Книги раздела Электронная библиотека

Оглавление | Следующая»

Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование

 

Заслуженный ординарный профессор русского гражданского права и судопроизводства, почетный член Императорских университетов Святого Владимира и Юрьевского Иван Егорович Энгельман (1832–1912) (В.С. Ем, В.В. Вороных)

Заслуженный ординарный профессор русского гражданского права и судопроизводства, почетный член Императорских университетов Святого Владимира и Юрьевского

Иван Егорович Энгельман
(1832-1912)

Нестор русских цивилистов.

М.Я. Пергамент[1].

Работы выдающегося российского цивилиста Ивана Егоровича Энгельмана мало знакомы современным юристам. Между тем в конце XIX - начале XX столетия его имя стояло в одном ряду с именами таких известных ученых, как Д.Д. Гримм, А.М. Гуляев, Л.А. Кассо, М.Я. Пергамент, Л.И. Петражицкий, И.А. Покровский, Г. Ф. Шершеневич, и других исследователей, внесших серьезный вклад в развитие правовой науки и становление фундаментального юридического образования в России.

Иоганнес Энгельман родился 25 июля (7 июня) 1832 г. в Курляндии, в городе Митаве (Елгаве). В декабре 1850 г. он окончил гимназию, в августе 1851 г. поступил на юридический факультет Санкт-Петер-бургского Императорского университета.

Молодой человек с легкостью прошел весь курс обучения юридическим наукам. Под руководством знаменитого ученого-цивилиста Константина Алексеевича Неволина он серьезно занимался историей русского права и на последнем курсе, в возрасте 23 лет, представил дипломную работу <Систематическое изложение гражданских законов, содержащихся в Псковской судной грамоте>. И.Е. Энгельман смог настолько аргументированно истолковать отдельные выражения Псковской судной грамоты, продемонстрировал столь детальное знание языка и быта русского народа того времени, что сразу привлек к себе внимание профессуры. Его работа была удостоена золотой медали и опубликована за счет Санкт-Петербургского Императорского университета в 1855 г. Книга была воспринята научной общественностью как первое глубокое научное исследование великого правового памятника Древней Руси[2], представляющее собой целостное произведение, которое охватывало все институты и категории, содержащиеся в Псковской судной грамоте, что разительно отличало ее от других работ.

В 1855 г. И.Е. Энгельман блестяще закончил обучение в университете со степенью кандидата наук и поступил на службу в департамент министерства народной промышленности. Не останавливаясь на достигнутом, он успешно совмещал практическую деятельность с научной работой. В декабре 1859 г. вышло новое сочинение И.Е. Энгельмана <О приобретении права собственности на землю по русскому праву>, за которую он был удостоен степени магистра гражданского права.

В научных кругах заметили одаренного ученого. Одновременно ему поступило несколько интересных предложений. И.Е. Энгельман предпочел должность штатного доцента в одном из старейших учебных заведений Европы - Дерптском университете.

Выбор молодого ученого не был случайным. Дерптский университет основан в 1632 г. шведским королем Густавом II Адольфом, в честь которого получил название Academia Gustaviana. В 1690 г. его переименовали в Academia Gustavo Carolina. Город, где располагался университет, также имеет многовековую историю. Его основал Ярослав Мудрый в начале XI в. под названием Юрьев, с 1224 до 1893 г. он назывался Дерптом (Dorpat), в 1625 г. перешел к Швеции, в 1721 г. - к России, а с 1919 г. и до настоящего времени город именуется Тарту и находится в Эстонии.

В XIX столетии Дерптский университет был единственным университетом, имеющим дарованный императором 9 января 1865 г. устав[3], провозгласивший, что университет учреждается для общего блага Российской империи, в особенности для губерний Лифляндской, Эстляндской и Курляндской[4]. Это был первый персональный устав университета, поскольку ранее существовал только общий университетский устав 1863 г., распространявший свое действие на Московский, Петербургский, Казанский, Киевский (Святого Владимира) и Харьковский университеты, а с 1864 г. - и на Новороссийский университет (Одесса)[5]. В 1699 г. Дерптский университет перевели в Пярну, где в 1710 г. он прекратил свою работу, так как не мог нормально функционировать по причине постоянных войн, которые вела Швеция. Лишь в 1802 г. университет возродился для осуществления главного своего предназначения - служения науке, образованию, культуре.

Сохранившиеся списки студентов свидетельствуют, что только в период с 1632 по 1656 г. из стен университета вышли 1016 человек. Среди выпускников было много талантливых ученых, в том числе физики Г.Ф. Паррот и Х.Ф. Ленц, астроном Ф.Г.В. Струве, филолог К.С. Моргенштерн. В разное время в Тарту преподавали или учились такие выдающиеся ученые, как К.М. Бэр, Ф. Ленц, К.Ф. Ледебур, Б.С. Якоби, Н.И. Пирогов, В.И. Даль, Х. Абовян, К.К. Клаус, Н. Лунин, Р. Бухгейм, В. Оствальд и многие другие[6]. Из бывших студентов юридического факультета следует упомянуть: Е. Бреверна и Ф.Г. Бунге, служащего Собственной Его Императорского Величества канцелярии А. Лаубе; статс-секретаря С.Ю. Витте, главного директора, председательствующего в правительственной Комиссии народного просвещения в Царстве Польском А. Блока, управляющего Придворной конторой П. Гельмерсена; воспитателя великих князей Николая и Михаила Николаевичей Е.В. Унгерн-Штернберга[7]. В период с 1828 по 1839 г. при университете работал так называемый Профессорский институт, который готовил преподавателей для других российских университетов.

Дерптский университет отличался от большинства высших учебных заведений того времени всем статусом своей жизни. Среди студентов были русские, встречались представители местных национальностей Прибалтики, но преобладали прибалтийские немцы. Поэтому студенческий быт более напоминал немецкие, нежели русские университеты[8]. 12 января 1893 г. в университете были утверждены собственные <Правила для студентов и посторонних слушателей императорского Дерптского университета>[9], содержащие обязательные для всех обучающихся предписания, многие из которых актуальны и сегодня. Например, от студентов требовалось соблюдение приличий и вежливости, выражение одобрения или неодобрения преподавателям в аудиториях ни под каким предлогом и ни в каком виде не допускалось (ст. 18 § 53).

Дерптский университет имел несколько отделений. Кроме историко-филологического, физико-математического, юридического и медицинского, в университете существовал богословский факультет. На юридическом факультете Дерптского университета было учреждено четыре профессуры: 1) римское и германское (немецкое) право, прежде всего гражданское, или частное право; 2) действующее право Лифляндской губернии в связи с практическим, или действующим правоведением; 3) право Курляндской губернии; 4) право Эстляндской губернии и финляндское право, преподававшееся на одной и той же кафедре[10].

В начале XIX столетия преподавание наук, в том числе юридических, в крупных университетах велось преимущественно немецкими профессорами на немецком или латинском языках. Даже деловая переписка шла на немецком языке. Достаточно сказать, что кафедру русского права Петербургского университета в 1832 г. возглавил воспитанник Дерптского университета барон Е.В. Врангель, который, по воспоминаниям современников, довольно плохо знал русский язык.

Отечественная юриспруденция испытывала острый дефицит квалифицированных кадров. В период подготовки Полного собрания и Свода законов Российской империи Н.Н. Сперанский замечал, что обучение российскому законоведению в отечественных университетах доселе не могло иметь успеха из-за недостатка учебных книг и учителей, и прежде всего нужно снабдить каждый университет хотя бы одним, а лучше двумя русскими профессорами права, подготовленными исключительно для этого. Однако, полагал он, университеты мало приспособлены к такой подготовке. В них есть кафедры римского права, но в Петербургском, Харьковском и Казанском университетах это пустой обряд, ибо как учиться римскому праву без латинского языка? В других университетах успехов может быть больше: в Дерпте - в праве римском и немецком, в Вильно - в римском и польском, но, к сожалению, нигде в российском.

И.Е. Энгельман стал одним из первых профессоров именно русского права, благодаря которым была создана фундаментальная база российского юридического образования. Вместе с ним в Дерптском университете преподавали: профессор Ф.Г. фон Бунге; профессор И.А. Покровский; приват-доцент Д. Гримм, читавший курс лекций по внешней и внутренней истории римского права; А.С. Кривцов; магистр В.Э. Грабарь, который вел занятия по международному праву и был членом профессорского дисциплинарного суда; доцент К.Г. Бергбом, читавший курсы теории государства и права, основ новейшего административного права, международного права, а позднее - доцент Ф.В. Тарановский (история русского права), профессора римского права Е.В. Пассек и А.М. Гуляев, доцент Л.А. Кассо (церковное право)[11].

В декабре 1860 г. Совет Дерптского университета единогласно избрал И.Е. Энгельмана исполняющим должность экстраординарного профессора по кафедре русского гражданского права и судопроизводства. График преподавательской деятельности ученого был весьма насыщенным. Известно, что в первом семестре 1890 г. доктор И.Е. Энгельман читал лекции по русскому гражданскому праву и судопроизводству шесть часов в неделю, ежедневно по два часа давал консультации и принимал своих студентов[12]. С 1889 г. он неоднократно был деканом юридического факультета Дерптского (Юрьевского) университета. Еще в 1860 г. И.Е. Энгельману предлагали возглавить кафедру гражданского права в Училище правоведения, преподавать историю русского права в Александровском лицее. Несмотря на заманчивость этих перспектив, он оставался в Дерптском университете вплоть до 26 июля 1900 г., когда по собственному прошению вышел в отставку.

Преподавая в университете, И.Е. Энгельман продолжал научную деятельность. В 1867 г. в Дерпте вышла его докторская диссертация на немецком языке -, в 1868 г. она публикуется на русском языке под названием <О давности по русскому гражданскому праву>. Свой труд ученый перерабатывал и совершенствовал на протяжении более 30 лет. В 1901 г. вышло третье издание книги, существенно измененной и дополненной автором[13]. Именно это издание представляется на суд читателей.

Первое издание книги И.Е. Энгельмана увидело свет в разгар дискуссии о необходимости пересмотра законодательных норм русского гражданского права о давности. Не случайно в рецензиях на эту работу отмечалось, что труд И.Е. Энгельмана был встречен <с искренней радостью>[14]. Так, Н.В. Калачов писал, что приветствует российскую юридическую литературу с приобретением <нового дельного сочинения> по одному из самых важных и трудных отделов законодательства и практики[15].

Работа И.Е. Энгельмана знаменовала собой важный этап в развитии российской цивилистической науки. На основе глубокого знания источников автор провел глубокое сравнительное исследование норм римского права и законодательства ряда западных государств, проанализировал почти всю литературу, касающуюся данной проблематики, критически оценил судебную практику. В процессе написания работы автор перешел от чисто исторического анализа к историко-догматичес-кому. Рассматривая процесс становления науки гражданского права в России, Г.Ф. Шершеневич справедливо причислил И.Е. Энгельмана к ученым историко-догматического периода развития российской цивилистики. Действительно, внимание ученого было преимущественно обращено на догматику, но если возникала необходимость уяснить нормы действующего права, он углублялся в историю проблемы[16].

Как писал М.Я. Пергамент, работы И.Е. Энгельмана <О приобретении права собственности на землю по русскому праву> и <О давности по русскому гражданскому праву> были основаны на непосредственном и тщательном изучении исторических памятников и первоисточников, проникнуты духом строгой, неподражаемой школы его великого учителя - К.А. Неволина. Тонкий анализ, самостоятельность мышления, новизна и оригинальность многих выводов, крайне важных для развития науки, обширное и солидное знание предмета, безупречная научная добросовестность - все эти драгоценные качества воочию обнаружились в работах еще молодого тогда автора, показав, что в лице И.Е. Энгельмана русская наука приобрела образованнейшего, даровитого, замечательного юриста[17].

В публикуемом сочинении И.Е. Энгельмана содержится широкий обзор научной литературы российских и зарубежных авторов XIX в. по проблемам давности. Опираясь на глубокое знание немецких источников, И.Е. Энгельман привел скрупулезный обзор взглядов виднейших ученых: Савиньи, Дернбурга, Виндшейда, Регельсбергера и др. Исследование предваряется кратким изложением теорий давности, описанием развития теоретической и научной мысли по отношению к давности. Из всех значений, которые заключает в себе слово <давность>, особенно в историческом плане (обычаи празднований - братчина, постриги, именины; юридические права - права давности)[18], автор исследовал именно юридические аспекты давности.

Юридическую давность ученый подразделил на приобретательную (praescriptio acquisitiva) и погасительную (praescriptio exstinctiva). Он критически оценил господствовавшую в то время в правоведении теорию <общей>, или <отвлеченной> давности, согласно которой давность понимается как нечто общее, подлежащее применению одинаково во всех случаях ко всем возможным правоотношениям. Как заметил Н.В. Кала-чов, сторонники этой теории, с одной стороны, считали возможным подводить под давность все права, за исключением некоторых, с другой стороны, называли давностью истечение всякого срока, определенного законом или частным произволом, для действия известного права[19].

Теория <общей> давности в России была выдвинута Вельяминовым-Зерновым[20]. Наиболее последовательно она проводилась в сочинениях Бунге, Неволина, Варадинова, Любавского и других исследователей. Ее основными постулатами являлись два утверждения:

1) во-первых, все то, что может быть приобретаемо, можно приобрести также давностью;

2) во-вторых, все права погашаются неиспользованием имеющегося правомочия в течение срока давности.

Читая книгу И.Е. Энгельмана, мы можем проследить, как правоведы один за другим отказывались от этой теории и на основе анализа римских источников постепенно приходили к выводу, что исковая давность и давность владения - суть совершенно разные институты (с. 129-131[21]). Как показал И.Е. Энгельман (с. 115-116), еще в середине XIX в. известный немецкий романист Пухта подверг сомнению верность этой теории. Однако наиболее основательную критику начала отвлеченной давности встретили в знаменитом сочинении Ф.К. Савиньи <Система современного римского права> (System des heutigen römischen Rechts; 1841). Первым русским юристом, который на основании критики Савиньи отверг теорию общей давности, стал Д.И. Мейер (c. 129-130).

Доказав ошибочность теории <общей>, или <отвлеченной> давности, И.Е. Энгельман раскрыл значение давности в системе русского гражданского права. Блестяще владея историческим методом исследования, привитым ему К.А. Неволиным, он показал, как и когда в русском праве возник институт давности, каким образом исторический опыт может быть использован позднейшим законодательством.

До исследования И.Е. Энгельмана некоторые ученые полагали, что давность как таковая издревле существовала на Руси, упоминалась в Русской Правде, Вислицком статуте 1347 г. польского короля Казими-ра III, действовавшем на территории Польши и Западной Руси[22]. Между тем И.Е. Энгельман убедительно доказал, что среди источников русского права давность впервые упоминается только в Псковской судной грамоте и касается земли. По мнению И.Е. Энгельмана, до Псковской судной грамоты в русском праве давность существовала не как норма закона, а лишь в качестве правового обычая.

Изучая книгу И.Е. Энгельмана, внимательный читатель сможет познакомиться не только с рассуждениями автора на этот предмет, но также с любопытными формулировками договоров между великими князьями Московским и Тверским, Московским и Рязанским, которые исследователь приводит для подтверждения правильности своих выводов.

Ученый выяснил, что впервые исковая давность была нормативно закреплена во времена правления великого князя Василия I Дмитриевича (1389-1425), издавшего закон о погашении исков о праве собственности на землю и воду по истечении пятнадцатилетнего срока. Об условиях давности закон умалчивал. Законодательное различие между исковой давностью и давностью владения появилось в нормах ст. 316 т. Х Свода законов Российской империи 1832 г. Этот момент следует считать датой первого осознанного нормативного закрепления приобретательной давности в нашей стране. Однако давность владения, хотя и была признана официально законом, оставалась совершенно неразвитой (с. 194).

И.Е. Энгельман убедительно доказал, что давность есть институт гражданского права. Поэтому исковая давность не может применяться к публичным отношениям, в частности к отношениям, связанным с крепостным состоянием. Между тем возможность такого применения была ошибочно предусмотрена целым рядом указов Сената: от 11 августа 1805 г., от 7 января 1810 г. (с. 186). Лишь впоследствии случайная фраза законодателя[23] позволила сделать вывод, что крепостное состояние не подлежит давности (см. там же).

Теоретические выводы, сделанные И.Е. Энгельманом относительно правовой природы института давности, послужили отправной точкой для дальнейшего развития юридической науки, подразделяющей давность на <лишающую> права и <приобретающую> право, а в конечном счете - для победы над ошибочной, по мнению ученого, теорией отвлеченной давности.

И.Е. Энгельман впервые разграничил исковую давность (римскую usucapio) и судебный срок, исследовал соотношение исковой давности и времени. По его мнению, отсутствие упоминания о давности в разделе действующего закона о способах приобретения права собственности не является случайным пробелом или ошибкой. Напротив, законодатель осознанно признавал прежде всего давность иска, позволив тем самым лицу приобрести право собственности, хотя не непосредственно, а в силу потери такого права другим лицом в связи с истечением срока исковой давности. Таким образом, исковая давность одновременно стала способом прекращения права и способом приобретения этого права, что нельзя признать правильным.

Логичным продолжением рассуждений ученого явилась мысль о том, что давность владения (подобно римской usucapio) может и должна применяться только при наличии всех ее условий, в то время как исковая давность в этом случае не применяется. Однако, как заметил автор, по действующим в то время законам собственность могла быть приобретена вследствие исковой давности, причем вовсе не обязательно, чтобы имела место usucapio (с. 230). Таким образом, ученый сделал вывод об отсутствии в русском праве доказательств существования отвлеченной давности (c. 216).

В конце XIX столетия российское право не содержало указания, что давность владения является способом приобретения права собственности. Иногда в литературе говорилось о <превращении> владения в право собственности. По причине несовершенства действующего закона давность владения всегда применялась в виде исковой давности и не считалась способом приобретения права собственности. Поэтому на основании давности владения нельзя было приобрести право владения или получить право собственности на недвижимое имущество.

Ученые высказывали различные мнения по поводу роли и значения давности владения. Например, К.П. Победоносцев считал давность владения не способом приобретения права собственности, а лишь способом доказывания существования права собственности. По его мнению, давность владения имела самостоятельное значение, отличное от исковой давности[24].

И.Е. Энгельман тщательно проанализировал сферу применения римской usucapio и условия давности владения, установленные российским законом. Он впервые обратил внимание, что характерными признаками римской usucapio и ключевыми условиями давности владения являются добросовестность владения и не противоречащее закону основание этого владения. Между тем после кодификации 1857 г. нормы Свода законов Российской империи не требовали обязательного наличия этих условий для применения давности владения. Таким образом, по мнению ученого, давность владения, введенная в других законодательствах в защиту права и для ограждения интересов добросовестных владельцев, в российском праве стала <соучастницей преступления>, играющей роль <подстрекательницы и укрывательницы> (с. 280-281). Благо закон не требует justus titulus, значит, разрешил всякому сочинять себе произвольно основание владения (с. 290).

Обосновав установление добросовестности в качестве обязательного элемента института владельческой давности, И.Е. Энгельман сделал вывод, что при отсутствии данного требования не имеет значения, когда фактически началось владение, а важно, не истек ли установленный законом срок.

Изучая проведенный И.Е. Энгельманом анализ римских источников, современный читатель с удивлением обнаружит, что юридический состав давностного владения по римскому праву во многом схож с институтом приобретательной давности, закрепленным в действующем ГК РФ 1994 г. (ст. 234). Любопытно, что необходимость наличия добросовестности была закреплена еще правом Древнего Рима, а средневековое каноническое право добавило требование наличия добросовестности во все время осуществления давностного владения, а не только в момент приобретения данного владения, причем одно лишь сомнение в добросовестности владельца по каноническому праву не исключало bona fides (с. 121).

Вторая часть книги И.Е. Энгельмана названа <Догматическое изложение постановлений русского гражданского права о давности> и посвящена анализу положений действующего законодательства Российской империи. Автор указал, что давность владения как способ приобретения права собственности на недвижимые вещи впервые была установлена в решении Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената 1872 г. N 792 (с. 276, 395).

Ученый детально исследовал положения российского закона применительно к двум различным видам давности: давности владения, выделяя все элементы его состава, и давности исковой, рассматривая отдельные ее разновидности. Кроме того, он критически проанализировал обширную судебную практику. Как писал М.Я. Пергамент, нелицеприятные отзывы о сенатской практике по делам, связанным с применением давности владения, пестрят уже на страницах оглавления этой книги[25].

Предпринятый автором критический обзор различных точек зрения на квалификацию и определение каждого из элементов юридического состава давностного владения, подробное изложение их в данной работе представляют несомненный интерес не только для узких специалистов, но также для всех студентов, интересующихся проблемами гражданского права.

В процессе чтения книги нас поражает смелость и добросовестность ученого. И.Е. Энгельман не боялся опровергать своих учителей, если считал ошибочной их точку зрения. В частности, он возражал К.А. Неволину, так как считал сильно преувеличенным влияние Литовского статута на установление Екатериной II десятилетнего срока исковой давности по гражданским делам (c. 178).

В то же время ученый прямо и честно признавал собственные ошибки, демонстрируя редкое качество - самокритичность. Например, он признал ошибочным свое утверждение, что <при давности владения право собственности переходит в силу самого закона без ввода и без совершения акта>, хотя оно было основано на норме закона. Как писал сам автор, <исследования о давности убедили меня, что я ошибся, и на практике закон о <превращении> не осуществляется> (с. 260).

Современного читателя поражает глубина проведенного И.Е. Энгельманом анализа конструкции давности в ее историческом развитии. Ученый впервые доказал, что исторически давность владения была закреплена значительно позднее, нежели давность исковая. Его труд стал мощным фундаментом, на котором в дальнейшем было построено и получило законодательное закрепление учение о давности владения как способе приобретения права собственности в русском гражданском праве. За много лет до появления в ГК РФ 1994 г. института приобретательной давности (ст. 234) ученый доказал необходимость наличия добросовестности владения как обязательного условия для применения дав-ности владения.

Некоторые положения книги читатель может оценить как внутренне противоречивые. Так, И.Е. Энгельман указывал, что давность служит в качестве доказательства права собственности и для приобретения права собственности. Однако приведенное суждение только кажется противоречивым. В этом легко убедиться при внимательном ознакомлении с историческим материалом, положенным И.Е. Энгельманом в его обоснование. Даже после решения Сената 1872 г. в силу отсутствия детальной законодательной проработки давность владения иногда смешивалась с исковой давностью. Как указывал И.Е. Энгельман, по русскому праву при равных сроках и условиях, т.е. при неразвитости давности владения, приобретательная и погасительная давность фактически совпадали. Если первый давностный владелец оставлял занятую землю и его владение прекращалось, то вместе с тем прекращалось и течение давности по иску собственника, и он опять владел принадлежащим ему имуществом, хотя бы продолжал не прикасаться к нему: он собственник, а потому волен пользоваться или не пользоваться своей вещью. Если бы кто-либо вдруг завладел его землей, то для него снова возникла бы необходимость предъявлять иск для защиты своего права, а если иск не будет предъявлен, то по нему началось бы течение давности (с. 392).

В работе И.Е. Энгельмана есть много суждений и выводов по проблемам, которые без особого риска ошибиться можно смело отнести к числу <вечных>. так, например, он утверждал, что исковая давность погашает право. Подобная позиция подвергнута аргументированной критике в многочисленных исследованиях[26]. С ней можно соглашаться или не соглашаться, но нельзя не отметить мастерства И.Е. Энгельмана при ее доказывании.

Современники высоко оценили титанический труд ученого. В своей книге <Приобретательная давность по русскому и остзейскому гражданскому праву, равно по проекту Гражданского уложения> (Варшава, 1913) П.В. Попович постоянно ссылался на работу И.Е. Эн-гельмана, а многие сделанные им выводы считал если не аксиомами, то аргументированными и доказанными научными положениями.

В книге <Развитие русского права в первой половине XIX века> профессор И.Е. Энгельман в историческом плане указан как ученый, исследовавший возможность и порядок приобретения права собственности в силу давности или давностного владения[27].

Публикуемая работа И.Е. Энгельмана затрагивает сложнейшие аспекты цивилистической науки. Поэтому при ее изучении важно избежать односторонности в понимании изложенного материала. Не все современники И.Е. Энгельмана смогли до конца понять эту работу. Например, Н.В. Калачов, полемизируя с ним, сделал вывод, что давность должна иметь в законодательстве главное значение в качестве средства защиты против иска, как и понимало ее первоначально римское право[28]. То есть важнейший тезис И.Е. Энгельмана о коренном различии между исковой давностью и давностью владения отбрасывался без должного обоснования.

Следует заметить, что И.Е. Энгельмана нельзя считать только цивилистом в строгом смысле этого слова. На протяжении своего творческого и профессионального пути этот талантливый ученый интересовался многими проблемами в самых разных областях правоведения. В 1875 г. И.Е. Энгельман публикует обстоятельную историко-правовую рецензию на работу А. Никитского <Очерк внутренней истории Пскова>. Проблемам государственного права был посвящен его труд, вышедший в виде крупной монографии в 1889 г. во Фрейбурге в издании Marquardsen`а и получивший широкую известность. Не было чуждо И.Е. Энгельману и русское уголовное право. Знание немецкого языка позволяло ученому печатать ряд своих работ за рубежом. Его весьма содержательные статьи, посвященные отдельным вопросам уголовного права, можно найти во многих немецких изданиях.

Большое внимание он уделял также гражданскому судопроизводству. Его исследование в этой области было опубликовано в 1896 г. на немецком языке в Берлине под названием. Позднее И.Е. Энгельман специально переработал первую часть этой книги и создал <Учебник русского гражданского судопроизводства>, опубликованный в 1899 г. как учебное пособие для преподавания и воспитания молодого поколения юристов. Третье издание данной работы увидело свет в 1912 г. под названием <Курс русского гражданского судопроизводства>.

Сказанное свидетельствует, что профессор И.Е. Энгельман являлся поистине энциклопедистом правовой науки.

Личность И.Е. Энгельмана как ученого многогранна. Многие исследователи по праву считали его <последним могиканом русской ветви исторической школы, ведущей свое происхождение от Савиньи и Неволина>[29]. Хотя рассматривать И.Е. Энгельмана как представителя сугубо исторической школы права вряд ли правомерно, особенно принимая во внимание его энциклопедичность. Так, Ф.М. Дмитриев в рецензии на труд И.Е. Энгельмана <О приобретении права собственности на землю> заметил, что отличительная черта профессора - <исключительно экономический> взгляд на исследуемые правоотношения[30]. По мнению Г.Ф. Шершеневича, И.Е. Энгельман выделялся из числа других юристов своим умением сочетать экономическую точку зрения с глубоким юридическим анализом[31].

И.Е. Энгельман всегда критически относился к существующему правопорядку, искусно использовал сравнительно-исторический метод, показывая направления возможного совершенствования законодательства.

Профессор И.Е. Энгельман был прекрасным педагогом, который воспитывал своих учеников как свободно мыслящих профессиональных юристов. Он подчеркивал, что отвлеченная догматическая схоластика не должна иметь место в правовой науке. Юриспруденция чужда буквоедства, сопровождаемого стремлением основывать каждое право, каждое определение суда на специальной статье закона. Правовед обязан мыслить логически, соотносить частные нормы с общими понятиями и принципами права, на основе которых он должен самостоятельно выводить правила при наличии пробелов в законе. Юрист вправе критиковать действующее право с точки зрения последовательности проведения в жизнь положенных в основу закона общих начал и степени приспособленности устанавливаемых им частных правил к достижению преследуемых им целей[32]. Сказанное И.Е. Энгельманом является чрезвычайно актуальным и в наши дни.

По свидетельству современников, профессор И.Е. Энгельман обладал не только величайшим трудолюбием и редкой профессиональной работоспособностью. Он был необыкновенно отзывчивым человеком, испытывающим внутреннюю психологическую потребность откликнуться и отреагировать на все наболевшие вопросы правовой науки и практики.

Помимо научной и преподавательской деятельности И.Е. Энгельман на протяжении ряда лет (1867-1892 гг.) был редактором юридического журнала, с 1893 по 1896 г. - редактором сборника. Известны его многочисленные статьи в различных зарубежных изданиях, на страницах которых автор знакомил западноевропейских ученых с новой русской юридической литературой. Перу И.Е. Энгельмана принадлежит ряд биографий русских государственных деятелей в за 1884, 1881 и 1888 гг. Среди них биографии Сиверса, Державина, княгини Дашковой и др.

Признанный юридической общественностью, Иван Егорович Энгельман был удостоен звания заслуженного профессора и почетного члена университетов Святого Владимира и Юрьевского. За заслуги перед Отечеством И.Е. Энгельман был награжден орденом Святого Станислава I степени, орденом Святого Владимира III степени, орденом Святой Анны II степени, медалью 1853-1856 гг. на Андреевской ленте[33]. Между тем в трехтомном Энциклопедическом словаре под редакцией М.М. Филиппова фамилия Энгельмана была лишь упомянута со ссылкой <юрист>[34].

Осенью 1912 г. профессора Ивана Егоровича Энгельмана не стало. Изучая его творчество, мы понимаем, что своим многочисленным ученикам и слушателям он передавал не только знания, но пробуждал в них подлинный интерес и любовь к правовой науке. Своим личным примером он приучал их к аналитической работе, убеждая, по словам М.Я. Пергамента, в <неизмеримой ценности устойчивой правовой культуры>, делился с аудиторией и последователями <бодрящей верой в постепенное совершенствование начал и условий правового существования>[35].