Хронометраж пленэра на фоне альпиниады 9 страница

 

Часть 2. Работаем вверх

 

 

Перед началом

 

И опять влечёт неудержимо

Вдаль из тихих мест...

 

А. Блок

 

Давно известно – умный в горы не пойдёт.

А мы собираемся в Гималаи.

Конечно, это вызывает недоумение: «Неужто вам покой не по карману?!» Ведь не по принуждению и не по приказу стремимся в эту далёкую даль, в эту высокую высь. Мы сами придумали и организовали себе новое приключение.

Оставив прошлые достижения воспоминаниям и, не пытаясь извлечь из успеха выгод, стремимся к новым рубежам. Живём в постоянной неудовлетворённости и напряжении первопроходцев. Но мы сами выбрали свой жизненный путь и довольны им. Это приятно — наметить и осуществить. Это радостно — вышагнуть за пределы известного, понятного, освоенного. Пусть это будет и не общечеловеческое, а узко личное. Узнавание нового — что может быть интереснее?!

Ступая по городскому асфальту, заглядываешься на облака и мечтаешь о далёких снежных горах.

Оказавшись на ледяном склоне выше облаков, начинаешь вспоминать родной город и тосковать. И вдумываться в то, что оставил внизу.

С высоких гор не просто видно дальше, но жизнь понимается лучше. Горы — чудо. И сами по себе, и по тому волшебству эмоций, которые здесь рождаются из очень простых слагаемых ежеминутности будничных обстоятельств. Здесь восходишь не только физически, но и морально — уставая и рискуя, умнеешь и добреешь, становишься проникновеннее и понятливее. Поднявшись над облаками, осознаёшь, что в родной земле, в доме, в семье таится притягательность не меньшая, чем в дальних краях и великих вершинах. Чтобы понять и оценить то, что рядом, полезно иногда уходить далеко.

Мы живём жизнью контрастной: город — горы, благоустроенная размеренность — экстремальность. Наши экспедиции, походы и восхождения дают подтверждение физическому закону сохранения энергий — чем больше тратится энергии мускульной, тем больше обретается энергии духовной. Наше спокойствие, доброжелательность и уверенность в себе — отсюда. Поэтому — не останавливаться! Вперёд, вперёд — вверх! Туда, где мороз и жара — поровну на всех. Где скалы, лёд и снег круты — для всех одинаково. Где заранее заготовлены лишь трудности и опасности, и всё достигается только собственными усилиями.

Скоро будем изнывать от жары, мороза и ветра. Будем задыхаться от недостатка кислорода, будем уставать до изнеможения. Наши родные испытают тревогу и волнение.

…Так это вспоминается и мечтается вновь: грохот камнепада... и рёв лавины... и скрежет рушащегося льда... Вес рюкзака ломает плечи, трамбует позвоночник... Вокруг клубится небо... Сердце захлёбывается... Нервы – в тугой натяг... Воля спрессована в комок... Сладко сосёт под сердцем ощущение риска… Запах предстоящей борьбы холодит ноздри... Идёшь, вдыхая облако... Пьёшь ледяной ветер – зубы ломит... В теле груз предельного напряжения, мышцы звенят… Душа поёт... Захлёбываешься усталостью и восторгом... Цель трудна... чиста... и бескорыстна... И коллективный труд, в достижении её, сродни празднику... И, не боясь сорвать тяжёлое дыхание, хриплыми конвульсиями выталкиваешь из пересохшей глотки песню уверенности, радости...

И уже не ноют плечи... Не болят, не дрожат от запредельной усталости ноги... Ни одышки, ни головной, ни сердечной боли... Не болят старые шрамы... Никаких новых ран и ссадин на теле и в душе... Не чувствуешь голод, холод, жару, жажду... Предчувствуешь приключения… Предвкушаешь события...

Здесь довольствуемся малым, учимся ценить малое, понимать, что счастье уже в том, чтобы просто — жить: дышать, видеть, слышать, двигаться, ощущать движение жизни вокруг себя и сознавать себя частицей этого нескончаемого движения. Здесь мы узнаём и понимаем цену мигу и приобщаемся к вечности.

И ещё здесь учимся не забывать, и не предавать. Здесь есть благородство. Здесь рождается братство.

Секрет нашей лёгкости прост, и мы не скрываем его от тревожных тяжеловесных, обременённых заботами о приумножении своих миллионов. Мы не знаем страха перед правдой, не боимся усталости, голода, сырости, холода и ветра в лицо. И нам неведома мучительная жажда славы, богатства, власти и экстравагантности.

Плюньте, как мы. Вернитесь к истокам. Взгляните в корень. Поднимите лицо к звёздам. Посмотрите людям в глаза и в «глаза» озёрам. И тоже испытаете восторг от осознания достижимости горизонта.

Для восхождения избран пик Макалу высотой восемь тысяч четыреста шестьдесят три метра. Впервые русская речь прозвучала на его склонах в позапрошлом году. Тогда сюда поднялась экспедиция альпинистов из Кузбасса. Они взошли на Гору. Но в борьбе за вершину потеряли товарища. В прошлом году победы над Макалу добилась вторая российская экспедиция. Но восходители из Екатеринбурга заплатили за успех двумя жизнями.

Наша задача — нарушить прогрессию в этой жуткой статистике. Нужно сработать так, чтобы первая кубанская гималайская экспедиция стала первой российской экспедицией, взошедшей на пик Макалу без жертв…

О том, как проходила первая российская экспедиция на Макалу, рассказал журнал «Вертикальный мир», опубликовав дневники участников восхождения.

Юрий Байковский: «…Второй день уже не было радиосвязи с первой группой, работавшей на Северо-Западном гребне. Мощный массив Макалу закрывал группу от базового лагеря, не позволяя с ней связаться. Погода нас в последние дни не баловала. Шквальный ветер со снегом с Тибета давал о себе знать даже здесь, на высоте 4800. А каково там – в последнем, штурмовом лагере, на три километра выше базового?»

Александр Фойгт: «…Ветер здесь, на ледовом гребне, уже не воет, а ревёт. Ни рук, ни ног никто уже не чувствует, лицо превратилось в сплошную болевую маску. Только усилием воли заставляешь себя что-нибудь делать. Начинаем зарывать нашу палатку в снег, кое-как растягивать и закреплять, иначе очередной порыв просто вырвет её и унесёт в Тибет. После полутора часов работы кое-как установили две палатки, залезли в них, разожгли примуса, и только здесь начали приходить в себя, до этого мы действовали просто как роботы. Лишь сейчас я почувствовал: меня не трясёт от холода, а колотит такой крупной дрожью, что палатка сотрясается, похоже, в одном ритме со мной, а не с порывами ветра.

Наконец готов ужин, окончательно согреваемся. Ночь проходит спокойно, если не считать непрекращающегося рёва ветра и ощущения, что палатка вот-вот разлетится по всем швам. Позже мы услышали по радио: во время этого урагана на Эвересте погибли несколько человек – скорее всего замёрзли…

…С утра ветер не утихает, погода та же. Ураган с рёвом тащит через седло Макалу тёмные тучи – на восток, в сторону Тибета, где они бесследно исчезают в его сухой атмосфере. Вылезти из палатки – просто подвиг. Но делать нечего, надо работать. Выходим из лагеря довольно поздно. Ещё не совсем оклемались после вчерашнего. Да, прошедший день отнял много сил, это ещё скажется в дальнейшем. Задача на сегодня – поставить штурмовой лагерь 7700. С седла начинаем подъём влево вверх, обходя скальные выступы Северо-Западного гребня. Строго на юге возвышается над всем главная вершина Макалу. Сегодня она скрывается в тёмных тучах, и можно только догадываться, какой силы ветер свирепствует там.

К обеду достигаем снежного поля под ледопадом, ведущим к вершине. Лучшего места для штурмового лагеря, наверное, не найти. В двухстах метрах ниже ледопада находим фирновую полку, над которой висит ледовый карниз. Место отличное – безопасное, и хороший обзор. Устанавливаем палатку, что сделать опять непросто. Ветер нисколько не утих, рвёт её из рук, полощет полотнища. Руки и ноги уже опять потеряли чувствительность. Всё, наконец лагерь установлен. Башкиров с Богомоловым уходят вниз на 7450. Мы впятером остаёмся на ночь здесь: Сталковский, Шлехт, Вегнер, Утешев и я.

…Ночь прошла хорошо, спалось нормально. Никаких проблем с высотой. Только с утра аппетит плохой. Есть не хочется – только пьём и пьём. Вышли наверх довольно рано, около 7 часов. На себя надели всё, что можно. Представляем собой снопы, перетянутые в поясе страховочной обвязкой. Движения затруднены, однако по-другому не получается – холод космический, и ветер, хотя чуть поутих, всё же продолжает дуть. Наша задача на сегодня: проложить путь по ледопаду, разведать дорогу к вершинному кулуару и, если всё будет впорядке, может быть, сходить на вершину. Первыми под ледопад подошли Шлехт и Вегнер. За ними подтянулись Сталковский и Утешев. Я вышел из лагеря последним. Идётся для этой высоты, в общем, неплохо, но всё равно тяжеловато. На подходе к ледопаду я увидел, что там, где Толик уже полез по бутылочному ледовому склону, лезть глупо и бессмысленно, т.к. правее и выше на сто метров есть прекрасный проход по снегу справа налево. И если уж делать перила для всех групп, то только там. Мои предположения оправдались – зашёл туда просто ногами, лишь последний десяток метров пришлось воспользоваться верёвкой. Сверху увидел парней, позвал их к себе. В этот момент на моём уровне, в стопятидесяти метрах левее по ледопаду, я увидел Шлехта. Не знаю, видел ли он меня, но докричаться до него я бы не смог. Он сосредоточенно шёл наверх с лыжными палками. Ледоруб, очевидно, убрал в рюкзак. Я наблюдал за ним несколько мгновений, после чего он скрылся за нагромождениями льда.

Снизу подошли ребята, и мы вчетвером поднялись по этому пути до конца ледопада, вышли на пологий снежный склон, уводящий дальше – к подножию вершинного кулуара. Время – 11 часов. Встал главный вопрос: идти на вершину или нет. Соблазн очень велик, вершина – вот она, прямо над головой. Столько дней пути, столько усилий всех групп – и вот она, совсем близко. Однако благоразумие берёт верх: во-первых, Володя ног не чувствует, пойти наверх для него означает отморозить пальцы стопроцентно; во-вторых, потеряно много времени внизу на ледопаде, при навеске первых верёвок Толиком; в-третьих, и это самое главное – перила для остальных групп ещё не навешены. Мы прошли путь наверх, не обработав его, верёвки у нас в рюкзаках. Поэтому принимаем решение: спускаться вниз с навешиванием верёвок. В это время внизу замечаю подходящих к нашей палатке Башкирова и Богомолова.

Вскоре мы все спускаемся. Утешев, немного отдохнув, уходит вниз на 7450, а мы впятером ужинаем и устраиваемся на ночь. Вообще-то впятером в «высотке» тесновато, но спать можно. Не даёт покоя мысль: где Толик? Дело уже к вечеру, а его нет. Но куда идти, где искать? К тому же он никому не сказал, куда идёт. Хотя, судя по времени, нет никаких сомнений – пошёл он на вершину. На душе неприятно: как же так, хоть бы кому-нибудь сказал…

Ложимся спать – утро вечера мудренее…»

Юрий Байковский: «Первая группа – наиболее сильная в составе нашей экспедиции. Это лидеры российского высотного альпинизма: заслуженные мастера спорта Сергей Богомолов (взошёл на четыре восьмитысячника) и Владимир Башкиров (три восьмитысячника); чемпионы России в высотном классе и в ледовом – мастера спорта Александр Фойгт, Анатолий Шлехт и Владимир Сталковский; рекордсмен России в скоростных восхождениях на семитысячники Глеб Соколов и Александр Вегнер. Все – «снежные барсы». Эту группу можно без натяжки назвать сборной России. Ещё два опытнейших высотника возглавляли две другие группы, находящиеся в базовом лагере и готовящиеся к выходу наверх. Это Владимир Коротеев, уже пять раз восходивший на гималайские восьмитысячники, и Иван Плотников (один восьмитысячник).

По радиоприёмнику передавали тревожные известия. Всего три дня назад, 10 мая, произошла самая массовая трагедия за всю историю восхождений на высшую точку планеты Эверест. За один день погибло сразу девять восходителей, попавших в сильный шторм на высотах более 7000. Макалу же находится в непосредственной близости к Эвересту. Сегодня – полнолуние, а переход фаз луны всегда приносит в горы непогоду. Всю ночь в лагере выла собака, прибившаяся к нам по пути из Катманду. Что-то неладное было и с сейсмической обстановкой. В день нашего выхода над лагерем сошёл мощный ледопад, чуть не накрывший наши палатки. В природе царило какое-то напряжение, передававшееся нам. Но выходить наверх было необходимо, и не только потому, что у нас существовал чёткий график работы групп на маршруте, но и в целях обеспечения безопасности. Каждая группа, выходя следом за предыдущей, выполняла роль спасотряда.

Наша группа, во главе с В. Коротеевым, вышла на восхождение 14 мая, и к вечеру, обогнув мощный Западный гребень Макалу, оказалась в первом промежуточном лагере на высоте 5700. Здесь и состоялась первая за последние три дня радиосвязь с группой, работавшей наверху. Известие сверху о том, что Толик Шлехт в одиночку ушёл к вершине и засветло не вернулся к палатке, было верным признаком трагедии. Даже если он останется жив, «холодная» ночёвка на такой высоте наверняка приведёт к сильным обморожениям».

Александр Фойгт: «…Просыпаемся в 3-00. На сегодня намечен штурм вершины. Готовим завтрак, который немного затягивается, т.к. организм требует очень много воды, потерянной с дыханием за эти сутки, и мы опять пьём, и пьём, и пьём. Надо сказать, что эта ночь прошла для меня тяжелее, чем предыдущая, точнее, первую половину ночи я проспал спокойно, а вторую – мучился от страшной сухости в горле, спал урывками. Надо что-то пить ночью, но не знаю, поможет ли, т.к. процесс обезвоживания организма идёт без остановки. Наконец мы одеваемся и начинаем вылезать из палатки. Опять надето на себя всё, что есть, опять мы похожи на подпоясанные снопы. Время 6-00. Мы начинаем подъём к нашим перильным верёвкам на ледопаде. Идётся очень тяжело, ноги переставляем с большим трудом. Или это навалилась усталость всех предыдущих дней, или тяготит какое-то тяжёлое предчувствие. На полпути к ледопаду впереди идущие вдруг обнаруживают на склоне кошки, далее, чуть левее нашего пути – рюкзак и рукавицы Шлехта. Нас поражает страшная догадка. До сих пор каждый из нас просто гнал из головы мысли о том, где может быть человек сутки один на высоте более 8000. Теперь закрывать глаза больше нельзя. Картина трагедии предстала перед нами с наступлением этого чистейшего хрустального утра 15 мая. Ветра нет, и утро действительно хрустальное. Мороз. Начинаем обшаривать окрестный склон. Да, вот он – кровавый след на льду.

Серёга Богомолов заглянул в рюкзак: ледоруб в рюкзаке! Значит, опять шёл по жёсткому льду в кошках и с палочками. Это же безумие! Пока все топчемся в замешательстве. В головах постепенно всё отчётливее обозначивается: Шлехт погиб. Осознать такое сразу невозможно. Ещё вчера мы спали с ним рядом, утром вышли вместе вверх, а сейчас – вот эти собранные по склону вещи и жуткий кровавый след на льду. Восхождение закончилось… О нашем настроении говорить трудно. Мы готовились к этой экспедиции целый год. Каждый многим пожертвовал, поехав сюда. Сколько сил отдано уже горе, сколько поставлено лагерей. И вот, когда до вершины осталось 600-700 метров по вертикали, мы, собрав страшные трофеи, побрели вниз вдоль следа…

Добрели до нашей палатки. Толик пролетел в десяти метрах от неё. Только сейчас мы вспомнили, что вчера вечером, около 17-18 часов, над палаткой пролетел, как нам показалось, камень. Так значит, это было его тело! Мы ещё подумали: как хорошо, что палатка под карнизом – ничто не зацепит сверху.

Начали осматривать склон ниже палатки. Что ж, так и есть – он лежит метрах в двухстах ниже, как всегда в таких случаях, в неестественно вывернутой позе. Ну, вот и всё. Теперь уже нет никаких вопросов, кроме разве одного: зачем? Наступает какая-то слабость. Всё рухнуло в одно мгновение. В голове сплошная каша: крушение экспедиции, крушение всех планов и, самое страшное, смерть товарища, а внизу в базовом лагере его жена Полина, дома – дети, мать… Я сажусь в снег у палатки – стоять нет сил, и тупо смотрю вниз на это изломанное тело. В голове только один вопрос, на который нет ответа: зачем он это сделал? Почему ушёл один, никому ничего не сказал? Парни рядом – не слабее его ничуть, но ведь не пошли на гору, нашлись другие дела. И уж во всяком случае, разбиться на маршруте, который весь идётся ногами, - нелепость, глупость, даже не знаю, как это назвать. Какая-то трагическая случайность не дала ему спуститься до палатки всего около двухсот метров. Или он поскользнулся, или зацепился кошкой, или порыв ветра, или просто страшно устал – какая разница. И ещё, зная его, я не сомневаюсь, что он всё же был на вершине!

Однако надо что-то делать, время идёт. Подходит снизу Глеб Соколов. Он уже по пути догадался, что что-то произошло, и на гору мы не идём. Распределились так: Глеб бежит вниз на 5600, где все наши остальные группы – предупредить о случившемся, чтобы не было кривотолков; Богомолов и Вегнер укрепляют палатку, консервируют лагерь и сразу валят вниз на 6500, а мы втроём: Башкиров я и Масюля спускаемся к телу Толика, делаем съёмку места происшествия и хороним его. Решение хоронить здесь пришло сразу: отсюда никого не относят. И, я думаю, усилия по транспортировке просто немыслимы… Пусть он лежит здесь вечно. В конце концов, каждый, приходящий сюда, должен иметь в виду и такой конец, ну а он сам выбрал свою судьбу. Режем из фирна кирпичи, укрываем всё ими, засыпаем снегом. По углам могилы воткнули три вешки. Думаю, что через несколько дней ветер вылижет это место так, что найти его будет уже невозможно.

Оглядываем в последний раз всё, смотрим на окружающий пейзаж. Сейчас он меня поражает. Прямо под нами – крутые ледовые сбросы, под ними – жуткая ледяная, совершенно ровная долина, вылизанная теми же ледяными ветрами. Высота – 7500, там нет ничего, кроме остатков старых экспедиций – рваных палаток, всякого экспедиционного мусора, да ещё тех бедолаг, которым не повезло спуститься с неё на большую землю. И кругом лёд, лёд, лёд. Замыкают пейзаж громады Макалу-2 и Чомолонго. Особенно поражает вершина, следующая за Чомолонго. Её высота около 7500. Она совершенно чиста от снега – голая серая мрачная скала, с множеством рытвин и пещер на теле. Ни дать ни взять – царство Кощея Бессмертного. Если добавить завывание ветра, то картина получается жутковатая. Торопимся покинуть это место. Нам сегодня необходимо спуститься на 5700. Однако «торопимся» - слишком громко сказано. Нам надо подняться по склону метров на 150, но сил, после всего, совершенно нет. Делаем по пять шагов и повисаем на лыжных палочках. Отдых – минуты две, и дальше в таком темпе. К обеду добрались до лагеря 7450. Здесь уже никого нет. Здесь на седле, как всегда, ветер гудит и рвёт палатки. Пристёгиваемся к перилам – и вниз, на 6500. Спускаюсь по перилам довольно долго. Подхожу к их концу уже совершенно без сил. Хорошо хоть внизу ветра уже нет, немного пригревает солнце. Тащусь ещё около часа. Траверс, наконец я в лагере 6500. Все наши уже здесь, я последний. Залезаю в палатку и валюсь без сил. Парни что-то кипетят на примусе, но продуктов здесь нет, есть нечего. Они просто пьют тёплую воду, и мы начинаем собираться дальше вниз. Лежание в палатке не приносит ни отдыха, ни сил. Ужасный день, высосавший из меня всё. Но надо подниматься – с 16 часов парни начинают уходить вниз. Я опять спускаюсь последним. Но сейчас всё же легче, уже сбросили около полутора километров высоты. Во рту страшная сухость, бороться с ней бесполезно. Тяжело идёт Утешев. Его постоянно рвёт, хотя он ничего не ест уже почти три дня. Так и ползём по леднику, как калеки с поля боя. Проходим морены, «мышеловку» и, вот наконец, 5700. Вижу палатки, вижу наших ребят. Здесь все, кроме троих – тех, кто в базовом лагере. Горячий чай, ужин, расспросы. Все уже всё знают. Я валюсь с ног от усталости. На завтра назначили общее собрание. Всё. Я залезаю в палатку и сразу проваливаюсь в сон.

…После высотного кошмара пробуждение внизу всегда сказочно. Просыпаешься от того, что лежать в раскалённой палатке и в раскалённом спальнике просто невозможно. Вскакиваешь и вылитаешь наружу. Здесь солнце, тепло, совсем по-домашнему. Завтракаем. В 10 часов начинаем собрание. Тема одна: продолжать восхождение или сворачиваться…»

Юрий Байковский: «…Весь состав экспедиции собрался в промежуточном лагере 5700. Два дня длилась молчаливая пауза. Все созревали для принятия решения. Имеем ли мы право продолжать восхождение?..

Наконец разговор состоялся. Два тяжелейших месяца отработано на высоте. Провешено два с половиной километра перильных верёвок практически до вершины. В предыдущий выход, когда наша группа уже надеялась выйти на штурм вершины, Толик сказал: «Мужики, помните, для чего мы все сюда приехали. Мы должны взойти». Трудно принимать такие решения, но даже Полина – жена Толика – считает, что надо продолжать восхождение. Сама же она уходит вниз, в Катманду и домой.

Мы выходим наверх с тяжёлым чувством. Каждый из нас ощущает присутствие Толика рядом с собой на маршруте. Каждый обострённо задаёт себе вечный, как этот мир, вопрос о смысле жизни. Каждый находит, или не находит, на него ответ...

19 мая 1996 года первые россияне – Глеб Соколов, Владимир Коротеев, Иван Плотников и Николай Кожемяко стояли на вершине Макалу. 23-го – ешё шестеро восходителей взошли на вершину: Александр Фойгт, Сергей Богомолов, Владимир Башкиров, Владимир Сталковский, Александр Вегнер, Юрий Утешев».

 

На следующий год журнал «Вертикальный мир» опубликовал отчёт заслуженного мастера спорта Сергея Ефимова – руководителя второй российской экспедиции на пик Макалу: «15 марта 1997 года альпинисты из Екатеринбурга прибыли в Катманду – начиналась новая экспедиция на Макалу. В состав экспедиции вошли: Салават Хабибуллин – капитан команды, Алексей Болотов, Николай Жилин, Юрий Ермачек, Дмитрий Павленко, Игорь Бугачевский, Андрей Клепиков и Андрей Бельков.

13 апреля Дмитрий Павленко прошёл первые 50 метров по ледовой стене выше бергшрунда, а на следующий день Игорь Бугачевский провесил выше ещё две верёвки по 50 метров.

В это время Болотов, Жилин и Хабибуллин вышли на высоту 7000 по Западному ребру. Обсудив результаты первого выхода наверх и определив возможный путь подъёма, пришли к выводу, что надо сделать ещё два выхода на стену. В следующий выход установить лагеря на высотах 6500 и 7000, и провесить этот участок верёвками. В последующий выход необходимо добраться до скального отвесного бастиона (7600)…

16 апреля Хабибуллин, Жилин, Клепиков и Павленко вышли наверх. Через день за ними вышла группа: Болотов, Бугачевский, Ермачек, Ефимов. В бергшрунде на 6500 организовали нечто вроде штурмовой базы. Здесь скопилось снаряжение, верёвки, продукты, горючее. На широкой площадке под ледовым навесом стояли две палатки.

20 апреля четвёрка Хабибуллина вышла из бергшрунда, взяв всё бивачное снаряжение. Вечером они по рации сообщили, что нашли на скалах остатки лагеря какой-то экспедиции и использовали куски платформы для постройки площадки под палатку (это была высшая точка, которой достигла Британская экспедиция пять лет назад).

26 апреля Хабибуллин, Павленко, Жилин и Клепиков снова уходят на стену. Меньше всех отдыхал Салават Хабибуллин, на моё предложение - отдохнуть ещё один день – отказался, сказав: «Да ладно, судя по тому, что перестал много есть, я восстановился». Через два дня за ними вышли Болотов, Бугачевский, Ермачек. Им предстояло установить лагерь на 7300. А затем попытаться пройти скальный бастион и провесить верёвки до 7500.

28 апреля двойка Хабибуллин – Павленко вылезла по крутому скальному лбу на высоту 7200. Первым работал Салават.

По плану Салават, Андрей и Дмитрий должны были отдыхать два дня на 6500, пока тройка Болотова работает до 7500. Но не получилось. На утро, после ночёвки на 6900, у Клепикова оказались обмороженными пальцы ног. Салавату и Дмитрию пришлось сопровождать Клепикова до 6100. Болотов, Ермачек и Бугачевский в тот день вышли на 7300 и затем начали работать выше.

Дмитрий Павленко: «Самым ужасным у нас с Салаватиком был переход с 6500 на 7300… Когда мы Клёпу спустили с обмороженными ногами, то потом на 6500 переночевали. Рано не вышли, потому что снег пошёл, а потом пришлось сразу на 7300 подниматься. Там вообще… Самые жуткие воспоминания остались. Там точно чуть «ласты не склеил». Со стены снег сдувает. Ну, как зимой на Эльбрусе или на Победе. Я на верёвке болтаюсь. Надо бы крикнуть – не могу. Внутри всё свело».

Николай Жилин: «На следующий день Салават сказал, что он устал. Ну, я тогда полез первым. На бастионе оказался такой микс крутой. Приходилось идти на фифах, с инструментом было бы сложно, потому что слой льда был тонкий. Удивительно, как всё изменилось через неделю – там, где лезли по льду, по натёчке, скалки вытаяли…

Во второй день на бастионе Лёха меня страховал, а Салават отдыхал. Лёха говорил Салавату: «Оставь палатку». «Нет – говорил тот – дотащу до конца». Ну, вот и устал»…

14 мая Бугачевский, Ермачек и Жилин вылезли на верх скального бастиона на 7600, имея при себе всё бивачное снаряжение. Из базового лагеря можно было в бинокль видеть их фигурки на снежном надуве.

Поэтому особо не беспокоились, когда группа не вышла на связь ни в 7, ни в 8 часов вечера.

Салават передал, что палатка на 6900 оказалась сорванной.

Сменяя друг друга, Хабибуллин, Павленко, Болотов и Бугачевский продвигались вверх по стене. Жилин и Ермачек взяли на себя тяжёлую обязанность – строительство площадок под палатки.

19 мая в 11часов утра Игорь передал по рации, что вышел на большой снежник под гребнем (7900), и далее можно идти одновременно!

Николай Жилин: «Самым запоминающимся днём для меня был, пожалуй, день, когда Дима закричал сверху: «Ура! Стена кончилась! Выходим на ребро Параго!» Стена к тому времени уже надоела. Этот день мне запомнился даже больше, чем выход на вершину»…

20 мая шестёрка альпинистов двигалась уже по Западному гребню Макалу. Западная стена Макалу была пройдена…

В 2 часа дня на радиосвязи Салават Хабибуллин сказал, что они останавливаются на ночёвку. Голос его был хриплый и говорил он медленно. Через два часа из палатки уже совсем другим голосом сообщил, что всё нормально, что они пьют чай и полностью отогрелись. От предложения подышать кислородом для полного согревания они отказались. На вопрос: «Какие планы на завтра?» Салават ответил, что собираются рано утром выйти на штурм.

21 мая, утром, Салават и Игорь из своих палаток сообщили, что они собираются…

Когда вышли Лёша Болотов и Дима Павленко, то Салават сказал, что остаётся в палатке, чтобы отогреть замёрзшие ноги и попить чай. Ребят это не насторожило. И раньше, при работе на стене, с ним такое бывало, когда после выхода на холод он не мог отогреть ноги взмахами и тогда возвращался в палатку, снимал ботинки и на газовой горелке отогревал и ноги и ботинки.

Около восьми часов утра пять человек начали двигаться вверх по гребню. В 9 часов утра Салават вышел на связь, но батарея рации, видимо, замёрзла, и мы в базовом лагере смогли услышать только включение и первые слова. Решили выяснить обстановку по принципу «да – нет». Я сказал: «Салават, если у вас всё нормально и вы идёте вверх, то дай три сигнала включением. Если нужна помощь – дай один». Он ответил тремя сигналами. Я передал ему, что все радиостанции находятся на постоянном приёме, и мы ждём сообщений. Ещё попросил, чтобы при спуске никого не оставляли на склоне одного. Больше он на связь не выходил. От Игоря Бугачевского так же не было сообщений. В бинокль увидели, что три точки приближаются к вершине. Это было в 13-15…

Дмитрий Павленко: «Вершина оказалась ближе, чем я ожидал. Слава Богу. Всего было три бугра. Иду – вижу, Коля руками машет. Всё, вершина».

В 16-00 Игорь Бугачевский сообщил по рации, что 5 человек вышли на вершину. На вопрос: «Где Салават?», ответил, что тот остался в палатке. В 17 часов снова заговорила рация. «Пока мы ходили наверх, - произнёс Алексей, - Салават скончался».

Трубку взял Николай Жилин: «Салават вышел позднее нас на полтора часа. Он прошёл две верёвки от палатки. Мы нашли его, прислонившимся к камню. Как будто он отдыхал. Дыхания не было. Зрачки на свет не реагировали. Что мы в состоянии сделать – так это спустить его до площадки и захоронить. Что скажете?»

Печатая эти строки, я снова ощущаю то шоковое состояние, в которое повергло это сообщение. Слышу голос Салавата, который зафиксировала плёнка видеомагнитофона, и его ответ на бональный вопрос: «А что ты можешь пожелать себе и другим при выходе на штурм?» «Что пожелать? – ответил он, - Добить, додавить, дотерпеть, пройти, спуститься».

Салават, Салават, как же так случилось? Додавил, дотерпел, прошёл эту страшную Западную Стену. Одного не сделал – НЕ СПУСТИЛСЯ.

Видно, тогда вершина для него была важнее всего. Если бы говорила рация, может быть, я бы понял его состояние. Попросил вернуться в палатку. Он бы залез в мешок, одел кислородную маску, включил бы кислород и заснул в спальном мешке, а когда бы проснулся посвежевшим, ребята бы уже спустились обратно и он, как всегда молчаливый, с грустной усмешкой поздравил бы их и на следующий день все шестеро бы начали спуск вниз. Это всё «бы». Всё, что успела передать замёрзшая рация – это «Сергей Борисович…» и дальше она выключилась. «Я здесь – хочется теперь кричать, - Что с тобой, Салават? Я с тобой!»

Транспортировать тело не представлялось возможным; учитывая физическое состояние альпинистов и высоту, приняли решение захоронить Салавата там, где он умер. Ребята подняли его на два метра выше, на полку, засыпали снегом и заложили камнями.

Дмитрий Павленко: «Самый тяжёлый момент был, когда нашли Салавата мёртвым. Уходили – был живой, и всё было нормально, и вот он уже мёртвый. Я спускался последним и увидел внизу ребят. Думал – остановились, чтобы сообщить по рации о том, что сходили на вершину. Подхожу и вижу, что они уже Салавата поднимают на полку. Я как выключился. Не мог ни говорить, ни двигаться… По рации Болотов сказал, что Игорь Бугачевский при спуске упал и ударился об камень, видимо сломал себе ребро. Он стал двигаться с трудом. У нас был один баллон кислорода, и Игорю дали подышать кислородом, после чего он пошёл быстрее».