в Константинополе, что он поставил наместником Йемена своего сына Османа.

Черкес Оздемир-оглу Осман-паша (1529-1585) унаследовал от отца во­енные способности. После Йемена, который он оставил в результате кон­стантинопольских интриг, он получил пост наместника Нижнего Ирака. В 1572 г. Осман назначается главнокомандующим армией на Кавказе, направ­ленной для противодействия Ирану. В 1584 г. Черкес Осман-паша стано­вится великим визирем - он первый черкес, занявший этот высокий пост. В дальнейшем черкесы и абазы занимали этот пост очень часто, но были на длительный период оттеснены албанской династией великих визирей Кёпрюлю (последняя треть XVII в.) Затем вновь лидирующие позиции перешли к уроженцам Западного Кавказа.

Усиление притока черкесов в армию и государственные институты им­перии в середине XVI в. привели к активизации политики Константинополя в Северном Причерноморье, в тех районах, в которых были заинтересованы сами черкесы. Наместником султана в Крыме являлся черкес-жанеевец Ка-сим-бей. Эмиддио де Асколи (первая половина XVII в.) писал: «Черкесы гордятся благородством крови, а турки оказывают им великое уважение, называя их «черкес спага», что означает благородный, конный воин». Влияние черкесов в Константинополе отмечали многие наблюдатели. Так, Дмитрий Кантемир писал позднее: «Черкесы исстари обладают самыми вы­сокими должностями при Османском дворе...».

Выходцы из Черкесии проявляли себя не только в военной сфере, но также оказывали влияние на систему управления империей. В 1631 г. чер­кесские эмиры Египта ввели новую должность Каймакама, и это политически важное нововведение было утверждено султаном Мурадом IV. Практически независимый правитель Египта Черкес Мехмед-бей ал-Касими (1719-1731) впервые ввел должность шейх ал-балада, которая утвердилась во внутриполитической организации мамлюкского Египта на более чем столетний период. Появление отдельной резиденции великого визиря -Порты - произошло благодаря черкесу Дервиш Мехмед-паше, который за­нимал этот пост в 1653 г. Этот черкес возглавлял до того анатолийское на­местничество (1651) и был главнокомандующим всеми морскими силами.

Достоинством черкесских наемников являлось не только всадническое искусство, но и знание морского дела. Многие адыги, уроженцы Натухая, Шапсугии, Убыхии и Джигетии, делали успешную карьеру в османском флоте, становились командирами кораблей, адмиралами флота. В XV и XVI вв. в османском флоте доминировали греки, особенно уроженцы островов Эгейского моря, а в XVII в. доминирование перешло к черкесам и абазам, также опытным мореходам и пиратам. Наиболее знаменитые османские ка-пудан-паши (командующие флотом) адыгского происхождения: Черкес Ос­ман-паша (1704), Хасан-паша Джезаирли (1775-1790), Кучук Хусейн-паша (1798-1801), Хосрев-паша (1812, 1822-1827).

В 30-40-е гг. XIX в. большое число черкесских эмигрантов заполонило столицу империи, а также Каир и Дамаск. В армии служили сотни черкес­ских офицеров. В обеих войнах с Египтом главнокомандующим османской армией являлся черкес-натухаевец Хафиз-паша. О ситуации в армии писал Н. Н. Муравьев: «Высшие должности замещаются большей частью черке­сами, абазинцами и другими кавказскими горцами».

Таким образом, черкесская эмиграция в Турцию в период, предшест­вующий Кавказской войне и массовой депортации, носила масштабный ха­рактер. На демографической ситуации в Черкесии это не так сказывалось. Политическое и социальное влияние эмиграции на исторические судьбы народа было тем не менее существенным. Высокий статус адыгской дома-хаджирской диаспоры способствовал интеграции Черкесии в политико-культурное пространство османского мира. В XIX в. в связи с ужесточени­ем колониальной политики России в адыгском обществе сложился устойчи­вый стереотип восприятия османского государства как справедливого и удобного для проживания.

Турецко-черкесские отношения этого периода выстраивались, склады­вались не по типу межгосударственных, но из тысяч частных контактов, через выходы на службу (comitat) черкесов, торговые отношения, миссионер­скую деятельность османского духовенства в Адыгее, Кабарде, все нарас­тавшую моду в среде зажиточных анатолийцев (далеко не только турок) жениться на черкешенках. Благодаря этому династия Османов была тесно связана с черкесами. Анализ османских и российских источников позволил с точностью определить адыгское происхождение таких султанов, как Се­лим III (1789-1807), Махмуд II (1808-1839), Абдул-Меджид I (1839-1861), Абдул-Азиз (1861-1876) и Абдул-Хамид II (1876-1909). Мать Селима III валиде-султан Михр-и-шах являлась уроженкой Адыгеи. Она оказывала большое влияние на политический курс османского государства. Адаптация адыгских эмигрантов, вынужденных оставить родину в последние годы Кавказской войны, прошла под покровительством Абдул-Азиза. Его мать являлась уроженкой Кабарды.

Все грани османо-черкесских отношений XVI - первой половины XIX в. могут быть в перспективе отображены через призму генеалогического зна­ния. Тесные родственные связи османов и черкесов во многом способствова­ли адаптации махаджиров-изгнанников 1859-1864 гг. Только по официаль­ным данным, порядком заниженным, с Северного Кавказа было выселено в Турцию 500 000 адыгов, абазин и абхазов после Кавказской войны. В конце XIX - первой четверти XX в. сотни военных и политиков Турции являлись выходцами из черкесской общины. В этой связи персонификация истории адыгского зарубежья, введение в оборот научного кавказоведения макси­мального числа персоналий представляется весьма актуальной задачей.

В заключении подведены итоги исследования, сделаны обобщения и выводы, определены перспективы последующего осмысления темы. Основ­ные этнологические черты адыгского общества, тип социальной организа­ции Черкесии обуславливают значимость изучения отдельных биографий, генеалогического и этнокультурного взаимодействия с окружающими на­родами.

Основное содержание диссертации изложено в следующих публикациях:

Монографии

1. Махъсидэхэ я тхыдэ. 1542-1995. Налшык, 1996. - 160 с.

2. Хапцей, Пшичо, Азапшей. Фамильная энциклопедия. Нальчик, 1997. 350с.

3. Калибатовы. Фамильная энциклопедия. Нальчик, 1998. - 166 с.

4. Ажаховы. Фамильная энциклопедия. Нальчик, 1999. - 158 с.

Статьи

1. Касожский князь Редедя: реальности летописного сюжета // Эльбрус. Нальчик, 2000. № 1. С. 61 -69.

2. Адыги-черкесы и зарубежье: семейные и генеалогические связи // Рес­публика. Нальчик, 2000. № 1. С. 317-327.

3. Легенда и историческая действительность в генеалогических предани­ях малокабардинцев // Проблемы региональной ономастики. Майкоп, 2000. С. 170-173.