Глава четырнадцатая. Косуля в чаще

 

Отсутствие в «Beth-Luis-Nion»-алфавите у O'Флаерти и O'Салливана важных с точки зрения мифа деревьев — яблони («Quert») и терна («Straif») — требует объяснений. И объяснить это можно так. Хотя «Beth-Luis-Nion»-календарь — солнечный, поскольку выражает движение солнца, властвует над ним Белая Богиня луны, чье священное число — тринадцать, если соотносить ее путь с путем солнца, однако так же пятнадцать, поскольку полнолуние приходится на пятнадцатый день лунного цикла. Пятнадцать — еще и произведение чисел три и пять. Число три — это три фазы луны и три ипостаси Богини — дева, нимфа, старуха, а число пять — пять стадий ее года: Рождение, Инициация, Совершенство, Покой, Смерть. Таким образом, так как пятнадцать букв нужны, чтобы представить Богиню как тройственную и пятиликую и символизировать число дней в месяце до полнолуния, но при этом лишь тринадцать двадцативосьмидневных месяцев составляют год, то два месяца необходимо отдать каким-то парам деревьев.

Поскольку Q иногда писалась как СС ирландскими учеными поэтами (как в алфавите O'Флаерти), то мы можем предположить, что Z писалась как SS, как в латинском языке на протяжении большей части республиканских времен. Значит, «Quert» (дикая яблоня) делила месяц с «Соll» (орехом), потому что яблоки и орехи созревают в одно время, а «Straif» (терн) делил месяц с «Saille» (ивой), потому что Белая Богиня появлялась в виде дерева весной — во Франции терн называется La Mere du Bois (мать леса).

Терн (по-латыни bellicum) — несчастливое дерево. Крестьяне в Галмптоне и Диттишеме (Южный Девон) все еще боятся «черной палки», с которой ходят местные ведьмы и которая может вызвать выкидыш. Когда некто Вейр был сожжен в Эдинбурге в апреле 1670 года, вместе с ним сожгли палку из терна как главный инструмент его колдовства. Терн — также традиционное дерево, которым агрессивные ирландцы дерутся на ярмарках (хотя shillelagh, вопреки всеобщему мнению, дубовая палка), и слова strife и strive (борьба, спор), производные от старофранцузских estrif и estriver, могут быть тем же словом Straif заимствованным в Бретани. По крайней мере, никакого другого подходящего источника никто не предлагает. Гилберт Уайт замечает в «Истории Селбурна»: «Терн цветет обычно когда дуют холодные северо-восточные ветры, так что неприятная погода этого времени года называется местными жителями „терновой зимой“.» Терн также называют sloe, и слова sloe и slay (убивать) тесно связаны в среднеанглийском языке. Так как Страстная Пятница приходится на этот месяц, терновый венец, считается иногда, был из этого самого терна, чем объясняется отрицательное отношение монахов к дереву. Говорят, что боярышник[143], дерево чистоты и целомудрия, не позволяет терну расти рядом.

«Соll» и «Quert» делят между собой месяц. Орех — дерево поэтов, а сила яблони как спасения поэтов известна по валлийской легенде о преподобном Сионе Кенте (стихотворение из которой я цитирую в главе девятой), которого король воздуха попытался похитить. Кент, выговорив разрешение сначала «откусить от яблочка», ухватился за дерево, от которого его уже никто не мог оторвать. Поэтому, «будучи слишком грешным для Небес, но спасшись от ада, он обитает на земле как блуждающий огонек». Другими словами, он добился для себя поэтического бессмертия. «Quert» и «Соll» ассоциируются в «Dinnschencas» с дубом, королем деревьев. Великое дерево Мугна сочетает в себе добрые свойства яблони, ореха и дуба, «принося каждый год урожай добрых яблок, кроваво-красных орехов и остроконечных желудей: у него широкая, как большая равнина, крона, в обхвате оно тридцать локтей, а в высоту — триста локтей». Оно пало с приходом христианства.

В песне Амергина есть ссылка на тайны «неотесанного дольмена». Мы видим, что в каждом углу арки дольмена, который я построил для иллюстрации, есть место для лишней буквы: огам высекался на ребрах, а не рисовался на плоскости камня.

 

 

Очевидно, что с седьмой по одиннадцатую буквы этого алфавита, которые сохраняют порядок «Boibel-Loth»-алфавита, — это Н.D.Т.С.Q. Они, как указывал сэр Джон Рис, являются первыми буквами древних гэльских числительных от «1» до «5»: a hoina, a duou, a ttri, a ccetuor, a qquenque, — которые очень близки к латинским: unum, duo, tres, quattuor, quinque. Возможно, это объ-ясняет, почему изобретатели «Boibel-Loth»-алфавита поместили Н.D.Т.С.Q. в центр и поставили Z между NG и R. Все же почтенный возраст древних гэльских цифр предполагает, что в первоначальном пальцевом алфавите «Beth-Luis-Nion» первая серия согласных — весенние месяцы — насчитывала всего пять, а не шесть букв, чтобы Н.D.Т.С.Q. могли сформировать вторую, летнюю, серию и чтобы Z вошла в последнюю серию — зимнюю — как предваряющая «терновую зиму». Таким образом:

 

 

В каждой серии пять букв и общее число штрихов — пятнадцать.

 

 

Однако, хотя это расположение логично и обосновано первыми буквами первых пяти числительных на латыни и на древнем гэльском языке, математическая пропорциональность требует, чтобы на каждой стороне дольмена было по одной серии букв. Это ведет за собой перемену мест Z и Q, а значит, месяцы придется делить яблоне с ивой, а ореху с терном.

Такое распределение имеет смысл, если учитывать время года, ибо дикая яблоня цветет в месяц ивы, а терн созревает в месяц ореха. С точки зрения поэзии в этом тоже есть смысл, ибо Белая Богиня-яблоня счастливее, чем Белая Богиня-терн, так как начинает лето. А враждебный терн со своими вяжущими рот плодами является дополнением к яблоне в месяц ореха, представляя сатирическое творчество поэта. Я верю, что в огаме были использованы оба эти построения, воплощающие в себе необходимую двойственность поэтического творчества. Белая Богиня прекрасна и жестока, уродлива и добра. Это аксиома.

Теперь обратите внимание на две незанятых позиции на пороге дольмена, которые представляют лишние дни календарного года, и их следует отдать J (произносится как Y) и O-долгой: J является удвоенной I, гласной смерти; O-долгая — удвоенной А, гласной рождения. То, что в латыни и греческом один знак использовался для J и I, известно всем, а крепкая связь O-долгой («Omega») и А присуща ионическому греческому, в котором «Omega» часто заменяет «Alpha» — oristos вместо aristos (лучший), в дорическом же греческом «Alpha» заменяла «Omega» — как pratistos вместо protistos (первый).

«Omega» (большая О), по-видимому, символизировала мировое яйцо орфических мистерий, расколотое Демиургом ради создания вселенной: греческая прописная «Omega» представляет собой мировое яйцо, положенное на наковальню, а строчная — показывает его расколотым на две половины. Прописная и строчная «Omicron» (маленькая О) обе представляют собой яйцо года, из которого вот-вот вылупится птенец. «Красное яйцо морской змеи» (glain), фигурировавшее в мистериях друидов, можно отождествить с орфическим мировым яйцом: мир был создан, говорили орфики, в результате полового акта Великой Богини и Мирового Змея Офиона. Великая Богиня тоже приняла облик змеи и соединилась с Офиoном. Совокупление змей в Древней Греции — запретное зрелище. Мужчину, наблюдавшего его, поражает «женская болезнь»: он должен семь лет прожить как женщина. Это же наказание настигло и скифов, которые грабили храм Великой Богини в Аскалоне. Кадуцей Гермеса — жезл, который был при нем, когда он провожал души мертвых в ад, вырезан в виде совокупляющихся змей. Богиня снесла мировое яйцо, в котором заключалась бесконечность, но которое ничего не значило само по себе, пока не было расколото Демиургом. Демиург — это Гелиос, солнце, с которым орфики отождествляли своего бога Аполлона, что естественно, потому что солнце «высиживает яйца», и каждый год они праздновали рождение мира на весеннем празднике солнца: в алфавите празднику этому принадлежит гласная «Omicron». Поскольку петух был птицей воскрешения у орфиков, посвященной сыну Аполлона, врачевателю Асклепию, яйца кур заняли место змеиных яиц в более поздних мистериях друидов, раскрашенные в красный цвет в честь солнца. Потом они стали пасхальными яйцами.

Однако маленькая О — не большая О. Большую О («Omega») надо рассматривать как усиление «Аlрhа» и символ рождения рождений. Вот новая схема дольмена:

 

 

Наконец мы можем завершить «Beth-Luis-Nion»-календарь, дав каждой букве правильное дерево, ибо скоро отыщем двойную I, или J, букву-дерево — дерево, принадлежащее Дню Освобождения, который стоит особняком от остальных 364 дней тринадцати месяцев. Включите требования, предъявляемые дереву, в загадку барда, и ответ будет один:

 

День, но и не день зовет дерево,

Но не дерево, а низкий гордый куст.

Когда бледная царица осени сбрасывает листья,

Мои листья, покрывают ее ветки.

Когда дикая яблоня роняет плоды,

Мои целебные плоды зреют на ее ветвях,

Две башни-столба зелено-золотые

И белый камень внизу.

Я сверкаю белизной, зеленью и золотом —

Привейте меня к королю, когда он оживет,

Чтобы я зацвел вместе с ним в середине года,

Чтобы я ослепил его в час его счастья.

 

Да, омела, плоды которой уже были восхвалены как лечебные и возбуждающие, — это дерево и не дерево, ибо она не растет на земле, а кормится за счет других деревьев. Есть два вида омелы: омела обыкновенная и омела-loranthus. Греки называли их соответственно hypear и ixos или ixias. В Восточной Европе, но не в Западной, известна омела-loranthus, которая в отличие от омелы обыкновенной растет на дубе. Еще она растет на тамариске, и ее огненные листья, возможно, были той самой «купиной неопалимой», из которой Иегова явился Моисею. Неизвестно, то ли омела-loranthus когда-то росла в Западной Европе, то ли кельтские друиды привезли ее из района Дуная, где сформировались основы их религии, то ли они привили омелу обыкновенную, привычную к тополю, яблоне и другим местным деревьям, — к дубу. Очень похоже, что пересадили и привили, если судить по настойчивым упоминаниям в северных легендах дубовой омелы. Вергилий замечает, что омела — единственное дерево, покрывающееся листвой в холодную погоду. Ее цвета — белый, зеленый и золотистый, как у колонн и переплетов окон и дверей, показанных Геродоту в храме Геракла в Тире. В древней Европе в середине лета Глаз Года ослепляли омеловым колом, ибо все остальные деревья (если верить северной легенде) отказались это содеять. В наши дни Церковь не возражает против украшения храмов на Рождество ветками падуба и плюща, но омелу запрещает как языческую. Однако зимой ее нельзя лишить власти, и обмен поцелуями, не допустимый в другое время года, все еще разрешен под ее сенью, если на ее ветках есть ягоды. Химики попытались выяснить, как омела получила репутацию врачующей все болезни, выявив соответствующие алкалоиды. Они ничего не обнаружили, но это вовсе не окончательное доказательство лечебной бесполезности омелы. Например, из ромашки тоже не удалось получить алкалоиды, а ее целебные свойства общеизвестны. Почти нет растений, которым таинственная благотворная сила приписана совершенно безосновательно. Однако зрелище зеленой листвы и белых ягод на дереве, которое в это время должно быть голым, наверное, удивляло людей и внушало им веру в сверхъестественное могущество омелы. Кстати, ствол омелы очень твердый и тяжелый, и растет она на редкость медленно. Омеловое копье Хёда, пронзившее незащищенную грудь Бальдра в легенде, — не поэтическая фантазия. Я однажды сам вырезал подобное копье из омелы в Британии.

Календарь объясняет упоминание Гвионом «быка с семью-двадцатью шишками на воротнике» в «Preiddeu Annwm»: бык — это первые пять месяцев, которые состоят из 140 дней; за ним следует лев со ста двенадцатью днями, потом с таким же количеством дней змей. Судя по двум уже цитировавшимся текстам (в главе восьмой) из Еврипида и валлийского поэта Кинтелва — оба просят бога года явиться в обличье быка, огнедышащего льва и многоголового змея. Гриф-орел скорее всего существо лишнего дня, поскольку бог становится в этом обличье бессмертным. Год быка, льва, змея и орла — вавилонский: календарное животное, называемое sir-rush, на Драконовых воротах в Вавилоне имеет туловище и рога быка, передние лапы и гриву льва, голову, чешую и хвост змеи, задние ноги — орла. Календарь несет в себе несколько тайн. Один из его секретов состоит в том, что количество гласных возросло до семи, то есть до числа букв в слове roebuck (Косуля). Другой — в том, что II в огаме составляет десятиштриховую букву, а АА является двухштриховой буквой: таким образом, совокупное число штрихов в двадцатидвухбуквенном алфавите — 72- Это число часто появляется в ранних мифах и обрядах, ибо 72 кратно девяти, числу лунной мудрости, и восьми, числу солнечного возрастания[144]. Мистер Клайд Стейси предполагает, что число 72 также имеет отношение к Богине с астрономической точки зрения, ибо это — семидесятидвухдневный период, когда планета Венера движется последовательно из максимально удаленного восточного положения к максимально приближенному к земле, а потом к максимально удаленному положению на западе. Третий секрет заключается в соотношении общего количества букв алфавита и числа гласных, то есть 22 и 7, которое, как уже отмечалось, есть математическая формула, когда-то тайная, отношения окружности к диаметру.

Прежде чем перейти к четвертой и самой главной для нас тайне календаря, надо уточнить поэтическую связь ореха и яблони. Известно, что Косуля, первоначально белая Лань, прячется в лесу, а лес состоит из двадцати двух священных деревьев. Поэт, естественно, задает вопрос: «Где именно она живет в лесу?».

«Где?» Этот вопрос наиболее значительный для поэтов, которые обременены единственной поэтической Темой жизни и смерти. Как указал профессор Айфор Уильямc, из-за того, что кукушка произносит свое «где?» с завидным постоянством, она представлена в ранней валлийской поэзии брюзгой: «CW-CW», произносящееся как «ку-ку», означает «где? где?» Она кричит: «Где моя ушедшая любовь? Где мои потерянные друзья?» Довольно примечательно, что те же чувства высказывает Омар Хайям в элегии, в которой «одинокая горлинка» бродит по дворцу и вопрошает: «Кu? Кu? Кu? Кu?». По-ирански «где» звучит так же, как на валлийском. В греческом мифе удод Терей, ища своих жен, кричит: «Роu? Роu?»

 

 

Английское where («где») является производным, согласно «Оксфордскому словарю английского языка», «от вопросительного корня qиа». Почти все вопросительные слова в индоевропейских языках начинаются с Q, (кроме тех случаев, когда она, как в греческом, была заменена на Р, или, как в немецком. На W), и в древнешотландском «где» пишется как Quhair. Q, как видно, вопросительная буква. В латинском великолепный набор Q:

Quare? Quis? Quid? Qualis? Qui? Quo? Quomodo? Quando? Quorsum? Quoties? Quantum? Quot?

Есть еще опасный вопрос змея: Quidni? (Почему нет?) «Где?» — это Quа?

Однако Муза обещала поэту: «Ищи терпеливо, и ты найдешь». Следовательно, где еще может прятаться дикая лань, как не под деревом буквы Q, то есть под дикой яблоней?

Поэт Валентин Айремонгер подтвердил это для меня в «Ученых слушаниях»:

 

Queirt dano is o chrand regainmnighead.i. abull ut dicitur clithar boaiscille.i. elit gelt quert.i. aball.

 

«Буква Q взята от дерева Quert, то есть от яблони. Говорят: „Под сенью „Quеrt“ прячется дикая лань“. Это значит — под дикой яблоней». Интересное поэтическое толкование «сени, где прячется дикая лань», можно найти в той же книге:

.i. boscell.i. gelt. basceall.i. is and tic a ciall do in tan degas a bas.

Это значит: «Если говорить о boscell (лунатик), то это слово произошло от basceall (смертное чувство), потому что разум лунатика возвращается к нему, когда он идет к своей смерти».

Комментарий надо читать так: любовь Богини лишает поэта разума, он идет к своей смерти и в смерти обретает мудрость.

Quert — не только одно из «семи благородных священных деревьев рощи»; в ирландских «Триадах» о ней говорится, что вместе с Coll, орехом, она является одним из двух священных деревьев, за беспричинное срубание которых полагается смерть. В европейской литературе и фольклоре яблоко — символ совершенства, как яйцо — символ инициации. 112 дней львиной серии месяцев в «Beth-Luis-Nion»-алфавите считаются ab ovo usque ad malum, то есть от яйца до яблока, от конца «Saille», месяца гнездования, до конца «Quert», яблочного месяца. Таким образом, когда библейская легенда об Адаме и Еве достигла Северо-Западной Европы, плод Древа Познания Добра и Зла сразу же был назван яблоком — не фигой, несмотря на фиговый листок в контексте. Адам вкусил от плода запретного дерева знаний, данного ему Евой, Матерью Всего Сущего, и барды поэтому перевели «плод» как «яблоко».

Семь благородных священных деревьев названы в поэме седьмого века, присоединенной к древнему ирландскому закону «Crith Gablach»: береза, ольха, ива, дуб, падуб, орех, яблоня. Если не считать того, что Berth, береза, счастливое дерево месяца рождения, занимает место Huath, несчастливого боярышника, деревья расположены в привычном порядке от весеннего равноденствия до конца сезона яблок. О березе говорится как о «великодушном» дереве в «Cad Goddeu» Гвиона, однако яблоня благороднее всех остальных, так как является деревом бессмертия. Поэты Уэльса всегда знали о ее духовном превосходстве.

 

Сладкая яблоня, алый цвет,

Тайно растет в лесу Келитон…

 

Очаровательная средневековая поэма «Afallenau» не о садовой яблоне, а о яблоне из священной рощи, о дереве — пристанище лани. Как пишет Гвион: «Я мчался, словно косуля, в священный лес».

Куда отправился король Артур лечиться от своих тяжелых ран? На остров Авалон, тайный «яблоневый остров». Какой талисман Белая Богиня вручила Брану перед тем, как он попал в Землю Юных? «С серебристо-белыми цветами яблоневую ветку из Эмайн, неотделимую от цветов ветку». Остров Эмайн, гаэльский Элисиум, описан как таковой Рагналом, сыном Годфрея, короля островов:

 

Всегда в цвету Эмайн волшебный:

Землей богатой славен наш Эмайн,

И замок здешний выше всех других,

И яблонь множество растет в Эмайн.

 

Ойсин, когда Ниав Золотоволосая увозит его в ту же Землю Юных, сначала видит себя как безрогого олененка, преследуемого белым красноухим псом, а потом себя же в собственном обличье, но в королевском одеянии и на белом коне, гонящимся за прекрасной девицей на черном коне, и в руке у нее золотое яблоко. Под ногами у него в обоих видениях спокойное море. Ойсин не понимает их смысл, а Ниав мягко уклоняется от ответа. В примечании в главе одиннадцатой было высказано предположение, что богиня острова мертвых Аликам на реке Роне звалась Алис, и ольха, по-испански aliso, получила свое имя в ее честь. Дауза в «Dictionnaire Etymologique» соединяет alisier, домашнюю рябину[145], с aliso, ольхой, которая скрывала от глаз острова мертвых. То же созвучие обнаружено в скандинавских и северо-германских els или elze (рябина домашняя) и else (ольха), а имя Алис, по-видимому, отражено в названии реки Иле, которая бежит от Брокена до Окера и в которой когда-то утонула принцесса Илсе. Так как плоды домашней рябины (средиземноморской и скандинавской) именуются «рябиновыми яблоками» (sorb-apple), то, похоже, ягода рябины была яблоком бессмертия в дохристианских Франции, Испании и Скандинавии. Если так, то Елисейские поля, или Аликам, означают то же самое, что Авалон: яблоневые сады. Рябина символизирует «гниение и сладость»: ее нельзя есть, пока она не станет трупного красно-коричневого цвета. Наверное, поэтому рябина упомянута в «Ученых слушаниях» как эвфемизм тиса, дерева смерти, хотя объясняется это тем, что имена обоих деревьев якобы означают «старейшие из лесов». «Старейшая» в приложении к рябине имеет смысл лишь «издавна прославленная», потому что она не очень долго живет.

Мистер Кеннет Датфилд в недавнем письме в «Times Literary Supplement» не без оснований предполагает, что название Подземного Царства Avernus, которое латиняне ошибочно выводили из греческого слова «бесптичий» (а-ornis), — это то же слово, что Авалон, из чего следует, что Елисейские поля и Аверну — одно и то же. Озеро Аверну, что возле Кум, очевидно, получило имя от окружавших его нездоровых болот и от расположенного неподалеку святилища кумской сивиллы, которая вызывала духов мертвых.

Тринадцатого августа дохристианский праздник богини-матери Дианы, или Весты, праздновался с сидром, жаренным на ореховых дровах ягненком и яблоками, свисавшими с веток. Еще одно имя этой богини — Немесида (от греческого петоs, то есть роща), которое в античные времена означало божественную месть за нарушение табу. Запечатленная в статуях, она держит в руке яблоневую ветвь, и христианский поэт пятого столетия Коммодиан отождествляет ее с Дианой Неморенсис (Дианой Лесов), чьи последователи «славят срезанную ветвь и зовут бревно Дианой». И Немесида, и Диана Неморенсис ассоциируются с культом оленя, а не козла. Немесида в другой руке держит колесо, показывающее, что она является Богиней Уходящего Года, как египетская Исида или римская Фортуна, однако этот символ, как правило, понимали и несколько иначе — будто бы колесо сделает полный круг и тогда месть настигнет провинившегося[146]. В Галлии та же богиня была Диана Неметона, а nemeton — священная роща. Ее представляли яблоневая ветка, чаша для сидра с изображением эфиопов и грифон — лев-орел, указывающий на время ее праздника. Этот праздник в средние века стал называться Успением Пресвятой Богородицы и отмечался 15 августа, что, если учесть изменения в календаре в семнадцатом веке (упомянутые в связи с боярышником), означает 6 августа, начало «Quert». Считается, что Богородица умерла 13 августа, чтобы воскреснуть и подняться на небо на третий день. Поскольку ранняя Церковь тесно связала Деву с Мудростью — со святой Софией, или святой Мудростью кафедральной церкви в Константинополе, — выбор этого праздника Мудрости, переходящей в Бессмертие, можно назвать счастливым.

«Молебствие Пресвятой Деве» содержит молитву «Sedes sapientiae, ora pro nobis» (Мудрая, молись за нас!). Святой Петр Хрисолог в своей «Проповеди о Благовещении» представляет Деву как храм с семью колоннами, который Премудрость (Притчи 9:1) построила для себя. Таким образом, теперь легко понять значение средневековой аллегории о молочно-белом единороге, которого может поймать лишь девственница. Единорог — это Косуля в чаще. Он живет под яблоней, деревом бессмертия-через-мудрость. Его может поймать только девственница — Мудрость. Чистота девственницы — духовная чистота. Единорог кладет голову ей на колени и плачет от радости. Однако провансальская версия говорит, будто зверь прижимается к ее груди и позволяет себе иные вольности, когда дева нежно берет его за рог и ведет к охотникам: здесь он, в сущности, представляет собой обыкновенную любовь, отвергаемую любовью духовной.

Дикость единорога и его непокорность вошли в пословицу в раннехристианские времена из-за Книги Иова (39:9):

 

Захочет ли единорог служить тебе и переночует ли у яслей твоих?

 

Этот библейский единорог (неправильно переведенное в Септуагинте[147]слово rem, еврейское название зубра или дикого быка) стал отождествляться с козлом, hirco-cervus дионисийских мистерий, который был другим, не поддававшимся приручению животным. Чарльз Даути в «Arabia Deserta» делает предположение, что rem — не зубр, а большая и очень опасная антилопа, называемая wothyhi, или «дикий бык», арабами. Наверное, он прав. Но я считаю, что wothyhi — это boubalis, или boibalis «антилопа размером с быка», упомянутая Геродотом («Melpomene», 192), а также Марциалом — как воинственное животное, используемое в представлениях в римском амфитеатре. Даути пишет: «Рога у нее такие изящные, как в детстве мы представляли „рог единорога“. Мы читаем в притче Валаамовой: „Бог вывел их из Египта, быстрота единорога у него“ (Числа 23:22). И в Моисеевом благословении Иосифа сказано: „…роги его, как роги буйвола…“ (Второзаконие 33:17)». Даути иллюстрирует это описанием рога wothyhi, который имеет два фута в длину, весь перекручен, а внизу на нем видны кольца. Он добавляет: «Из-за монашеского невежества в естественных науках раздвоенному лбу приписали один рог». По отношению к монахам это несправедливо, ведь дохристианская Септуагинта первой наделила «буйвола» одним рогом. Скорее всего сей неправильный перевод случился из-за непонятой картинки на полях иллюстрированного иудейского Пятикнижия. В контексте Моисеева благословения Иосиф «с рогами буйвола», несомненно, должен был быть изображен в своих двух сыновьях — Ефраиме и Манассии, названных одним именем Иосиф и представленных как два близнеца-буйвола с одним рогом на каждого. Один рог, к тому же нарисованный дважды, навел переводчиков на мысль о звере, описанном в «Indica» Ктесием. Рог излечивал любые болезни и особенно хорош был как противоядие.

Соединение яблони с бессмертием очень старое и широко распространено в Европе. Что значит «яблоко» (аррlе)? Согласно «Оксфордскому словарю английского языка», этимология этого слова неясна, однако известно, что оно пришло на северо-запад, пройдя всю Европу от Балкан до Ирландии в виде, в большинстве языков очень близком к Apol.

Ясно, что старинное изображение Трех Богинь, яблока и юного пастуха из Иды, которое иконотропически интерпретировал какой-то враг женщин в истории о Яблоке Раздора (когда Парис отдал яблоко богине любви), имеет совершенно другой смысл. Преподнесение яблока богине любви было бы наглостью со стороны пастуха. Ей и так принадлежали все яблоки. Разве Мертин подарил Олвен яблоневый сад? Или Адам вручил яблоко Матери Всего Сущего[148]?

Очевидно, что Три Богини, как всегда, — известная издревле Тройственная Богиня, а не три ревнивые соперницы, и так же очевидно, что богиня любви дает яблоко юноше, пасущему овец (или коз), а не берет яблоко у него. Яблоко — яблоко бессмертия, а юноша — Дионис, бог, которого чествуют козленком и яблоками, ибо, согласно Гесихию и Стефану Византийскому, одно из прозваний Диониса — Эрифос, «козленок». Вергилий в «Георгиках» был не прав: он сказал, что козленок на ореховых дровах посвящен Дионису, потому что и козел, и орех враждебны вину. Неизвестно, Ароl случайно созвучен Аполлону, который является бессмертной частью Диониса, или яблоко названо в его честь. Однако примечательно, что в Греции слова, обозначающие «козла» (или овцу) и «яблоко», идентичны (melon), подобно латинскому mаlum. Геракл, который соединял в себе Диониса и Аполлона, назывался Мелон (Мёlоn), потому что поклонявшиеся ему приносили яблоки и потому что Тремя дочерьми запада — вновь Тройственной Богиней — ему была дана ветка с золотыми яблоками. Благодаря этим яблокам он стал бессмертным. Конец истории о Яблоке Раздора, будто бы пастух получил Елену в качестве вознаграждения за свое решение, несомненно, исходит из картины, непосредственно связанной с «Судом» и показывающей юного пастуха рука об руку с Еленой. Однако Елена — не смертная женщина, она — Гелла или Персефона, богиня смерти и воскрешения. Геракл, Тесей, Кастор и Поллукс — все были изображены с нею в давних произведениях искусства.

Хотя яблоко — самое вкусное из всех диких плодов, растущих на деревьях, все же почему именно оно стало таким важным в контексте мифа? Ключ к разгадке можно найти в легенде о душе Куроя, спрятанной в яблоке. Когда меч Кухулина разрубил яблоко пополам, «ночь сошла на Куроя». Ес-ли яблоко разрезать поперек, то в центре каждой половинки будет пятиконечная звезда, символ бессмертия, который представляет Богиню в ее пяти воплощениях от рождения до смерти и обратно от смерти к рождению. И также это символ планеты Венеры — той самой Венеры, которой посвящена яблоня и которой поклоняются как вечерней звезде Геспере — на одной половине яблока и как Люциферу, сыну Утра, — на другой.

Яблоком фракийского орфического культа, похоже, была ягода рябины, а не айва и не плод дикой яблони, потому что Орфей, чье имя и чья поющая голова позволяют отождествить его с богом ольхи Браном, называется сыном Эагра (Oeagrius), а Oea Agria имеет значение «дикая рябина».