Глава 20 Не на жизнь, а на смерть

 

В Свальбарде поединки между панцербьорнами слыли обычным делом и проходили по раз и навсегда заведенному порядку. Ни один медведь не стремился заломать противника до смерти. Если кто-то и погибал, то либо из-за того, что более сильный соперник не успевал понять, что другой ему уступает, либо из-за какой-то трагической случайности. Истории, подобные той, что закончилась для Йорека Бьернисона ссылкой, были большой редкостью. А уж об откровенном убийстве и говорить не приходится. Йофур Ракнисон, убивший своего отца, совершил вещь немыслимую.

Однако иногда обстоятельства вдруг складывались таким образом, что единственно возможным исходом ссоры или спора становилась битва, но не на жизнь, а на смерть. И такая битва обставлялась со всей возможной торжественностью, как требовал того древний обычай.

Как только Йофур Ракнисон возвестил о поединке и о том, что Йорек уже на пути в Свальбард, все пришло в движение. Арену для битвы тщательнейшим образом вымели и выровняли. Из огненных шахт поднялись оружейники, чтобы подготовить к бою панцирь владыки Свальбарда. Они проверили каждую стяжку, каждую заклепку, они мельчайшим песочком отполировали пластины до нестерпимого блеска. С особой тщательностью они занялись когтями: сперва ободрали с них золотые пластинки, а потом каждый из этих двадцатисантиметровых изогнутых крючьев наточили и заострили, чтоб резали как бритва. Лира смотрела на все эти приготовления и чувствовала, как из желудка к горлу поднимается дурнота. Во что же она втравила несчастного Йорека?!

Вот уже сутки он мчится по ледовым торосам, без сна и отдыха, без еды и питья. А если он был ранен во время крушения воздушного шара, что тогда? И кто поможет ему собраться для битвы, о которой он пока даже не подозревает?

Что же она натворила, что натворила?! Совсем тошно Лирушке стало, когда Йофуру Ракнисону вздумалось продемонстрировать остроту когтей и силу удара на еще теплой туше убитого моржа. Он играючи вспорол толстенную шкуру, словно это был лист бумаги; ему достаточно было мазнуть пару раз лапой, и череп гигантского животного треснул, словно яичная скорлупа. Под каким-то благовидным предлогом девочке удалось улизнуть и на несколько минут остаться одной. Тут уж она дала волю слезам.

Даже Пан, никогда не унывающий Пан, не знал, чем утешить свою Лиру, которая ревела в голос от ужаса и страха. Оставалось только одно: спросить веритометр. “Йорек уже в часе пути”, – был ответ. “Ты должна верить в него”, – повторила девочке танцующая стрелка-иголочка. Дальше шла какая-то непонятица. Лира хоть и с трудом, но разобрала. Ей пеняли за то, что она второй раз задает один и тот же вопрос.

Тем временем слух о предстоящем поединке разнесся по всему Свальбарду, и вокруг арены уже было не протолкнуться. Лучшие места, разумеется, занимали панцербьорны, особо приближенные к королю, а на специально огороженном участке разместились медведицы и среди них – королевские жены. О панцирных медведицах Лира почти ничего не знала, и, конечно же, в любое другое время она бы не постеснялась и поглазеть, и порасспрашивать, но сейчас ей нельзя было отходить от Йофура Ракнисона ни на шаг. Стоя с ним рядом, она внимательно рассматривала его придворных, так и кичившихся своим превосходством над простыми панцербьорнами, и пыталась понять, что же значат все эти бляхи, медальоны, султаны, которые они на себя понавешали, ведь это же были не просто побрякушки, а знаки отличия. Сановники самого высокого ранга держали в лапах небольших куколок, наподобие куклы-альма, с которой прежде не расставался Йофур Ракнисон. В этом раболепном подражании любым повадкам короля они видели способ стяжать монаршью милость. С мрачным удовлетворением девочка отмечала про себя растерянность этих вельмож, когда они вдруг обнаружили, что повелителю Свальбарда его игрушечный альм уже надоел. Теперь они абсолютно не знали, что им делать со своими куклами. А если их накажут за эти игрушки? А может, они уже вообще в немилости? В опале? Может, лучше выбросить кукол от греха подальше?

Лира все острее и острее начинала ощущать эту атмосферу растерянности, царившую среди сановников. Ни один из них не знал твердо, кто же он на самом деле. Первозданности, цельности, самодостаточности Йорека Бьернисона в них уже не было. Казалось, над всем свальбардским двором опустилась завеса опасливого замешательства. Они не сводили настороженных глаз друг с друга и со своего короля.

А теперь еще и с Лиры. Девочка скромно держалась в тени Йофура Ракнисона и опускала глазки долу, как только ловила на себе чей-нибудь любопытный взгляд.

Мало-помалу туман над Свальбардом рассеялся, воздух стал прозрачен и чист. Ближе к полудню чернота полярной ночи ненадолго отступила, и именно в это время, по Лириным расчетам, и должен был появиться Йорек. Чувствуя, как бешено бьется ее сердце, девочка стояла на невысоком снежном бортике, окружавшем арену для предстоящего поединка, не сводя глаз с бледной полоски неба на востоке. Чего бы она сейчас не отдала, лишь бы увидеть на горизонте грациозные стремительные силуэты в развевающихся одеждах, и пусть бы они подхватили ее и унесли с собой, далеко-далеко. Или пусть бы в небе возник дивный город, тот, что так манил ее сквозь огни северного сияния, и его широкие, залитые солнцем бульвары раскрылись бы ей навстречу. Или пусть бы снова вокруг нее сомкнулись могучие добрые руки мамаши Коста, чтобы Лира могла уткнуться ей в плечо и жадно вдохнуть знакомый запах кухонного чада и пота.

Ей было страшно.

Она чувствовала, как слезы неудержимо бегут по щекам и тут же превращаются в сосульки. Лира резко мазнула рукавицей по лицу. Больно было ужасно. Медведи, которые знать не знали, что такое слезы, никак не могли взять в толк, что же с ней происходит. Какой-то сугубо человеческий процесс, им неведомый и непонятный. И даже Пан, единственный, в ком она всегда находила утешение и поддержку, теперь сидел, притаившись мышонком, в кармане ее шубы. Когда Лирины пальцы предостерегающе смыкались вокруг него, не давая вылезти, он только ласково тыкался в них носом. Как еще он мог успокоить свою девочку?

Тем временем оружейники наводили последний глянец на панцирь Йофура. Владыка Свальбарда встал в своих блистающих доспехах на задние лапы, и Лира в ужасе отступила. Закованный в металл, он был подобен гигантской башне. По гладким пластинам панциря вилась золотая канитель инкрустаций, шлем серебристым куполом плотно обхватывал голову, оставляя лишь узкие прорези для глаз. Грудь и живот защищала облегающая кольчуга. Увидев все это великолепие, Лира с безнадежной тоской подумала, что она погубила Йорека. Сама погубила, собственными руками… У него нет таких доспехов. Его старый панцирь прикрывает только спину да бока. Девочка смотрела на короля панцербьорнов, могучего, блестящего, и у нее мучительно сосало под ложечкой. Она места себе не находила от страха за Йорека и чувства вины перед ним.

– Простите мне мою смелость, Ваше Величество, – с трудом выдавила она из себя, – но если вы помните наш разговор…

Ее дрожащий голос вдруг показался ей чужим, таким он был тоненьким и слабым. Йофур Ракинсон на миг оторвался от своего занятия – он пробовал удары лапой по мишени, которую три панцербьорна держали перед ним; отточенные когти одним махом пропарывали ее насквозь – и нетерпеливо повернул огромную голову в сторону девочки.

– Ну? Что еще?

– Просто… я тогда предложила, что, как только Йорек появится, я поговорю с ним, ну… как будто…

Лира не договорила, потому что конец ее фразы потонул в медвежьем рыке. Сперва взревели дозорные на сторожевой башне. Толпа внизу моментально отозвалась, и воздух задрожал от бешеного возбуждения. Это был сигнал, понятный всем. Они заметили Йорека.

Нельзя было медлить ни минуты.

– Я должна, – твердила девочка, – позвольте мне… Я сумею его обвести вокруг пальца!

– Давай! Ну, иди же, иди! Сделай так, чтоб он поверил!

Йофур Ракнисон задыхался от ярости и нетерпения.

Лира двинулась навстречу Йореку. Она шла через арену для поединка, ровную, словно тарелка, оставляя за собой на снегу цепочку смешных детских следов. Медведи молча расступились, пропуская ее. Вот их могучие фигуры остались позади, и в мутном свете дня глазам девочки открылся горизонт. Но где же Йорек? Наверное, с высокой сторожевой башни дозорным было видно дальше. Ей же оставалось только брести вперед по снежному полю.

Он заметил ее первым. Внезапный рывок ей навстречу, лязг и грохот металла – и в вихре взметнувшегося снега перед Лирой вырос Йорек Бьернисон.

– Йорек, миленький, – покаянно зашептала девочка, – я… я даже не знаю, как я могла это сделать… Ты должен будешь биться на поединке с Йофуром Ракнисоном, но ведь ты так устал, и панцирь твой… Как же я могла… Что я наделала…

– Что ты наделала? – Йорек недоуменно смотрел на Лиру, не понимая, о чем идет речь.

– Я сказала Йофуру, что ты идешь сюда. Понимаешь, я это по веритометру прочитала. А он… он бы все на свете отдал, лишь бы у него альм был. Он хочет быть как человек. Вот я его и обдурила. Он теперь думает, что я – твой альм, но ты мне, дескать, надоел, и я решила перебежать к нему, но для этого он должен победить тебя в поединке. Йорек, миленький мой, дорогой, ты только не сердись на меня, пожалуйста, но у меня правда не было другого выхода. Тебя бы даже не подпустили к Свальбарду, это точно. Просто дали бы залп из огнеметов, и все, вот мне и пришлось…

– Ты перехитрила Йофура Ракнисона? – медленно переспросил Йорек.

– Да! И он согласился, ну, в смысле, ему пришлось согласиться на поединок. Понимаешь, иначе они бы убили тебя, как изгоя. А так он будет с тобой биться, и победитель станет королем панцербьорнов. Только не сердись. Прости меня, я не хотела…

– Как, ты говорила, тебя зовут? Лира Белаква? Неправда. Отныне имя тебе Лира Сладкогласка. Нет вести слаще, чем та, что ты принесла. Этот поединок – единственная моя мечта. Вперед, крошка альм!

Лира робко подняла глаза на Йорека. Он стоял перед ней, отощавший, в старом помятом панцире, но готовый к яростной схватке, и девочка чувствовала, что сердце ее переполняет гордость.

Плечом к плечу шли они к громадине дворца, где у подножия мрачных стен их ждала ровная, чисто выметенная арена. Сверху, из-за зубчатых бойниц, на них смотрели медведи. Их белые морды маячили в каждом окне. Словно сплошная завеса тумана, они плотным кольцом окружили поле будущей битвы, только черные пуговки глаз да носов отчетливо выделялись на белом фоне. Едва Йорек и Лира приблизились, как панцербьорны расступились на шаг, образовав два узких прохода: для изгоя-медведя и для его альма. Взгляды всех присутствующих были прикованы к ним.

Йорек замер в дальнем конце арены. Владыка Свальбарда одним прыжком перемахнул через бортик из плотно утрамбованного снега, и теперь противников разделяли лишь несколько метров снежного поля.

Лира стояла к Йореку настолько близко, что видела, как вибрирует от напряжения каждый его мускул, подобно тому, как вибрирует динамо-машина, вырабатывая мощные яндарические волны. Девочка легонько коснулась его холки, где между пластинками панциря зияла щель, и шепнула:

– Миленький мой, дорогой, я знаю, ты победишь! Ты настоящий король, ты, а не он. Он – пустое место, ничтожество.

Теперь ей оставалось только ждать.

– Медведи! – раскатился над ареной могучий рык Йорека Бьернисона. Звонкое эхо ударило о стены дворца и переполошило птиц на гнездах. Йорек продолжал: – Мы будем биться до смерти. Если Йофур Ракнисон убьет меня, он навсегда останется королем панцербьорнов. Никто и никогда не посмеет оспорить его право на трон. Но если я убью его, то я стану вашим королем, и первым же своим приказом повелю разметать по ветру этот дворец, этот провонявший духами рассадник жалкого притворства и дешевой мишуры. Пусть морская пучина поглотит мрамор и злато. Они не нужны медведям. Железо – вот настоящий медвежий металл. Йофур Ракнисон, ты осквернил Свальбард. Я пришел сюда, чтобы его очистить. И поэтому я вызываю тебя на бой!

При этих словах Йофур Ракнисон непроизвольно рванулся вперед, но, сделав шаг или два, сдержал себя бешеным усилием воли.

– Медведи! – воззвал он. – Йорек Бьернисон пришел в Свальбард, потому что я захотел этого. Я призвал его сюда. И поэтому я, и только я вправе диктовать условия поединка. Если Йорек Бьернисон падет от моей десницы, я велю разметать его останки по земле, и пусть их пожрут скальные упыри. Его отрезанная голова будет красоваться на шесте перед воротами моего дворца. Самая память о нем сгинет навеки, и лютая смерть будет грозить каждому, кто посмеет произнести его имя вслух.

И он говорил и говорил, а потом снова наступил черед Йорека. Эта преамбула была неотъемлемой частью древнего ритуала поединка. Лира переводила глаза с одного на другого. Какие же они разные! Йофур – могучий, блестящий, несокрушимый в своей силе, пышущий здоровьем, в сверкающих латах, исполненный истинно королевского великолепия. Йорек рядом с ним казался мельче, хотя до этого Лира даже помыслить не могла о том, что кто-то может быть крупнее Йорека. Панцирь его выглядел куда беднее, весь в зазубринах да пятнах ржавчины. Но вот что удивительно: Йорек сам однажды обмолвился, что для медведя панцирь – это его душа. Так оно и было. Свой панцирь он выковал сам и точно по себе. Они с ним словно бы составляли единое целое. Йофуру же роскошных доспехов было явно недостаточно, ему нужна была еще одна душа, другая душа, поэтому он метался, в то время как Йорек был непоколебим, словно скала.

И Лира остро чувствовала, что остальные медведи не просто смотрят на противников. Они тоже сравнивают их. Сейчас на поле битвы сошлись не просто два панцербьорна. Сошлись две жизненные философии, две судьбы, две будущие дороги для Свальбарда. Йофур вел их в одну сторону, Йорек намеревался вести в прямо противоположную. И в тот момент, как перед ними забрезжит один путь, другой будет закрыт раз и навсегда.

Мало-помалу преамбула поединка заканчивалась, и соперники нетерпеливо мотали головами, переминались с ноги на ногу, то и дело рвались вперед. Зрители застыли, стараясь не упустить ни единой мелочи.

Вот наконец оба медведя замерли, каждый в своем конце арены. Они не сводили друг с друга настороженных глаз.

И внезапно тишину разорвал бешеный рев. Два облака снежной пыли единым духом взметнулись и понеслись навстречу друг другу. Подобно тому, как от подземного толчка срываются с соседних вершин два гигантских валуна и начинают неотвратимое движение вниз по склону навстречу друг другу, когда со все возрастающей скоростью, перемахивая через трещины и расселины, ломая в щепья деревья, они бешеным кубарем катятся, мчатся и, наконец, на полном ходу сталкиваются, дробя и круша друг друга в пыль, именно так сошлись в смертельной схватке два панцирных медведя. Но страшный удар друг о друга, от сокрушительного грохота которого зазвенел самый воздух и содрогнулись стены дворца, не стал для бойцов последним. Они не рассыпались в прах, как те каменные валуны. Оба рухнули в снег, но Йорек сумел подняться первым. Собравшись в комок, он рывком вывернулся, как тугая гибкая пружина, и бросился на врага. Панцирь Йофура сильно пострадал во время столкновения. Он чуть медленнее, чем нужно, поднял голову, и Йорек тут же заметил незащищенную щель у него на холке, между панцирем и шлемом. Ухватившись за выбивающийся оттуда пышный белый мех, он подцепил когтем край шлема и с силой рванул его на себя.

Почуяв опасность, Йофур захрипел и встряхнулся. Однажды Лира уже видела, как панцербьорн отряхивается от воды. Йорек у нее на глазах делал это, выходя из моря, и с его шкуры во все стороны до самого неба летели не брызги, а струи, как из водомета. Йофур Ракнисон тем же движением стряхнул с себя Йорека, и он упал, поверженный, а владыка Свальбарда, лязгая железными доспехами, выпрямился во весь свой гигантский рост. Одного мускульного напряжения могучей спины оказалось достаточно, чтобы расправились искореженные пластины панциря, и тогда, подобно лавине, Йофур Ракнисон обрушился на распростертого у его ног противника, который так и не сумел подняться.

Удар был такой силы, что у Лиры, стоявшей в стороне, перехватило дыхание и подкосились ноги, потому что даже земля содрогнулась.

Такого удара не могло выдержать ни одно живое существо. Йорек пытался высвободиться из железной хватки владыки Свальбарда, и, может быть, найди он точку опоры, ему бы это удалось, но Йофур не давал ему перевернуться на грудь, и зубы его уже сомкнулись на горле медведя-изгоя. Из раны брызнула струя горячей крови, и одна капля попала Лире на рукав шубы. Девочка в отчаянии прикрыла ее ладонью… Кровь ее друга… Кровь лучшего из друзей!

И тут Йорек когтями задних лап зацепился за звенья кольчуги, прикрывавшей брюхо и грудь его врага. Резкий рывок вниз – и кольчуга целиком сползает, а Йофур в панике хотел было повернуть голову в сторону, чтобы понять, что случилось. Этого секундного замешательства оказалось достаточно, и Йорек вновь поднялся.

Какое-то мгновение оба медведя застыли друг перед другом, тяжело дыша. Хваленая кольчуга Йофура из надежной защиты превратилась в путы: она обвила его задние лапы, так что он ни шагу не мог ступить, а чтоб сорвать ее долой, надо было сперва отстегнуть нижнюю застежку. Но Йореку приходилось куда тяжелее. Он жадно хватал ртом воздух, а из глубокой раны у него на шее струей текла кровь.

Не давая королю освободиться от стреноживающей его кольчуги, Йорек прыгнул вперед и опрокинул врага навзничь, снова нацелившись на незащищенное место у него на холке, которое уже не прикрывал погнувшийся шлем. И вновь Йофур отшвырнул Йорека прочь. Взметывая к небу фонтаны снежной пыли, противники сцепились не на шутку. В вихре метели невозможно было разобрать, кто кого.

Лира, не дыша, вглядывалась в эту слепую снежную кашу, до боли стиснув руки. В какой-то момент ей почудилось, что страшные когти Йофура вырывают куски мяса из подбрюшья противника, но мгновение спустя все снова скрылось за вихревой завесой, а когда снег чуть рассеялся, Лира увидела, что оба медведя, поднявшись на задние лапы, наотмашь разят друг друга, и страшные когти Йорека оставляют кровавые следы на морде владыки Свальбарда, а он с той же чудовищной силой бьет в ответ.

У девочки потемнело в глазах при мысли о том, сколь тяжела королевская десница. Казалось, что это великан вздымает и опускает гигантских размеров палицу, увенчанную пятью стальными остриями.

Лязг железа о железо, зубовный скрежет, хрип и рев, вырывающийся из глоток, громоподобный топот, сотрясающий землю… Весь снег в радиусе нескольких метров превратился в кровавое месиво.

Доспехи Йофура к этому моменту являли собой весьма плачевное зрелище. Пластины панциря погнулись и перекорежились, золотая канитель либо отлетела, либо скрылась под коркой запекшейся крови, расколотый шлем уже давно валялся где-то в стороне, на снегу. Панцирь Йорека, несмотря на все свое внешнее убожество, оказался куда крепче. Пластины пестрели новыми зазубринами, но они выстояли под сокрушительными ударами монаршей лапы-палицы, и даже двадцатисантиметровые лезвия когтей оказались им нипочем.

Но тем не менее король панцербьорнов был куда крупнее и сильнее, чем его соперник. Йорек отощал и устал в дороге, а сейчас, в этой смертельной схватке, он потерял много крови. Страшные раны зияли у него на животе, на передних лапах и холке. У Йофура же кровь тонкой струйкой сочилась лишь из-под нижней челюсти, так что в бою ему повезло куда больше. Если бы только Лира хоть как-то могла помочь своему другу! Увы, она была бессильна.

А дела Йорека в самом деле были плохи. Он начал хромать. Малейшее движение левой передней лапы вызывало у него сильнейшую боль. Он не мог на нее наступить, но это полбеды. В бою она тоже стала бесполезной, а выпады правой выглядели довольно жалко. По сравнению с прежними сокрушительными ударами они казались вялыми шлепками.

Йофур мгновенно заметил эту перемену в поведении своего врага. Град издевательских насмешек обрушился на голову Йорека: “хромая кляча”, “дохлятина”, “слюнтяй”, “недоносок” и прочие оскорбления сыпались как из рога изобилия и подкреплялись молодецкими ударами справа и слева, которые несчастный медведь-изгой уже не мог парировать. Он начал отступать шаг за шагом, всякий раз пригибаясь к земле все ниже и ниже под напором торжествующего короля панцербьорнов.

Лира ничего не видела от слез. Йорек, ее бесстрашный заступник, ее добрый, храбрый, самый лучший на свете друг, погибал у нее на глазах, но отводить их она не имела права, это было бы равносильно предательству, ведь, случись ему бросить взгляд в ее сторону, он должен увидеть не перекошенное от ужаса лицо, не трусливо втянутую в плечи голову, а сияющие глаза, полные любви и веры.

И она смотрела, смотрела, сколько было сил, но слезы слепили ее, мешая видеть самое важное. Хотя, кто знает, может, не слезы тому виной. Йофур Ракнисон ведь тоже ничего не заметил.

Ему было невдомек, что Йорек шаг за шагом отступает назад с одной-единственной целью: ему нужен сухой, плотно утоптанный участок снега и хороший валун, от которого можно оттолкнуться, как от трамплина. Раненая левая, которую он все время поджимает, на самом деле не искалечена. Это бойцовая лапа, и она ждет своего часа. Истинного панцербьорна провести невозможно, но Йорек знает, что Лире это однажды удалось, потому что владыка Свальбарда перестал быть медведем, он рвется быть человеком, а значит, его можно обмануть. И Йорек все дальше заманивает врага в западню.

Вот наконец он нашел то, что искал: гладкий валун, намертво вмерзший в землю. Он уперся в него пяткой, напружинился и замер, выжидая.

В тот миг, когда Йофур, торжествуя, поднялся на задние лапы и с высоты своего гигантского роста бросил презрительный взгляд на поверженного противника и его искалеченную левую переднюю, Йорек ударил.

О, что это был за удар! Подобно волне, что начинает свой разбег за тысячи миль от берега, в самом сердце океана, где даже мелкая зыбь не выдает той силы, что копится в синих глубинах, и лишь в прибрежных водах вздыбливается гигантским языком-гребнем, взметываясь до самых звезд, чтобы потом с бешеной силой обрушиться на скалы, круша и смывая все на своем пути, так двинулся Йорек Бьернисон на владыку Свальбарда. Оттолкнувшись от валуна, он рванулся вперед и вверх, и могучая левая лапа полоснула Йофура Ракнисона по незащищенной шлемом морде.

Страшный удар снес ему напрочь всю нижнюю челюсть, срезав ее, словно бритвой, так, что кусок еще теплой плоти, забрызгивая все вокруг кровью, отлетел в сторону на несколько метров. Длинный красный язык Йофура вывалился и буквально повис вдоль вспоротой глотки. Где же грозные клыки владыки Свальбарда? Где его сотрясающий стены рев? Кому он теперь страшен?

Только не Йореку. Панцербьорн белой молнией метнулся вперед, и не ведающие пощады клыки сомкнулись на горле Йофура Ракнисона. Гигантская туша, враз обессилев, болталась туда-сюда. Йорек тряс ее и так, и эдак, то вздергивая в воздух, то швыряя на землю, словно это был какой-то жалкий тюлень. Вот он в последний раз рванул головой вверх и разжал челюсти. Жизнь Йофура Ракнисона, короля панцербьорнов, отлетела.

Однако древний обычай требовал соблюдения еще одного ритуала. Йорек перевернул поверженного врага на спину и провел когтем по его незащищенной кольчугой груди. Вспоротый лоскут шкуры обнажил узкие белые с красным ребра, похожие на каркас опрокинутой кверху килем лодки. Запустив лапу под мышцы грудины, Йорек нащупал внутри грудной клетки сердце. Вот оно – теплое, еще трепещущее. Сердце убитого соперника, которое должно съесть перед лицом его подданных, ибо так велит обычай.

И тут воздух наполнился шумом, гамом, разноголосицей… Расталкивая друг друга, медведи ринулись к Йореку, чтобы склонить головы перед победителем Йофура Ракнисона.

– Панцербьорны! – раскатился над их головами трубный глас Йорека. – Кто ваш владыка?

И в едином порыве из медвежьих глоток вырвался рев, словно отвечали самые скалы Свальбарда, о которые с шумом бился океан:

– Йорек Бьернисон!

Каждый знал, что делать дальше. Все эти бляхи, перевязи, диадемы тут же полетели в снег. Здесь в грязи, им самое место. Затоптать и забыть навеки! Отныне и навсегда они медведи Йорека Бьернисона, настоящие панцирные медведи, а не жалкие недочеловеки, вечно мучимые сознанием собственной неполноценности. Словно сметающая все на своем пути волна, хлынули они во дворец, и вот уже глыбы мрамора с грохотом обрушиваются с высоких башен наземь и содрогаются от богатырских ударов могучих лап мрачные стены, так что камни из них вываливаются и падают, падают вниз с утесов, разбиваясь на тысячи мелких осколков о прибрежные скалы.

Йорека все происходящее нисколько не занимало. Он осторожно стягивал с себя панцирь, чтобы без помех заняться ранами. Но едва он взялся за застежку одной из пластин, как к нему подскочила Лира, оскальзываясь на алом от вмерзшей в него крови льду. Размахивая руками, она что было сил кричала медведям, которые крушили дворец, что там, внутри, пленники. Голос ее тонул в общем хаосе, но Йорек его услышал, и, повинуясь монаршему рыку, панцербьорны замерли.

– Там что, люди? – спросил девочку Йорек.

– Ну конечно, – всплеснула руками Лира. – Он их туда посадил, в эти, как их, в казематы. Их же сейчас завалит! Если их не вывести, они погибнут под обломками.

Йорек отдал короткий приказ, и несколько панцербьорнов немедленно бросились во дворец, чтобы освободить узников Йофура Ракнисона. Тем временем Лира склонилась над ранами Йорека.

– Миленький мой, дорогой, позволь я помогу, – шептала она, глотая слезы. – Я не буду трогать, я только посмотрю. Ой, какой ужас, – застонала девочка, увидев страшную рану у медведя на животе. – Если бы хоть какие-нибудь бинты или хотя бы тряпки… Надо перевязать, срочно!

Один из медведей молча положил рядом с ней на снег комок смерзшейся изумрудно-зеленой массы.

– Это мох-кровохлеб, – спокойно сказал девочке Йорек. – Возьми его и прижми к ране. Потом сомкни края раны, сверху приложи снег и дай схватиться.

Несмотря на то что каждый из медведей почел бы за честь помочь ему, Йорек не подпускал к себе никого, кроме Лиры. Только ее ловким пальцам позволил он пользовать себя. И вот маленькая девочка склонилась над распростершимся на снегу огромным панцирным медведем. Она без устали вкладывала в его зияющие раны целебный мох, а потом с помощью снега и льда заставляла края смерзнуться. Крови было так много, что ее рукавицы насквозь промокли, но мало-помалу Лире удалось ее унять.

К этому времени из дворцового подземелья вывели человек десять узников. Клацающие зубами от холода и страха, люди испуганно жались друг к другу и подслеповато щурились на свет. Лира сразу узнала своего профессора, но подходить к нему не стала: что толку? Бедняга давно сошел с ума. А вот как попали в Свальбард остальные, ей было ужасно интересно, но вокруг царила такая суета, не протолкнешься. Все куда-то торопились, Йорек что-то коротко приказывал панцербьорнам, те тут же бросались выполнять… Узнать бы только, что стало с Роджером, с Ли, и где, интересно, сейчас ведуньи… Мысли Лиры вдруг стали путаться. Она почувствовала, что ужасно устала и проголодалась. Но сейчас лучше всего было сесть куда-нибудь, чтобы никому не мешать…

Девочка примостилась в дальнем углу арены для поединков. Надо только нагрести вокруг себя снегу, как медведи делают, тогда будет не так холодно. Пантелеймон, пытаясь хоть как-то согреть свою Лиру, песцом свернулся у нее на груди. Не прошло и секунды, как они крепко спали.

Оба проснулись от того, что незнакомый медведь почтительно произнес:

– Владыка Свальбарда хочет говорить с тобой, о Лира Сладкогласка.

В своем сугробе Лира настолько окоченела, что глаза у нее никак не открывались, потому что ресницы смерзлись. Верный Пан шершавым язычком вылизывал ей веки, пока лед на ресницах не растаял. Кое-как разлепив их, девочка увидела почтительно склонившегося перед ней молодого панцербьорна. Уже стемнело, и в ночном небе светила луна.

Лира попыталась встать, но ноги не держали ее. Она попробовала еще раз и снова упала. Медведь проворно присел, чтобы ей было удобнее влезть ему на спину. Вцепившись негнущимися пальцами в густой пушистый мех и поминутно теряя равновесие, она дала привезти себя в уступистую лощину меж высоких скал, где уже собралось множество медведей.

Маленькая юркая фигурка бросилась Лире навстречу.

– Роджер! – не веря своим глазам, выдохнула девочка.

Это и правда был Роджер. Его альм Сальцилия все никак не могла успокоиться при виде Пантелеймона.

– Ой, Лира, что было! – тараторил мальчишка. – Йорек приказал мне здесь ждать, а сам пошел тебя выручать. Мы же упали, понимаешь? Сперва тебя выбросило, а нас дальше потащило, далеко, миль эдак десять, не меньше. Тогда Ли Скорсби давай еще газ выпускать, чтоб мы снизились. Тут мы прямо в гору и врезались. Так страшно было! Нас с Йореком из гондолы вышвырнуло прямо сюда. Только он сразу развернулся и назад, тебя искать. А меня здесь оставил. А что с Ли сталось и с ведуньями, я не знаю. Ой, Лира, они же мне рассказали, как он дрался, – захлебывался Роджер. – Вот здорово!

Лира ошарашенно смотрела по сторонам. Бывшие узники Йофура Ракнисона сообща ладили какое-то подобие шатра или палатки, используя для этого найденный на берегу лес-плавник и куски парусины. Один из медведей постарше был у них за мастера. Судя по всему, они даже радовались, что заняты делом. Кто-то из мужчин чиркал кремнем, пытаясь высечь искру, чтобы можно было разжечь огонь.

Молодой медведь, что привез сюда Лиру, указал ей на еще теплую тушу только что убитого тюленя.

– Еда, – немногословно пояснил он, вспарывая ему когтями брюхо.

Лира откусила кусочек сырой тюленьей почки. Ничего более нежного и вкусного она не едала за всю свою жизнь.

– Жир тоже, – сказал медведь, подсовывая ей полоску нутряного тюленьего жира. Удивительное дело, но у него оказался приятный сливочный вкус, чуточку напоминающий лесные орехи. Роджер не без колебаний проследовал Лириному примеру. Оба жадно ели. Не прошло и нескольких минут, как девочка почувствовала себя куда бодрее и даже начала согреваться.

Промокнув варежкой губы, она огляделась по сторонам, ища глазами Йорека Бьернисона. Ее провожатый тут же понял, кто ей нужен.

– Король беседует с советниками. Он повелел доставить вас к нему, как только вы поедите. Следуйте за мной.

Он привел их в то место, где панцирные медведи уже вовсю строили стену из гигантских кубов льда. Йорек Бьернисон сидел в центре, в окружении самых почтенных панцербьорнов. Увидев Лиру, он поднялся ей навстречу.

– Приветствую тебя, Лира Сладкогласка, – услыхала девочка. – Садись и послушай то, что мне докладывают.

Йорек ни единым словом не пояснил остальным, по какому праву Лира присутствует на заседании совета, но, судя по всему, медведи уже знали, кто она такая. Мгновенно подвинувшись, они усадили ее на самое почетное место и обращались к ней со всей учтивостью, достойной особы королевской крови. Лиру просто распирало от гордости: подумать только, она сидит рядом со своим лучшим другом, королем панцербьорнов Йореком Бьернисоном и, как равная, участвует в заседании совета, а сверху, с полярного неба, им светят переливчатые сполохи северного сияния!

Медведи толковали о недавнем прошлом. Власть Йофура Ракнисона над ними была подобна ворожбе. Некоторые приписывали ее истоки влиянию миссис Кольтер. Оказалось, что прелестная дама тайно появлялась в Свальбарде еще до ссылки Йорека, она беседовала с Йофуром Ракнисоном и щедро одаривала его. Йорек склонил голову набок. Он ничего об этом не знал.

– Да, да, – рассказывал один из советников. – Это она дала Йофуру какое-то зелье, которым он опоил Гьялмура Гьялмурсона.

Лира сообразила, что несчастный Гьялмур Гьялмурсон и был тем самым медведем, гибель которого послужила поводом для ссылки Йорека. Значит, миссис Кольтер-таки приложила к этому руку! Но это было еще не все.

– Она собиралась заниматься такими вещами, которые по человеческим законам недопустимы. Но ведь панцербьорнам человеческие законы не указ, и в Свальбарде они не имеют никакой силы. Она хотела организовать здесь станцию, вроде Больвангара, только еще страшнее. И Йофур Ракнисон пообещал ей это, вопреки нашим древним обычаям. Земли панцербьорнов всегда были недоступны для людей. Они могли быть здесь либо гостями, либо пленниками, но никак не постоянными жителями. Йофур Ракнисон согласился на то, чтобы люди поселились в Свальбарде и начали здесь работать. Но миссис Кольтер хотела большего. Тихо, исподволь, она оплетала своими сетями не только Йофура, но и всех нас, покуда панцербьорны не превратились наконец в ее рабов, годных лишь на то, чтоб быть у нее на побегушках да охранять от посторонних глаз ту скверну, которую она здесь насаждала.

Старый медведь, гневно повествующий об этих постыдных днях, звался Сареном Езерсеном. Позже Лира узнала, что при Йофуре Ракнисоне он был в опале.

– Скажи нам, Лира Сладкогласка, – обратился Йорек к девочке, – чем сейчас занята миссис Кольтер и что она намерена делать, как только ей донесут о смерти Йофура Ракнисона.

Лира послушно достала веритометр. Была глубокая ночь, и Йорек приказал принести факел. Пока они ждали, девочка задала королю вопрос, который давно мучил ее:

– А где Ли? И ведуньи?

– Воздушный шар атаковали ведуньи из враждебного клана, – ответил Йорек. – Я не знаю, кто их послал. Может быть, мертвяки, может, кто-то другой. Но они все время кружат над нашими землями и обрушились на нас, как ураган. Что стало с Серафиной Пеккала, я не видел. Когда меня и мальчика выбросило из гондолы, Ли оставался в корзине. Шар снова рванулся вверх, унося его с собой. Твой прибор тебе лучше расскажет об их судьбе.

В это время к месту совета подошел еще один медведь, таща за собой нарты, на которых стоял котел-жаровня с тлеющими древесными углями. Выбрав длинную смолистую ветку, панцербьорн сунул ее в жаровню и чуть поворошил угли. Ветка тут же вспыхнула факелом, и при ее свете Лире был хорошо виден диск веритометра.

Сперва она спросила прибор о Ли. Оказалось, что бравый техасец еще в небе и его несет по направлению в Новой Земле. В бою он не пострадал, а вот нападавшим на него упырям и враждебным ведуньям досталось по первое число.

Выслушав все это, Йорек удовлетворенно кивнул, сложив лапы на животе.

– Раз в небе, значит, выживет, – проронил он. – Что с миссис Кольтер? Где она?

Стрелка веритометра заплясала, как сумасшедшая. Лира наморщила лоб, пытаясь разгадать последовательность символов. Медведям все это было в диковинку, но глубочайшая почтительность к Йореку и, как следствие, к девочке, о которой их повелитель был столь высокого мнения, не позволяла им любопытничать. Наконец Лире удалось выбросить все лишнее из головы, и она погрузилась в то состояние сосредоточенного покоя, когда ответы приходят сами.

Но на этот раз привычной ясности, которую она испытывала при толковании символов, не было. Что-то смущало девочку.

– Она… она уже знает, куда мы полетели. У нее в распоряжении грузовой дирижабль с этими… с пулеметами на борту. Да, наверное, это значит “пулемет”, – бормотала Лира. – И сейчас они летят на Свальбард. Она еще пока не знает, что Йофура больше нет, но скоро узнает, потому что… – Лира опять помедлила. – Ах да! Потому что ей сообщат об этом шпионки-ведуньи, а им про это расскажут скальные упыри. Так что получается, что в небе над Свальбардом и впрямь полно шпионов. Миссис Кольтер летит сюда… ну… как будто она хочет помочь Йофуру Ракнисону, только на самом деле у нее совсем другое на уме. Он ей больше не нужен. Через пару дней в Свальбарде будет полк вооруженных тартар, они идут морем. С их помощью миссис Кольтер рассчитывает низложить короля. И еще… Она сразу же намерена поехать туда, где содержится лорд Азриел. По ее приказу, он должен быть убит, потому что… потому что… – Девочка опять наморщила лоб и вдруг воскликнула: – Ну конечно! Как же я раньше не понимала? Это же ясно как день! Она хочет смерти лорда Азриела, потому что на самом деле ей отлично ведомо, что именно он собирается делать. Она безумно боится, что он успеет сделать это раньше нее. И еще… так… что-то тут еще…

Девочка низко склонилась над веритометром, целиком поглощенная стремительным танцем стрелки-иглы, которая металась по диску настолько быстро, что Роджер, который заглядывал Лире через плечо, вообще не мог заметить, на каких картинках она останавливается, так стремительно символы сменяли друг друга. Он лишь чувствовал, что между прибором и девочкой идет напряженный диалог: вздрагивающие пальцы спрашивали, пляшущая стрелка отвечала, но это общение было столь же неподвластно слову, как неподвластен ему свет призрачного северного сияния в небе над головой.

Наконец Лира опустила веритометр на колени, подняла голову и глубоко вздохнула. Глаза ее смотрели и не видели, но вот она несколько раз моргнула, словно бы просыпаясь.

– Я, кажется, поняла, что он хотел мне сказать. Миссис Кольтер охотится за мной, потому что я должна… у меня есть… что-то очень нужное лорду Азриелу для его… ну… эксперимента, в общем. Ну, не важно. И ей это тоже ужасно нужно.

Лира остановилась и резко сглотнула. Она чувствовала какое-то странное беспокойство, но почему, сама не знала. Казалось бы, что гадать? Наверняка то, что так нужно лорду Азриелу и миссис Кольтер, – это веритометр. А как же иначе? А иначе и быть не могло. Не зря же еще в Больвангаре миссис Кольтер так рвалась заполучить прощальный дар магистра. Все, казалось бы, сходилось, кроме одного: когда веритометр имел в виду себя, то сочетание символов было иным, не таким, как сейчас.

– Наверное, им всем нужен веритометр, – упавшим голосом сказала Лира. – Я, по крайней мере, всегда так и думала. Поэтому нужно передать его лорду Азриелу как можно скорее. Если прибор попадет в ее руки, мы умрем. Мы все умрем.

Как только последние слова сорвались с ее губ, девочка вдруг ощутила такую страшную свинцовую усталость и тоску, что мысль о смерти показалась ей чем-то вроде избавления. Но признаться в этом перед Йореком было стыдно. Так что Лира спрятала веритометр поглубже и выпрямилась.

– Ты спросила, где она сейчас? Далеко отсюда? – повернулся к девочке Йорек.

– В нескольких часах пути. Так что мешкать нельзя. Надо идти.

– Я с тобой, – решил Йорек.

Он приказал, чтобы на этом заключительном этапе их северной эпопеи с ними вместе шел вооруженный отряд. Лира не спорила. Сейчас она остро чувствовала, что во время последнего общения с веритометром из нее ушло что-то. Пока Йорек отдавал распоряжения, девочка сидела, не шевелясь, и пыталась собраться с силами. Она устало прикрыла глаза и задремала. Когда все было готово, ее разбудили и маленький отряд двинулся в путь.