О морских животных, которых ловят у камчатских берегов, о приносимой ими пользе и об их употреблении

Среди многочисленных и разнообразных морских животных есть такие, которых можно встретить только вблизи первых Курильских островов и у побережья от мыса Лопатка до реки Камчатки; другие же встречаются под определенными градусами широты повсюду как в Пенжинском море, так и в океане, омывающем Камчатку.

Те морские животные, которых ловят на пространстве от Камчатки до Курильских островов, большею частью неизвестны и не описаны или же описаны очень недостаточно, коротко и неопределенно. Таковы, например, морской лев¹, именуемый по-камчатски сивучем; морской медведь, по-русски -- морской кот; морской бобр, или, вернее, морская выдра; морская корова, на местном языке -- "манати". Этих четырех редких и ранее не известных морских животных я подверг специальному и очень подробному описанию и распорядился, вместе с тем, срисовать их. К этому своему труду я и отсылаю читателя. Остается описать еще животных, водящихся в обоих морях, вроде крупнейшего вида нерпы, называющегося "лавтаг", средней величины тюленей, китов, моржей, косаток, белух, что впоследствии будет сделано. Хотя морские коровы и водятся исключительно близ Америки и расположенных в проливе островов, однако трупы их иногда заносятся волнами к камчатским берегам и выбрасываются там морем. Здесь мне представляется излишним говорить об их внешнем виде и о внутреннем строении их тела, об их полезности в пище, о способах, какими их ловят, равно как останавливаться на остальных трех вышеупомянутых видах морских животных, и поэтому я только вкратце коснусь тех, которые еще ждут своего описания.

Китов можно встретить часто повсюду вблизи Камчатки и в Пенжинском заливе. На Большой реке их называют "дай", на реке Камчатке -- "дэн". Их нередко можно видеть спящими на побережье во время морского отлива. Весною они преследуют рыбу, особенно сельдь, вплоть до Петропавловской гавани. Тем же самым они занимаются и в Олюторском заливе. Несколько лет тому назад один кит поднялся по реке Иче, он был убит неподалеку от устья, где он не мог повернуться. Населению киты приносят большую пользу, снабжая его пищею и поддерживая хозяйство, особенно в тех местах, где их ловят или куда их трупы иногда выбрасываются морем. Чаще всего это бывает у мыса Лопатка, вблизи Авачи, Кроноки и реки Камчатки, реже -- в Пенжинском море, а в последнем -- чаще около Удского [острога] и Охотска, чем на другой стороне, притом чаще позднею осенью, чем в другие времена года.

Китов около Камчатки ловят многими различными способами, о которых я здесь расскажу и которые кажутся прямо невероятными и странными в применении к таким огромным морским животным.

Вблизи мыса Лопатка и Курильских островов жители выезжают в море на байдарах и выискивают такие места, где киты обычно спят. Сколько бы китов они ни нашли, они всех поражают отравленными стрелами, отчего животные тотчас же начинают пухнуть, сильно метаться и неистовствовать и затем отправляются в море; при этом иногда случается, что труп одного или другого из китов выбрасывается на берег; бывает иногда и так, что море не выкидывает ни одного трупа.

Олюторцы применяют другой прием для ловли китов. Они изготовляют сети из моржовых кож, предварительно долгое время провисевших в дыму и прокопченных настолько, что они приобретают прочность камня. Кожи эти они затем режут на куски и ремни, из которых и плетут очень большие и толстые сети. Каждый ремень имеет в толщину объем руки сильного мужчины. Эти сети жители опускают в пределах Олюторского залива у самого входа в последний, отягчая один край их множеством огромнейших камней. Когда киты входят или выходят из бухты, они быстро запутываются своими хвостами в этих сетях и скоро погибают. После этого олюторцы подплывают на байдарах к мертвому животному, захватывают его ремнями и буксируют к берегу. Однако раньше, чем взять кита на буксир, на байдарах происходят шаманские над ним обряды, а пока охотники ведут мертвого кита к берегу, девушки, женщины, дети и вообще стар и млад, став на берегу, поют, кричат, пляшут, прыгают на месте и поздравляют китоловов с добычей. Доставив кита на берег, ловцы надевают на себя свое лучшее платье и украшения, вытаскивают резную деревянную фигуру кита длиною в 2 сажени, сооружают новый балаган, помещают в нем при непрерывных шаманских манипуляциях деревянное изображение кита и зажигают лампу, назначая к ней сторожа, обязательно следить за тем, чтобы лампа не погасла во все время с весны и до осени, пока длится ловля китов. После этого они всею гурьбою идут к мертвому киту, разрезают его на куски и заготовляют его впрок как самый главный запас на весь следующий год; мясо, не выдерживающее, несмотря на свою большую жесткость и грубость, долгого хранения, поедается в первую очередь, а те части его, которые не съедены, вывешиваются на вольный воздух и высушиваются; кожу отделяют от сала, выскабливают и коптят в дыму; затем ее колотят, тем самым размягчают ее и употребляют на изготовление подошв, отличающихся такою прочностью, что они никогда не изнашиваются до полной непригодности. После этого вырывают в земле очень много ям, выкладывают их дно камнями, на которые кладут столько топлива, что штабели его выдаются на несколько саженей над краями ям, поджигают эти дрова снизу и до тех пор подкладывают свежие, пока ямы не вытоплены наподобие русской печи. Затем они сметают золу, очищают от нее ямы и наваливают на камни свежие ольховые дрова и листву, слоями накладывают сало, отдельно от головы, боков и хвоста, потом вновь настилают дрова и слой сала и покрывают все это множеством травы, на которую бросают землю до тех пор, пока не образуется небольшой холм, сквозь который не может выйти ни малейшая часть пара. Спустя несколько часов они все это вынимают, причем сало кругом покрыто бурою коркою и освободилось от излишней ворвани. Такой запас может храниться без риска испортиться в течение целого года. Сало это отнюдь не отдает ворванью и нисколько не неприятно на вкус, а напоминает свиной шпик и очень вкусно, я сам его неоднократно пробовал. Очистив кишки от нечистот, туземцы надувают и наполняют их ворванью, вытекающею при разрезании мяса на части, и внутренним жиром, который они топят и который ночью служит им осветительным материалом. Эти китовые кишки заменяют туземцам бочки и другие сосуды.

Курильцы {Если курильцам достается кит, никто из них не приступает к резке животного прежде, чем окажутся в сборе все жители. До этого происходят шаманские обряды. Каждый туземец облекается в свое наилучшее платье, в поле которого он и уносит свою порцию к себе домой; после этого одна юрта угощает другую. До и после этого угощения происходят пляски, и туземцы вообще всячески развлекаются, о чем речь будет позже. Лишь только кит попадает на землю Камчатки, туземцы привязывают его тонкою веревкою к маленькой воткнутой в песок палке, будучи твердо убеждены, что в этом случае на кита уже не смогут иметь притязаний ни морские, ни сухопутные духи -- гамулы. -- Прим. Стеллера. } и все туземцы Камчатки придерживаются таких же приемов при заготовке китового сала и сохранении ворвани.

Когда олюторцы весною вновь вытаскивают свои китовые сети, они считают это величайшим в году праздником. Церемонию эту начинают с большого и длительного шаманского обряда в обширной подземной юрте, режут при этом собак и бьют в шаманский бубен. После этого они заготовляют очень объемистый сосуд, полный "толлунчи", или каши из разных кореньев, ягод, рыбы и китового жира, ставят этот сосуд под "жупан", или дымовое отверстие, сопровождая это отчаянными выкриками и исполнением разных шаманских обрядов, втаскивают деревянное изображение кита в юрту и закрывают в ней все отверстия, так что там наступает полнейшая темнота. Когда шаманы ловко успели убрать деревянного кита, они сразу поднимают крик, что кит ушел, мол, в море; после этого и стар и млад выбегают из юрты, желая проводить беглеца. Шаманы указывают им на его следы в толлунче, по которой он будто бы удалился, побежав к дымовому отверстию. Следы эти чрезвычайно напоминают мышиные. Если туземцев спросить о причинах и резонах этой церемонии, они ограничиваются кратким ответом, что, мол, отцы их проделывали то же самое и чувствовали себя от этого здоровыми и сытыми.

У олюторцев шаманы одеты в одну только кухлянку без каких бы то ни было изображений или иероглифических фигур, какие встречаются у якутов и тунгусов.

Чукчи, во множестве ловящие китов, начиная от устья реки Анадырь до крайнего мыса, в способе ловли ближе всех подходят к европейской манере. На веслах они выходят в очень больших деревянных, обтянутых тюленьей шкурой байдарах, человек по 8--10 и более, иногда и на 2--3 лодках одновременно, в море. Завидя кита, они быстро направляются к нему и глубоко вонзают в него большой так называемый "носок" из железа и кости. "Носок" этот отделяется от древка и, становясь поперек раны, уже более из нее не выходит. К нему прикреплен ремень, другой конец которого находится у людей в байдаре и свернут во много кругов: часто он достигает длины 100 и более саженей. К ремню прикреплены надутый пузырь или китовая кишка; по ним чукчи всегда узнают направление, куда ушел кит. Они следуют за ним по пятам, давая животному тащить их. Если же кит опускается в глубь моря, они отпускают ремень, если же он всплывает, они его нагоняют и снова приближаются к киту; тут они вторично поражают его "носком", или это проделывается с другой байдары. Чукчи преследуют и гонят кита взад и вперед, пока он снова не опустится под воду и не утомится. Как только он опять покажется на водной поверхности, его поражают с третьей байдары. И вот, после того как три лодки прицепились к нему и кит порядочно устал, гребцы начинают изо всех сил хлопать в ладоши и производят всяческий шум; это заставляет кита поспешить к берегу, причем он тащит за собою лодки. Когда он подойдет почти к самому берегу, ловцы шумят и неистовствуют еще сильнее, пока кит, возбужденный и оглушенный всем этим, не выбросится с величайшею силою далеко на сушу, где ловцы окончательно добивают его. В течение всего этого времени остальные чукчи, старики и молодежь, неистово ликуют на берегу, пляшут и прыгают, как о том уже было упомянуто. На островах, расположенных между Америкой и Чукотским носом, китов ловят точно таким же способом. Чукчам удается добывать много китов, и они так полагаются на свою ловкость в этом деле, что не прикасаются ни к одному китовому трупу, выброшенному волнами на берег, разве только, чтобы использовать его ворвань для освещения. Хотя чукчи и владеют весьма многочисленными стадами северных оленей и могли бы от них быть сытыми, они, тем не менее, очень усердно занимаются добычею морских животных. Делают они это не только потому, что считают сало этих животных величайшим лакомством, но и потому, что вследствие отсутствия всякого древесного топлива они крайне нуждаются в жире для поддерживания огня. Жиром этим они поливают также мох, торф и кости китов и жгут все это вместо дров. Чукчи, подобно американцам, изготовляют из китовых кишок рубахи, а также пользуются ими вместо бочек, как это делают олюторские коряки.

Кроме китов, ими пойманных или раненных в Америке и выброшенных здесь в виде трупов на берег, огромную пользу приносят туземцам еще косатки (Orca). Эти животные жестоко преследуют китов, ранят их своими страшными зубами и даже умерщвляют их. Я сам своими глазами видел, как в открытом море, так и у берегов острова Беринга, их борьбу: когда киты подвергаются нападению со стороны косаток, они поднимают такой страшный шум и рев, что они слышны за несколько миль; киты так боятся косаток, что в страхе живыми выбрасываются на сушу.

Здесь, на Камчатке, я очень старался в точности узнать, приходилось ли раньше тут находить мертвых китов с вонзенными в них европейскими гарпунами с латинскими буквами на них, и от большинства опрошенных узнал, что это случалось неоднократно. По моему, впрочем, мнению, такие киты могли получить свои раны и в Японии, тем более, что есть достаточно достоверные сведения о том, что вблизи Японии китов ловят европейским способом; благодаря ныне выясненному положению Америки, нелегко представить себе такой путь, по которому труп кита мог бы проплыть столь долго без того, чтобы его не пригнало течением либо к материку, либо к островам, расположенным в проливе².

Киты доставляют всем жителям Камчатки большие выгоды и сильно облегчают им ведение их хозяйства: из кожи китов туземцы изготовляют подошвы, кожаные вещи и ремни; их жир идет в пищу и на освещение; мясо -- в пищу, а китовым усом (costa sartoria) туземцы скрепляют свои байдары, делают из него рыбачьи сети, капканы для ловли лисиц и ведра для воды. Из двух костей нижней челюсти кита они выделывают полозья для саней, оправу для ножей, всевозможные кольца и застежки для собачьей упряжи.

Из китовых кишок туземцы делают всевозможного рода пузыри и сосуды для хранения в них жидкостей; из жил они приготовляют гибкие пружины для капканов на лисиц; этими же жилами они также пользуются вместо бечевок, от которых требуется особая прочность, для перевязывания различных предметов. Позвонки спинного хребта служат им для выделки ступок; скуловые или челюстные кости кита состоят из хрящеватого, студенистого вещества и очень вкусны; весьма вкусен также язык. Следующими за ними по качеству являются ласты; жир, вытекающий при их разрезании, поедается с величайшим аппетитом.

Зверь Orca, именуемый по-русски косаткою, вовсе не служит предметом ловли. Но туземцы поедают жир этих животных, если их трупы выбрасываются на берег бурею, таким же образом, как и китовый. В ноябре 1742 года страшная и очень длительная буря выкинула на берег у мыса Лопатка одновременно восемь таких трупов, но вследствие дальности моего тогдашнего пребывания от того места и плохой непогоды мне оказалось невозможным осмотреть их. Самые крупные из них достигали 4 саженей в длину. У них были маленькие глаза, очень большая и широкая пасть, усаженная очень большими острыми зубами, которыми косатка обычно ранит кита. Если многие утверждают, в том числе и русские, будто эти раны наносятся длинным спинным плавником косаток, то это совершенно неосновательно и неверно, потому что, несмотря на свою величину, достигающую 2 аршин, и на свою заостренность этот плавник, напоминающий в море режущий рог или острую кость, мягок, состоит только из жира и, чему следует удивляться, не обладает ни одним суставом, ни одною костью. У косатки почти нет мяса, а есть один только жир, гораздо более жидкий, чем китовый. Кроме спинного плавника, у косатки есть, как и у кита, еще два боковых и хвостовых. Этот зверь -- заклятый враг кита и гоняется за ним днем и ночью. Если кит спрячется у берега в каком-либо заливе, то косатки начинают подстерегать его, ожидая прибытия подкрепления; затем они с ужасными стонами и криками окружают кита, выводят его, как арестанта, в море, погружаются с ним в воду и там набрасываются на него, кусая его своими чудовищными зубами. На выброшенных на берег китовых трупах никогда не было обнаружено отъедания какой-либо части тела. Таким образом, мы имеем тут дело с природною враждою, не преследующей никаких корыстных целей. Все промышляющие в байдарах на море туземцы и русские чрезвычайно опасаются этого зверя, потому что он, если к нему подойти слишком близко или ранить стрелою, опрокидывает байдару. Вследствие этого при встрече с косаткою туземцы одаряют ее подарками и обращаются к ней с особым заклинанием и просьбою не нарушать их дружеских отношений и не причинять им вреда.

Существует еще и другой крупный морской зверь, похожий на кита, но поменьше его длиною и объемом своим соответственно тоньше его. Русские называют его морским волком³, а ительмены -- "плебун". Около реки Камчатки это животное носит название "чечак".

На мою долю не выпало радости увидеть такое животное во время моего там пребывания. Особенность этого зверя в том, что в пищу людям идут только его мясо, челюсти, язык и кишки, тогда как его жир служит лишь для сжигания в лампах; причина такого отношения к этому жиру заключается в том, что он не растворяется в крови, а, подобно ртути, беспрепятственно проходит по кишечнику в тот самый момент, когда его проглотишь. Поэтому-то ительмены едят его исключительно в случаях сильного запора. Не знающих этого они угощают жиром себе на забаву.

Белуха представляет собою морское животное величиною с быка, с которым она имеет и сходство по форме головы; у нее толстая кожа с белою блестящею шерстью. Она часто встречается вблизи рек Уда и Охота, где, гоняясь за рыбою, которою питается, преследует ее на далекое расстояние вверх по течению. Население ловит белуху в большие, крепкие сети, изготовленные из кожи того же зверя, вблизи реки Уды, в узком заливе при впадении реки Пенжины, около реки Парень и в том месте, где ныне строится новый острог, на расстоянии 400 верст выше Тигиля. Промышляют их также вблизи Олюторы и отсюда до Анадырского и до Чукотского носа. Самка белухи таскает своих детенышей с собою на спине⁴, но, подвергаясь опасности быть пойманной, сбрасывает их немедленно с себя в море. Очень крепкая кожа белухи идет на ремни; жир ее не маслянист и не отдает рыбным запахом, но в топленом виде по своей белизне и составу он похож на свиное сало; при изготовлении пищи он употребляется вместо масла. Не менее приятным вкусом обладают также мясо и внутренности белухи.

Около Камчатки, ниже острова Карата, нигде не бьют моржей, оттуда же, вплоть до Чукотского носа, бьют, и делают весьма часто. Большим чудом было сочтено, когда в 1742 году, в мое пребывание на острове Беринга, мой слуга застрелил одного моржа у мыса Лопатка. Кожу моржей коряки употребляют для изготовления китовых сетей, чукчи -- для выделки ремней и на покрытие своих летних обиталищ; клыки же кучами безо всякой пользы валяются на берегу, потому что доставка их через Анадырск в Якутск не стоит труда. А между тем, эти клыки, равно как и китовый ус, могли бы с большой выгодою служить предметом торговли и вывоза через Охотск. Если после умиротворения чукотского народа установилась бы морская торговля при помощи легких морских судов, то это дало бы большие барыши анадырскому да и всему камчатскому населению, так как около Анадыря наблюдается большой излишек одежды из шкур северных оленей; торговля ими могла бы повести к обмену другими предметами и продуктами, производимыми и добываемыми на Камчатке. Как мясо, так и жир моржей, по правде сказать, представляет собою очень хорошие пищевые продукты. В былое время камчадалы высоко ценили половой орган самцов, потому что они пользовались им вместо дубины на войне и при местных стычках⁵.

Тюлени, именуемые в Сибири нерпами (нерпухами), часто встречаются вблизи рек, где их нередко и всяческими способами ловят. Это очень полезные и пригодные для удовлетворения всяких хозяйственных потребностей животные.

По всей Сибири и в России, в сущности, известны только четыре вида тюленей. Первый и самый крупный, называемый лавтагом, встречается в обоих морях. Как по своей форме, так и по шерсти и внутреннему строению эти тюлени похожи на прочих, отличаясь от них лишь величиною, которою они превосходят крупнейших быков.

Другой вид по своей величине напоминает годовалую телку; что касается цвета шерсти тюленей, то он бывает очень разнообразен; они все сходятся только в том, что у них все тело покрыто, как у тигра, одинаковой величины пятнами, то каштановыми, то черными, на всегда белом или беловато желтом фоне; встречаются между ними и совершенно белые особи. Детеныши последних обладают также белоснежною шерстью, очень ценимою на Камчатке.

Тюлени третьего вида⁶ поменьше второго. Я называю их обычным именем -- Phoca oceanica, так как они повсюду встречаются в океане. Все они одинакового цвета и одинаковой величины. Их шкура желтоватая и имеет на себе очень большое, занимающее почти половину всего тела, каштанового цвета пятно.

Четвертый вид тюленей водится в больших пресноводных озерах -- в Байкале и Ороне⁷, и это тем более удивительно, что оба эти озера находятся в очень большом отдалении от океана и не связаны с последним ни единою рекою. Встречающиеся на этих озерах тюлени размерами подобны архангельским, одноцветны и имеют серебристого цвета шерсть; молодняк же их совершенно белого цвета.

Все эти животные отличаются одинаковыми привычками и живут то на суше, то в воде. Морские тюлени никогда не удаляются от земли далее 30 миль, служа, таким образом, мореплавателям точным указателем близости суши. Поэтому, когда мы на острове Беринга нашли раненного на Камчатке тюленя, мы смогли по этому признаку тотчас же определить расстояние. На море тюлени держатся вблизи самых больших и наиболее обильных рыбою рек и заливов и указывают на их присутствие в тех случаях, когда местонахождение побережья неизвестно. Летом в погоне за рыбою они поднимаются по рекам на расстояние 60--80 верст⁸. Случаются они как на суше, так и при тихой погоде в море. Поэтому неверно утверждение многих авторов, будто тюлени совокупляются подобно собакам и сцепляются друг с другом. Они случаются обычно осенью и рожают детенышей в апреле, причем рожают их на льду, где в снегу вырывают себе пещеры. Обычно у них бывает по одному детенышу, редко по два, и кормят они их двумя сосцами. Тунгусы доят их и дают их молоко вместо лекарства своим детям.

Старые тюлени издают довольно резкие звуки призыва, напоминающие отрыжку, молодые же кричат "ох-ох", подобно человеку, которому нанесен удар. Ночью они отправляются в море, днем -- на сушу. При отливе они кучами лежат на выступающих над поверхностью моря камнях, забавляются там разными играми и сбрасывают друг друга с этих камней. Иногда они сильно друг друга кусают, но при этом очень боязливы. Они лукавы и готовы укусить, если подойти к ним слишком близко, причем, несмотря на свое хилое сложение, они очень проворны; они никогда не удаляются от берега и спят очень крепко. Разбуженные приближением человека, они страшно пугаются и, убегая, все время выделяют изо рта воду, чтобы сделать себе путь более скользким, но не слюну или мокроту, как думают некоторые люди, считающие эти выделения лечебным средством. На суше тюлени не могут двигаться иначе, как только вперед; при этом передними ластами они упираются в землю, сгибают туловище в дугу и продвигают при помощи своих задних конечностей; таким же образом они взбираются и на камни. Будучи пойманы или лишены своих детенышей, они часто плачут слезами, как люди. Вообще же, я касаюсь здесь только того, о чем не упоминают другие естествоведы.

Ловля тюленей производится различными способами. На реках и озерах их бьют из ружей; при этом, однако, необходимо ранить их непременно в голову, потому что в тело, имеющее толстый слой жира, без вреда для них можно всадить до двенадцати пуль, чему я сам однажды был свидетелем на Байкале. Второй способ состоит в том, что их выслеживают спящими на суше, на островах, на камнях или на льду и убивают дубинами. Третий способ -- бить их на льду "носками" или копьями. Четвертый прием сводится к использованию их привычки устраивать себе на реках и пресноводных озерах проруби во льду; к этим отверстиям они снизу прикладываются мордами, чтобы дышать воздухом, причем они нередко засыпают, а от их дыхания лед снизу начинает таять. Тут их подстерегают, бьют "носком" в прорубь, удерживают их при помощи прикрепленного к "носку" ремня, пробивают лед насквозь и тогда уже вытаскивают их из воды. Пятый: таким же способом курильцы при тихой погоде бьют их сонными с байдар. Шестой: камчадалы накидывают себе на голову тюленью шкуру и медленно, против ветра приближаются к зверям на такое расстояние, чтобы поразить их "носком". Седьмой: в тех местах Байкала, где тюлени рожают своих детенышей, промышленник берет небольшие детские саночки, натягивает над ними дугою белый платок, медленно продвигает эти санки вперед, сам ползя за ними до тех пор, пока не отрежет животным доступ к воде; затем он подбегает и убивает тюленя. Восьмой, весьма ловкий прием существует у жителей Кыкчика, в 60 верстах от Большерецкого острога, и состоит в следующем: собираются человек 50--60 и следят за тем, в каком количестве тюлени прошли вверх по реке; потом ловцы заграждают реку крепкими сетями с двумя, тремя и даже четырьмя интервалами на различном друг от друга расстоянии и становятся около каждого такого речного заграждения в своих лодках, вооружившись дубинками и копьями; другая же партия с громким криком плывет вниз по реке, гоня перед собою тюленей до самых заграждений, где они, попав в сети, подвергаются избиению; другая же партия промышленников вытаскивает трупы зверей на беper. Иногда такая экспедиция дает добычу в 60--100 тюленей, которые и поступают в общую тележку. Эти же охотники снабжают население тюленьим жиром, который, за отсутствием свечей, служит в течение круглого года осветительным материалом.

Чрезвычайно полезными оказываются тюлени для получения такой продукции: шкуры лавтагов -- крупнейших тюленей -- сшиваются в форме больших и глубоко сидящих в воде лодок; эти лодки так велики, что могут вмещать от 20 до 30 человек, и ими пользуются коряки, обитающие в окрестностях Караги, олюторцы и чукчи. Преимущества этих лодок перед деревянными заключаются в следующем: 1) они больше, 2) легче и 3) устойчивее деревянных, так что менее опасны для плавания среди прибрежных рифов. Ительмены складывают тюленьи шкуры пластами в мокром виде в каком-нибудь теплом месте юрты, чтобы кожа прогрелась и с нее сошла вся шерсть; затем они растягивают кожи и подвергают их просушке. Таким образом, они получают подошвенную кожу; из нее они изготовляют также сапоги и штаны, хотя на это чаще всего идет шкура средних и мелких видов тюленей, а не лавтаговая, так как последняя слишком толста и, следовательно, чересчур тяжеловесна. Из нее же туземцы выделывают ремни, как для своего собственного промысла, так и на продажу. Шкуры прочих видов тюленей идут на выделку башмаков, сапог, штанов, чемоданов и мешков, служащих для перевозки различных камчатских товаров. В Охотске и на Камчатке из этой кожи выделывается красный сафьян, идущий на пошивку башмаков и сапог. Тунгусы же, или ламуты умеют выделывать такую кожу лучше: их сафьян называется "мандара", и одна шкурка его продается за 80 копеек.

Ительмены следующим образом обрабатывают тюленьи шкуры: удалив подогреванием изнутри шерсть, они шьют из кожи мешок и выворачивают его наизнанку; сильно вываривают основательное количество ольховой коры⁹, после чего весь отвар вместе с мокрою корою вливают в этот мешок, который зашивают и бросают в какой-нибудь угол юрты. В часы досуга они один за другим берут эти мешки, кладут их на полено и начинают колотить по ним деревянною дубиною, затем снова швыряют их наземь. Так поступают до тех пор, пока краска коры не просочится сквозь всю кожу. После этого они вспарывают швы, развешивают кожи в растянутом виде на воздухе и таким образом просушивают их; затем они мнут и трут их руками для придания им необходимой гибкости¹⁰. Из этой кожи они выделывают обувь или же режут ее на ремни для обмотки своих саней.

Тюленье сало считается величайшим лакомством и на общественных угощениях играет роль главного блюда, о чем в главе "Употребление пищи" будет сказано подробнее. Тюленье мясо туземцы едят в вареном виде, а также провяливают его на ветру в качестве зимнего запаса.

Тюленьи жир и мясо обрабатывают в ямах так же, как и китовый жир; тюленьи же головы, после того как с них предварительно обглодали все мясо, обвивают мягким растением эхей, прибавляют к нему сладкую траву, кипрей, кедровые орехи и сарану, а затем обращаются к голове со следующей речью: "Видишь, как мы тебя потчуем. Мы тебя для того только и поймали, чтобы хорошо угостить тебя. Ведь сами вы из-за своей пустой робости к нам не придете. Итак, полакомься всем этим и пойди и расскажи своим сородичам о нашем с тобою обхождении, дабы они чаще являлись к нам и позволяли таким же образом угощать и их".

 

Одиннадцатая глава