Последствия для общественного развития

 

Благодаря тому, что в основание веры и всей жизни кладется Священное Писание, которое невозможно свести ни к формальным догматам, ни к формальным правилам, в протестантизме, как уже говорилось, приветствуют достаточно сильные адогматические и аформалистические тенденции, неизменно "срывающие" всякое стремление к формализации Протестантизм выходит на дорогу постоянной "секуляризации изнутри", а также духовного движения, обновления. Данный момент является очень важным для нашего изложения. Дело в том, что процесс "секуляризации изнутри" идет не сам по себе, а является ответом веры на накопление естественно-научных знаний и постоянные изменения обстановки, которые происходят именно в христианском мире, а не в исламском или буддийском.

 

"Секуляризация изнутри" есть процесс взаимной адаптации, интеграции веры и знания, которые поддерживают и обогащают друг друга. Как уже говорилось, утверждение протестантизмом принципиальной открытости библейского текста ко все более глубокому его изучению имеет своим следствием изучение окружающего мира, то есть развитие науки и техники. (Наука может развиваться и в странах, где библейский текст закрыт для свободного исследования, но в этом случае наука будет неизбежно противопоставляться вере, как свобода - несвободе). В свою очередь достижения науки будут оказывать воздействие на характер понимания и толкования Священного Писания. Тем самым не будет происходить нарастания напряжения между двумя сферами человеческого духа - верой и знанием, - а будет формироваться знающая вера и верующее знание.

 

Автор совсем не хочет быть понятым в том смысле, что лишь в протестантских странах возможно такое гармоническое развитие веры и знания. Речь идет лишь о том, что исторические страны, пережившие Реформацию, действительно оказались более открытыми для "секуляризации изнутри". В дальнейшем влияние Реформации, в смысле адогматического обращения со Священным Писанием, имело и продолжает иметь место как в католических, так и в правоспавных общинах.

 

В этом смысле и вся вообще современная наука - детище именно христианства (точнее, иудео-христианства), поскольку именно Библия впервые привносит в человеческое сознание идею о направленности мирового процесса к некой цели, в противоположность представлению о его цикличности, характерному для всякого языческого и вообще нехристианского сознания.

 

Научный взгляд на мир имеет одно важное следствие: исходя из него, человек все более и более научается отделять явления мира материального от жизни духа. В первом присутствует закон необходимости, во втором - божественная свобода. Становится все более ясным, что в окружающем нас бытии принадлежит сфере, познаваемой разумом, а что выходит за рамки компетенции научного исследования и вообще всякой попытки рациональной объективации и, следовательно, не может быть раз и навсегда сформулировано, определено и установлено. В наше время мы гораздо увереннее можем провести ту черту, перед которой, по выражению одного из Отцов Церкви, разуму следует остановиться в благоговейном молчании. В этом смысле одинаково наивно выглядят как стремления материалистов свести всю жизнь человека лишь к биохимическим процессам, так и стремления некоторых богословов философски обосновать, исходит ли, например, Святой Дух только от Отца или от Отца и Сына. Иными словами, сфера веры и сфера знания современным человеком различаются лучше, чем во все предыдущие столетия. И это есть несомненное благо как для веры, так и для знания.

 

Процесс "секуляризации изнутри", характерный для протестантизма, имел и другие важные последствия. Воспитанный протестантизмом человек, по сравнению с человеком средневековья, более строго относится к моральным вопросам, упорнее трудится, более самостоятелен, больше доверяет своему разуму, менее традиционен, больше открыт к будущему. Таким образом, протестантизм расшатывал феодальные иерархии и способствовал развитию буржуазного общества. Поэтому первыми на путь буржуазно-демократического развития выходят протестантские страны, и развитие их эволюционное, они практически не знают характерной для католических и православных стран традиции буржуазного антиклерикализма. Для католических (и православных) стран характерно, наоборот, некоторое замедление темпов буржуазного развития, которое впоследствии приводит к политическим и духовным взрывам.

 

Идеология буржуазных революций в католических странах, всегда более поздних, чем в странах протестантских, где они в той или иной степени совпадают с Реформацией, является уже антихристианской с мощными "псевдорелигиозными элементами". Вот какую характеристику "псевдорелигиозным элементам" Французской революции дал Энгельс. "Это было, - писал он, - теологическое мировоззрение, которому придали светский характер. Место догм божественного права заняло право человека, место Церкви заняло государство" ("Юридический социализм", Маркс, Энгельс, соч., т. 21). Очень сходные процессы происходили и в России, где победившая партия активно насыщала жизнь псевдорелигиозными элементами, имевшими явные аналогии в отвергнутом Православии.

 

Здесь мы подошли к очень важному явлению, которое можно назвать сохранением системы ценностей. Явление это состоит в том, что ценности, сформировавшиеся в эпоху становления той или иной нации, продолжают сохраняться, несмотря на всевозможные изменения социальных, экономических и политических условий. Так, например, особенности американских протестантских церквей оказали большое влияние на социальную жизнь и отношение людей к социальной жизни - влияние тем большее, что и другие факторы - специфические условия колониальной жизни в Америке - действовали в том же направлении. Так, идея ценности социального успеха, юридического равенства, святости договора и закона продолжает сохраняться в Америке и в настоящее время.

 

Идея юридического равенства имеет своим истоком кроме идеи равенства всех людей перед Богом также веротерпимость, довольно рано сложившуюся в американских колониях. Веротерпимость является одним из ярких примеров тех особенностей общественной жизни, которые, складываясь в сфере религиозной, переходят затем в сферу общественных отношений. Так, в XVII в. американские конгрегационалисты, составлявшие большинство среди христиан в колониях, отнюдь не были терпимыми, например, к баптистам и квакерам. Однако сами условия колониальной жизни и религиозная установка большинства переселенцев, покидавших Европу прежде всего именно ради религиозной свободы, привели к тому, что взаимная веротерпимость колонистов стала просто требованием жизни. Именно факт веротерпимости сделал возможным в 1800 году первый в мире случай мирного перехода власти от одной партии к другой в результате выборов. Можно думать, что здесь же лежат истоки той мысли, которая была высказана победившим кандидатом (Джефферсоном) в его инаугуральной речи и могла быть "услышана" аудиторией: "...не каждое различие во мнениях есть различие в принципах"...

 

Отношение к социальному успеху. Труд, как и вообще повседневная жизнь, становится в протестантизме, особенно в кальвинизме, основной сферой, в которой спасение становится зримым. Но это меняет отношение к успеху, который приносит труд. Кальвинизм никогда не утверждал, что богатый спасается, а бедный погибает. И тем не менее, плод труда - успех - приобретает особое значение. "Зарывать в землю таланты" - грех, так как в таком случае человек делает для славы Божией меньше, чем он может. Наоборот, трудиться и добиваться успеха - путь спасения, долг. О том, как ценность успеха сливается в США с религиозными взглядами и получает религиозное освящение, говорят данные одного опроса: 60 процентов белых протестантов и 55 процентов католиков считают, что Богу нравится, когда человек стремится выше и выше по общественной лестнице.

 

Отношение к "договору". "Договорная теология" - явление очень характерное, особенно для.раннего протестантизма. "Договор" - это тот же Завет, который Бог в Библии заключает с Авраамом. Ветхозаветные книги, которые в XVI-XIX веках читались протестантами и почти не читались католиками, содержат множество примеров, когда Бог поощрял верность Израиля Завету и, наоборот, карал за отступление от него. Подражая в жизни примерам из Священного Писания, христиане-протестанты, естественно, стремились строить отношения с Богом и ближними также по принципу "договора", что наиболее способствовало развитию республиканской формы правления. Впрочем, здесь возникает вопрос: не предполагает ли сама по себе ситуация переселения республиканских форм политического устройства, независимо от религиозных взглядов переселенцев? По-видимому, - да. Напрашивается аналогия с политическим устройством казачества, где также создавались выборные органы со сменяемостью выборных лиц. Однако республики американских колонистов (впоследствии штаты), помимо ситуации переселения, имеют свой прообраз в устройстве религиозных общин, и республиканское устройство органически вытекало из особенностей религиозных взглядов и становилось впоследствии самостоятельной "ценностью". Республиканский строй казачества, напротив, никак не был связан с их православной верой, и поэтому он не превратился в принцип, в "ценность". Это видно из того, что при всей приверженности к выборным органам казаки, если бунтуют, то не во имя республики, а во имя "доброго царя".

 

В этом суть процесса сохранения системы религиозных ценностей или, лучше сказать, "секуляризации ценностей", когда тот или иной принцип, сложившись на основании религиозных взглядов, переходит впоследствии в систему гражданских отношений. В этом процессе имеются и свои "родимые пятна". Идея равенства, порожденная отрицанием церковной иерархии, равенством всех уверовавших перед Богом и колониальными условиями, способствовавшими уничтожению феодальных иерархических связей, странным, на первый взгляд, образом уживалась с характерным для большинства американцев (за исключением квакеров) бесчеловечным отношением к неграм и индейцам. Отношение гораздо более жестокое, чем у католиков-испанцев, бразильцев и франко-канадцев. У последних довольно много смешанных браков, у англо-американцев их почти нет.

 

Эта особенность во многом связана с кальвинистскими корнями американской ценности равенства. У католиков иерархия Церкви психологически порождает иерархию спасения. Отсутствие иерархии спасения у кальвинистов подразумевает полное равенство спасенных, но оно же порождает полное неравенство с "погибшими". По мере секуляризации идея равенства спасенных может перейти в идею политического равенства. Но если по каким-либо причинам на какую-либо группу идея равенства не распространяется, то никаких "полутонов" не возникает. Католик легко может признать человека человеком и христианином, не признавая его равенства с собой, - для кальвиниста это невозможно. Сочетание демократизма с полным непризнанием равенства негров и белых было и есть еще в одном кальвинистском обществе - обществе буров. Сейчас в ЮАР система апартеида осуждается англиканской и другими Церквами и не осуждается, а, наоборот, поддерживается реформатской бурской Церковью. Впрочем, в самое последнее время и здесь как будто произошли изменения в сторону признания прав человека.

 

Мы упомянули об этой особенности американского общества (отношения между белыми и цветными), казалось бы, выпадающей из нашей темы, потому что она представляет собой яркий пример того, как какие-то "просчеты" в религиозных представлениях в прошлом порождают почти неразрешимые социальные проблемы в будущем, каковой является проблема взаимоотношений белых и цветных в США ("черная" преступность, негритянские гетто и др.).

 

Если посмотреть с этой точки зрения на нашу страну, то нетрудно увидеть, как в советском обществе до недавнего времени в секуляризованном виде удерживались многие "православные ценности", сложившиеся еще в московский и петербургский периоды нашей истории. Идее единственно "истинной веры" соответствовала идея "единственно верного марксистско-ленинского учения". Вера в непогрешимость любых действий Церкви, несмотря на греховность отдельных ее членов, имела своей аналогией веру в непогрешимость партии, несмотря на возможность "отдельных ошибок" со стороны "отдельных" руководителей. Слабое представление о важности личного решения и личной ответственности в вопросах веры имело и имеет своей аналогией пониженное чувство личной ответственности в жизни вообще ("как все - так и я"). Обязательности в прошлом почти поголовного крещения соответствовало почти поголовное обязательное прохождение через октябрят, пионеров, комсомольцев, практически столь же формальное. Обязательности в прошлом участия в праздничных богослужениях государственных служащих соответствовало обязательное, пусть формальное, присутствие на профсоюзных собраниях, субботниках, демонстрациях и т. п. Подобные параллели можно было бы расширить и углубить, но, вероятно, в этом нет особой необходимости.

 

Главное, что хотелось бы подчеркнуть и ради чего, можно сказать, написаны эти заметки, - первичность религиозных ценностей. История каждого народа идет по тому или иному пути, находясь в зависимости не только от географических, этнографических и внешнеполитических факторов, но также в значительной мере от факторов религиозных.

 

От того, какая вера исповедуется тем или иным народом, и от того, как наставляется народ в этой вере, зависят избираемые народом практические формы правления, характер экономической деятельности, вся система нравственных ценностей, которыми народ живет в повседневной жизни, словом, зависит судьба всего народа и каждого отдельного человека.

 

Вера может быть самой пламенной и все же оставаться христианской лишь по форме, а не по духу. Этому есть замечательный пример в Новом Завете (Лк. 9, 49-56). Иисус проходил с учениками через Самарию, и в одном селении жители не приняли их, так как они имели вид паломников в Иерусалим.

 

Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали:

Господи! Хочешь ли ты, скажем, чтобы огонь сошел с неба

и истребил их, как и Илия сделал? Но он, обратившись к ним,

запретил им и сказал:

не знаете, какого вы духа;

ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие,

а спасать. И пошли они в другое селение.

 

Необычайно пламенная вера была у любимого ученика. И пример для подражания вполне возвышенный - сам пророк Илия. Но не было самого главного, чего Бог хочет от нас, - духа любви и прощения, того духа, который только и может спасти души человеческие.

 

Да будете сынами Отца Вашего Небесного;

ибо Он повелевает солнцу Своему

восходить над злыми и добрыми

и посылает дождь на праведных и неправедных.

(Мф. 5: 45)

 

Тезис о том, что наш народ воспитан Православием, является общим местом. Но попробуем отнести за счет Православия не только положительные качества нашего народа, как это обычно делается, - религиозность, смирение, долготерпение, доброту, отзывчивость, дух общинности и проч., - попробуем хотя бы только поставить вопрос: а не имеют ли своим источником то же Православие такие качества, как легкое впадение в жестокость, низкая инициативность, слабое чувство личной ответственности, стремление быть "как все" (конформизм)? Нельзя ли допустить, что одной из причин таких качеств могло быть слабое внимание в бытовом Православии к личностному началу в человеке?

 

Такая, казалось бы, безобидная вещь, как насильственное причащение младенцев (причем не грудных, а лет 5-6), не порождает ли убеждение, что насилие и принуждение, если они совершаются для блага принуждаемых, - вещи вполне допустимые? Не получается ли так, что такое отношение к причащению младенцев, кроме магического восприятия таинства, исторически оборачивается пренебрежением к человеческой личности, к праву человека сознательно, со страхом Божиим и верою приступать к главнейшему христианскому таинству?

 

А имевшее место в прошлом и упорно удерживаемое многими современными православными убеждение, что все неправославные христиане непременно еретики и ни в коем случае не спасутся, - не имело ли оно своим следствием крайнюю жесткость религиозной системы, которая, как рассматривалось выше, приводит к "взрывам" в историческом развитии общества и таким образом становится ответственной за атеизм и революции? Кроме того, неприязненное отношение к христианам других исповеданий имеет неизбежным коррелятом в обществе неприязненное отношение вообще ко всем "не нашим" и оправдание по отношению к ним любых жестокостей.

 

И о каком "мире всего мира" может идти речь, если даже христиане до сих пор разобщены и раздроблены, а стремление к единству - экуменическое движение - многими ортодоксами рассматривается как "диавольские козни", как чуть ли не самая главная опасность для "истинной веры" в наше время. Но разве случайно в нашей православной литургии прошение "мира всего мира" мудро соединено с прошением о "благосостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех"? Ясно, что если не будет мира и духа Христова в жизни христианских Церквей, то и не будет действительного мира на земле, поскольку не будет тех самых сил, которые призваны этот мир обеспечивать.

 

Таким образом, стремление к тому, чтобы наша Православная Церковь как можно больше соответствовала духу Евангелия, это не вопрос вкусов и личных предпочтений, а вопрос следования за Истиной, за Христом, вопрос будущего нашего народа.

 

В сочинении "О духе законов" (1748 г.) Монтескье писал: "Принципом демократии является добродетель, так как гражданами руководит чувство любви к отечеству и равенству; признаком монархии является честь; принципом деспотии - страх".

 

Из этих человеческих чувств Православие менее всего говорило о любви к равенству. Между тем именно равенство между всеми учениками Христа было одним из совершенно новых принципов, принесенных в мир Евангелием:

 

...вы знаете, что князья народов

господствуют над ними,

и вельможи властвуют ими;

но между вами да не будет так:

а кто хочет быть между вами большим,

да будет вам слугою…

(Мф. 20: 25-26)

 

В традиционном Православии много говорилось и говорится о страхе Божием. Но если проповеди страха не сопутствует весть о любви Бога к нам, то душа человеческая остается в состоянии ветхозаветном, не согретая светом Евангельской вести. Отсюда нравы, поступки и вся религиозная жизнь людей будут проходить в рамках ветхозаветного создания. Кроме того, в минувших веках страх Божий проповедовался чаще всего в целях насаждения страха человеческого. Следствием такой ориентации было постоянное соскальзывание в деспотию и почти полное отсутствие склонности к демократии, недоверие к ней и неспособность к эффективному использованию демократических институтов даже тогда, когда таковые возникали.

 

В следующей, заключительной главе будут рассмотрены конкретные меры, которые, как полагает автор, могли бы сделать Русскую Православную Церковь более соответствующей духу Евангелия и полнее утолить духовную жажду многих тысяч наших современников.

 

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

 

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЦЕРКВИ

Итак, внутреннее состояние нашей Русской Православной Церкви, во всяком случае на протяжении всего XIX в. и вплоть до настоящего времени, очевидно, говоря словами Голубинского, скорее, тема не для хвалебных од, а для скорбных элегий. Тем не менее самое важное и значительное то, что, благодаря милости Божией и верности всего церковного народа - священнослужителей и мирян, - Русская Православная Церковь сохранилась и как одна из крупнейших мировых христианских Церквей, и как один из общественных институтов, имеющий высокую значимость в глазах собственного народа (независимо от принадлежности к ней). Результаты социологического опроса в 1990 г. показали, что армия и Церковь - два института, пользующиеся наибольшим доверием у народа (75 и 55 процентов населения, соответственно, доверяют им целиком). Однако нами, верующими, это должно восприниматься не как оценка наших заслуг в прошлом, а как вотум доверия на будущее. В самом деле, если вдуматься в приведенные выше результаты, то ясно, что в глазах народа Церковь оказалась даже на первом месте как носительница некой идеи. Армия ведь не несет сама по себе никакой определенной идеи, а выступает лишь гарантом безопасности. Следовательно, в обстановке практически полного крушения господствовавшей свыше 70 лет коммунистической идеологии более половины населения надеется на то, что именно Русская Православная Церковь своим учением заполнит образовавшийся вакуум. Это совсем не значит, что все люди уверовали в Бога и с завтрашнего дня станут усердными прихожанами ближайшего храма. Но это означает, что народ в значительной части готов слушать то, что скажет ему наша Церковь.

 

Нам, верующим людям, дан небывалый по значимости исторический шанс - стать участниками обращения нашего заблудшего народа к Богу и к Иисусу Христу, стать работниками на колоссальной ниве Божией.

 

"Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом", - говорит псалмопевец (Пс 2, 11). Очень важно в таком ответственнейшем положении оценить все, что нам будет мешать в этом деле, и все, что будет ему содействовать, все, что следует нам удалить от себя, и все, к чему следует обращаться.

 

Прежде всего важно понять следующее. Для всех уверовавших не должно быть противопоставления - Церковь и мы (то есть думающие верующие православные христиане). Вместо этого должно быть четкое осознание того, что Церковь - это мы все. От того, кто будет посещать наши храмы, зависит, какой будет наша Церковь. Если мы будем оставаться в стороне, ожидая, пока с Церковью произойдет что-то такое, что позволит нам в нее войти, то не произойдет ничего. Вместо этого пусть каждый спросит себя: "А что лично я сделал для того, чтобы наша Церковь стала ближе к тому состоянию, которое представляется для меня более же данным?"

 

Самим фактом посещения богослужения, хотя бы раз в неделю, мы не только получаем в храме молитвенную поддержку и духовное наставление, но и вносим нечто в церковную жизнь. Присутствие каждого человека где либо - это его вклад в духовную атмосферу собравшихся. Если в храмы будут ходить одни бабушки, то это и будет церковь бабушек. Если же туда будут ходить и интеллигентные, культурные люди, рабочие и многие, многие другие, то она станет церковью всего народа. Отношение пастырей к своей пастве в таком случае неизбежно будет иным.

 

Изменения в Церкви происходят не только благодаря решениям соборов, энергичным действиям отдельных иерархов или государственных деятелей. Почвой для изменений служит настроение самих верующих. В этом смысле все христиане ответственны за состояние той Церкви, к которой они принадлежат, различия лишь в степени ответственности. Однако каждый вносит свою лепту в общее дело. Каждый член нашей Церкви может занимать либо пассивную, бездумную позицию, принимая все как есть, и тогда наша Церковь довольно скоро рискует превратиться в этнографический памятник старины, либо активную, то есть не оставаться безучастным к образовавшемуся в Церкви разрыву между тем, что есть, и тем, что должно быть. Это значит - хотеть лучшего для Церкви, думать об этом, молиться, быть всегда честным в признании недостатков церковной жизни. Чем больше таких думающих христиан, тем больше надежды, что Церковь не будет стоять на месте, что в ней будет создаваться новая атмосфера, благоприятная для пробуждения к служению и жизни в подлинно евангельском духе.

 

Каковы же те главные проблемы, которые, по мнению автора, стоят перед нашей Церковью?

 

 

Христоцентризм

 

Самое первое и самое главное: в центре нашей личной и церковной жизни, в центре всего должен быть Иисус Христос. Это вроде бы очевидно. Но чаще всего забывают о самых очевидных вещах. Когда мы в опасности, оставлены другом, словом, когда нам плохо, что занимает наше сердце? Разве не наше собственное состояние? И разве не становится выходом из него именно "воспоминание" об Иисусе, возвращающее Его на престол нашего сердца? Через одно это мы получаем поддержку и одобрение.

 

Именно через Иисуса лежит самый близкий и единственный путь к Небесному Отцу, и именно в обретении этого пути и заключен главный смысл того, что Иисус был явлен миру. Узнавая Иисуса через Священное Писание, через нашу молитвенную жизнь, через опыт других христиан, содержащийся в Священном Писании и религиозных книгах, мы все больше узнаем Бога.

 

И когда мы отправляемся на совместную молитву в храм, мы также не просто "приходим в церковь", а собираемся для встречи с Иисусом, чтобы прославить Его, принести Ему нашу любовь и наши нужды. Церковь в этом смысле есть собрание верующих в Иисуса Христа, цель которых - общение с Ним и через Него с Отцом и друг с другом. Поэтому каждое посещение церкви должно иметь такую духовную ориентацию. Почитая Богородицу и святых, необходимо всегда помнить, что Дева Мария и все святые, прославившие Христа и Церковь подвигами веры, - наши помощники в приближении ко Христу, в молитве к Нему. И хотя теоретически это имеется в виду, в практике церковной жизни нередко забывается.

 

Необходимо, чтобы мы не просто помнили, но и хорошо понимали всю важность слов Иисуса:

 

где двое или трое собраны во имя Мое,

там Я посреди них.

(Мф. 18: 20)

 

Именно тогда, когда мы собираемся во имя Иисуса, Он будет посреди нас.

 

Итак, Иисус опять сказал им:

истинно, истинно говорю вам: что Я - дверь овцам.

…Я есть дверь! Кто войдет Мною, тот спасется…

(Ин. 10: 7,9)

Именно Иисус, молитвенное общение с Ним есть та дверь, за которой лежит путь ко спасению, и ничто не должно заслонять эту дверь, подменяя собою вхождение в нее, - ни почитание Девы Марии и святых, ни страстное стремление к "послушанию" духовному отцу или какому-либо старцу, ни даже Церковь, которая нередко становится как бы отдельной, самостоятельной ценностью.

 

Под Церковью, к сожалению, у нас чаще всего понимают не Вселенскую Церковь, включающую в себя всех верующих во Христа, Истинного Сына Божия, а только нашу Русскую Православную. При этом в отношении к Церкви нередко присутствует неверный акцент. Благодаря книге отца Павла Флоренского "Столп и утверждение Истины", это определение Церкви, данное святым апостолом Павлом (I Тим. 3, 16), широко известно. Но многие все же забывают то, что становится очевидным, если вдуматься в эти слова. А именно: Церковь не является Истиной сама по себе. Столп означает колонну, то есть нечто поддерживающее своды здания. Церковь есть то, что здесь, на земле, удерживает и утверждает Истину. А Сама Истина - Господь Иисус Христос.

 

В другом месте апостол Павел говорит, что Бог поставил Иисуса Христа "выше всего, главою Церкви, которая есть тело Его, полнота, наполняющая все во всем" (Еф. 1, 22- 23). Продолжая это сравнение, можно сказать, что именно Иисус Христос есть душа и дух Церковного тела. Отдавая должное телу, мы не должны создавать "культ тела", помня о том, что задача тела - служить духу, живущему в нем.

 

Далее, в том же Послании к Ефесянам Павел дает замечательный образ, восходящий к ветхозаветным поэтическим образам отношений народа Израильского и Бога, как отношений жены и любящего мужа (см. Книгу пророка Осии), Этот отрывок читается на совершении таинства брака (Еф. 5, 20-33): "Муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела". Христос возлюбил свою Церковь и отдал Себя за нее, "чтобы освятить ее, очистив ее банею водною, посредством слова, чтобы представить ее Себе славною церковью, не имущую пятна или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна" (Еф. 5, 26-27). Речь, как видим, идет о том, что Церковь нуждается в том, чтобы Христос очищал ее посредством Своего слова. Церковь свята не сама по себе, а как результат "работы" Христа над ней.

 

Достаточно внимательно прочесть первые три главы Откровения Иоанна Богослова, где в чудесном видении Бог дает пророчества о семи церквах, находившихся в Асии (Малая Азия), чтобы увидеть, что даже Церкви, перенесшие страдания и испытания, тем не менее обличаются Богом и призываются к покаянию. Таким образом, никогда нельзя забывать, что в Церкви всегда присутствует Божественное и человеческое и второе никогда не должно заслонять первого.