Город как социальная система и пространство социальной работы

Никогда не исправит своей участи тот,

кто меняет место и не меняет своего образа жизни

и своих привычек

Ф. Кеведо

Процессы урбанизации, появление городов-спутников во многих странах, расширение миграционных потоков поставили социальных работников перед необходимостью осваивать новые формы социальной работы.

Комплексно-ориентированной теорией социальной работы является когнитивная модель, так как она включает и социологические, и психологические подходы к ее организации. Когнитивная модель чаще всего используется при работе по месту жительства. Это во многом обусловлено тем, что адаптация понимается не только как индивидуально-личностная потребность, но и как имеющая социальные последствия. Один из принципов организации социальной работы заключается в том, что социальные услуги должны быть доступны всем нуждающимся в них.

В данном разделе рассматриваются масштабы и объем изученности различных сторон социального развития крупного города как социальной системы. Принцип максимизации социальных ресурсов исходит из того, что каждая социальная система с неизбежностью выделяет минимум средств на оказание социальной помощи своему населению. Реальная величина этих средств зависит прежде всего от социально-экономических возможностей государства и от представлений общества о том, что входит в необходимый социальный минимум для индивида.

Социология исследует социальные законы взаимодействия не только социальных общностей - жителей города и жителей села, но и те глубинные процессы, которые в Казахстане преобразуют общество, изменяют его социальный облик.

Социология города исследует генезис, сущность и общие закономерности развития и функционирования города как целостной системы. Социология города разрабатывает проблемы: определение места города в обществе и системе расселения; основные причины появления и факторы, влияющие на развитие города; определение основных подсистем города и установление их взаимосвязей; социальная структура населения; особенности городского образа жизни и городской культуры; характер, направленность, циклы воспроизводства городских подсистем и города как целостного организма; связи с окружающей средой; социальная природа урбанизации; социальная и культурная роль крупных городов; городское управление и самоуправление; общественная деятельность горожан; социальные факторы и следствия миграции населения; типология городов; пути и методы управления, проектирования, прогнозирования и планирования развития городов.

Городская общность в зарубежной социологии рассматривалась в виде сложной мозаики различных социальных групп, каждая их которых претендовала на определенную территориальную зону. По мнению представителей чикагской школы, на социально-территориальную дифференциацию жителей города влияют четыре фактора:

квалификация; размер дохода;

транспорт; цена проезда.

В сороковые годы нашего века социальная микрогеография городов получила существенный импульс – в США начались регулярные переписи населения и жилого фонда. При переписи стала использоваться такая территориальная единица как переписной участок (“census tract”) /92/. Переписной участок имеет четко очерченные границы, в рамках которых, как правило, проживает от 2 до 10 тысяч человек. Все американские исследователи микрогеографии городов сходятся во мнении, что этот размер оптимален. Кроме данных собственно по населению в этом же разрезе стали публиковаться данные о жилищных условиях, что впервые позволило сопоставлять данные о населении и жилом фонда в разрезе мелких территориальных ячеек по всем городам Америки. Поэтому на этом этапе микрогеография получила значительное распространение – изучались отдельные города с детальным картографированием и классификацией землепользования в зависимости от различных факторов.

Основное внимание специалистов в 1950-60 годах было сосредоточено на региональных аспектах науки о городах, классификации городских поселений, системе городов, в развитие которых внесли вклад А. Айзард, Б. Барри (последнему принадлежит известное емкое определение города как системы в системе городов). Дальнейшее изучение системы городов продолжил В. Кристаллер, А. Леш, К. Гаррис, Э. Ульман, О. Дункан и др.

Таким образом, можно сказать, что в 60-е годы нашего века направление социологии города, изучающее пространственную структуру города, так называемая социальная микрогеография окончательно сформировалось как самостоятельная сфера научного знания, исследователи сошлись во мнении о том, что, хотя каждый город имеет свою внутреннюю структуру, уникальную по своей специфике, тем не менее в ее основе лежат определенные закономерности.

Однако единых взглядов на природу этих закономерностей у социогеографов не было. Со времени становления социологии города как науки различными авторами было предложено три модели, описывающих те или иные виды деятельности, размещение на территории города различных групп населения, объектов промышленности, торговли, обслуживания и т.д. Эти модели в зависимости от основного принципа деления городского пространства получили названия концентрической, секторальной и многоядерной. Социальная работа города должна учитывать данные модели.

I. Модель концентрических зон (Э. Бeрджесс, 20-е годы)

Согласно теории концентрического расположения главных частей города, общую картину его роста лучше всего понять исходя из представления о наличии в нем пяти концентрических зон.

1. Внутренняя центральная зона – центральный деловой район. Это центр торговой, социальной и политической жизни города, его главный транспортный узел. Здесь находится основной район розничной торговли с универсальными магазинами, здания деловых фирм, банков, отели, клубы, штаб-квартир различных обществ и организаций. В средних городах финансовые и административные учреждения чередуются с розничными магазинами, но в больших – финансовый центр обособлен и расположен поблизости, но не совпадает. Здесь же можно выделить театральный и другие подобные подцентры. Вокруг района розничной торговли кольцом располагается район оптовой торговли.

2. Вторая зона – переходная, зона жилой застройки, переживающей упадок, для которой характерны неблагоустроенные дома, сдающиеся покомнатно; сюда постепенно проникают деловые фирмы и легкая промышленность. Для этой зоны характерно наличие трущоб с их нищетой, здесь селятся новые эмигранты.

3. Третья зона состоит из жилища квалифицированных рабочих, которые вырвались из переходной зоны, но хотят жить недалеко от места работы. В ее населении велика доля эмигрантов во втором поколении.

4. В четвертой зоне проживают люди, принадлежащие к среднему классу. Здесь расположены более благоустроенные жилые дома, в основном рассчитанные на одну семью, встречаются особняки, где проживают представители высшего класса, а также первоклассные многоквартирные дома.

5. Зона предместий и поселков-спутников, являющаяся зоной регулярных поездок на работу. Районы хорошей жилой застройки вдоль линий скоростного транспорта перемежаются рабочими предместьями с менее комфортабельными домами.

Эта модель подчеркивает социальные контрасты условий жизни людей и акцентирует внимание на повышении социального статуса жителей различных концентрических зон от центра к периферии.

Так как автор этой модели является представителем чикагской экологической школы, то закономерно, что одним из элементов концепции является утверждение о том, что эти пять зон отнюдь не статичны, каждая из них стремится захватить территорию соседней, стоящей дальше от центра. Берджесс, развивая идеи экологической школы, рассматривал конкуренцию в качестве основополагающего принципа функционирования городского сообщества и указывал на заимствование этого понятия из биологии. При помощи этой модели Берджесс не только разъяснял планировочную модель города, но и пытался дать ответы на такие социальные вопросы как определение причин преступности, разводов, алкоголизма, социальной дезорганизации и т.п. /93/.

Причины всех этих процессов Берджесс, вслед за другими представителями экологической школы, видел в расширении города и изменении его границ.

Теория концентрического расположения зон города подвергалась усиленной критике, в частности за то, что в ней не учитывалось влияние дорог, естественных преград и т.д. При анализе модели Берджесса исследователи обращают внимание на то, что ее создание пришлось на первую треть века, когда происходил стремительный рост крупных американских городов, так называемая “стадия прилива”.

Вслед за моделью концентрических зон американским ученым Г. Хойтом была предложена другая модель внутренней структуры города, относящаяся к более позднему периоду, для которого была характерна обратная тенденция – переселение в пригороды за пределы города из центра (“стадия отлива”).

II. Модель секторного развития (Г. Хойт, 30-е годы).

Теория секторального развития города основана на предпосылке, что структура города обусловлена расположением радикальных дорог, расходящихся от центра.

Согласно ей, в процессе роста городов, вдоль транспортных осей территориям, примыкающим к одной и той же оси, обычно присущ одни и тот же тип использования земли. Более того, существует тенденция к разрастанию каждого сектора жилой застройки во вне при сохранении в значительной степени присущей сектору расовой, этнической и социально-экономической специфики. Весь город рассматривается как круг, а различные районы – как сектора, расходящиеся от центра этого круга. Территории, одинаково используемые, берут начало от центра круга и постепенно расширяются к периферии.

Таким образом, жилой район состоятельного населения, находящийся, скажем, на юго-западе города, будет постепенно расширяться в направлении внешних границ города, но все время в пределах одного и того же юго-западного сектора.

Свою модель Хойт подтверждается результатами исследований нескольких американских городов, которые показали секторальное распределение такого показателя как плата за аренду квартиры стоимость жилья, отражающего, по мнению Хойта, и ряд других характеристик жилого фонда.

III Модель многоядерной структуры (Ч. Гаррис и Э. Ульман, 50-е годы).

В этой модели сочетаются представления о центрических зонах и радикальных секторах, наряду с этим ей присущи нескольких новых элементов. Во многих городах картина размещения различных городских частей характеризуется наличием не одного центра, а нескольких разрозненных ядер. В некоторых случаях эти ядра образовались по мере роста города (специализация), в некоторых – появлялись вместе с городом, поэтому в разных городах их количество различно. Однако Гаррис и Ульман считают, что в большинстве американских городах можно выделить пять типов специализированных городских районов.

Центральный деловой район. Это фокус, в котором сходятся все городские транспортные и людские потоки; здесь расположены главный центр розничной торговли, центральные административные и деловые здания; здесь самая дорогая земля и плата за аренду помещений. Из всех концов города сюда добираться удобнее всего. В связи с асимметричностью роста большинства городов этот район расположен обычно не в геометрическом центре, а ближе к одному из краев.

Район оптовой торговли и легкой промышленности. Внутри города, но поблизости от узла международных транспортных связей. Два момента определяют его местонахождение – транспортная доступность и близость к рынку и рабочей силе самого города.

Район тяжелой промышленности. Находится невдалеке от нынешней или прежней границы города. Тяжелой промышленности нужно много места, значительно больше, чем можно найти в тех частях города, которые уже разбиты на кварталы и разрезаны улицами, также для расположения промышленного предприятия важно наличие транспортных подъездов.

Авторы модели отмечают тенденцию возникновения противоречия между расположением промышленного предприятия и окружающими их жилыми кварталами. Поэтому, часто бывает, что, если город разросся, а промышленное предприятие оказались внутри города, то вокруг него постепенно появляются трущобы (например, район, окружающий Чикагские бойни, который по мере роста города ветшал и приходил в упадок).

Жилые районы. Их расположение, по мнению Гарриса и Ульмана, зависит от имущественного положения основной группы жителей, заселяющих район. Люди с одинаковым имущественным положением селятся обычно в одном месте. Крайний случай – этнические группы, подвергающиеся сегрегации и теснящиеся в особых кварталах, где рядом живут люди, принадлежащие к разным экономическим прослойкам (Гарлем в Нью-Йорке).

Богатые жилые кварталы, где проживает высший и средний класс, обычно располагаются на возвышенных, сухих местах, дальше от шума, запахов, железнодорожных путей.

Жилые кварталы менее состоятельных – большей частью вблизи от промышленных предприятий и железнодорожных станций.

Кварталы бедняков – расположены ближе к центру, где более старые дома, отжившие свой век.

Второстепенные городские ядра. В их качестве могут выступать культурные центры, отдельно лежащие деловые кварталы, небольшие промышленные центры. Университет, например, часто бывает ядром самостоятельной городской общины.

Парки и места отдыха с пересеченным рельефом и большой влажностью (то есть не подходящие для крупного жилого строительства) иногда превращаются в центры, вокруг которых создаются богатые жилые кварталы.

Пригороды и города-спутники. Для большинства крупных городов характерно наличие пригородов, жители которых работают в городе. Распространение автомобилей и улучшение пригородного железнодорожного сообщения обусловили процесс субурбанизации.

Города–спутники – далеко и людей, ездящих в город на работу – мало, но вся экономика такого города тесно связана с экономикой центрального города.

Возникновение функциональных ядер и дифференцированных районов объясняется сочетанием следующих факторов:

1. Для некоторых видов деятельности требуются особые условия (например, порт – у подходящего участка береговой линии, промышленные кварталы – у железнодорожной ветки на больших земельных участках и т.д.).

2. Некоторые однородные отрасли тяготеют друг к другу, так как выигрывают от близкого соседства (например, образование промышленных сгустков, кварталов розничных магазинов, финансовые и конторские кварталы, скопища оптовой торговли и т.д.).

3. Некоторые исходные виды освоения территории бывают несовместимы (например, антагонизм между ростом промышленного предприятия и богатыми жилыми кварталами).

4. Некоторые виды деятельности не выдерживают высокой арендной платы, которую пришлось бы платить в наиболее подходящих для этого местах.

Одним из выводов, который можно сделать из одной модели, заключается в том, что вокруг разных ядер возникают отличающиеся жилые районы с различным социально-имущественным составом жителей.

Анализируя описанные выше модели внутренней структуры современного города, известный американский ученый, автор фундаментального труда о проблемах урбанизации “Американский город” Р. Мерфи задается вопросом: “Можно ли сделать какие-нибудь выводы о сравнительной ценности трех описанных концепций?” /94/. Он считает, что никто, например, не станет отрицать, что концепция концентрических зон применима в общих чертах к усредненному городу. Вряд ли можно надеяться, что в реальном городе можно обнаружить точно очерченные зоны, которые сохранили бы одинаковую ширину на всем их протяжении. Несомненно, очертания этих зон будут искажены под влиянием рельефа или из-за характера размещения предприятий тяжелой промышленности, обычно тянущейся вдоль транспортных магистралей, которые пересекают радиальные зоны.

Тем не менее, вполне вероятно, что зональная структура была выражена более отчетливо в области широкого распространения автомобильного транспорта, который оказал столь сильное влияние на подвижность рабочей силы.

Не подлежит также сомнению, считает Р. Мерфи, что некоторые элементы концепции секторов наблюдается в большей части населенных пунктов. Неизменность в прошлом качества жилья в пределах секторов была убедительно продемонстрирована Хойтом. Но создание автострад, пожалуй, ослабит эту однородность по мере роста периферийных частей города.

По мнению американского урбаниста, концепция многоядерной структуры более схематична и в некоторых отношениях проще двух предыдущих: ее легче приспособить к современным условиям. Эта концепция хорошо подходит к чрезвычайно гибкой структуре современного города. Если появление автомобиля сократило сферу применения концепции концентрических зон и концепции секторов, то теория многоядерной структуры города, наоборот, в настоящее время находит более широкое применение в результате сдвига в развитии транспорта.

При анализе изложенных концепций следует учитывать наличие как различий, так и сходства между ними. Так, например, концепции концентрических зон и многоядерной структуры распространяет свои выводы на все виды использования земли, тогда как концепция секторов оперирует главным образом с жилым фондом. Все три концепции подвергались критике за то, что они учитывают лишь преобладающий вид использования земли в данном районе, что дает лишь представление о взаимосвязях на уровне первого этажа, тогда как многоэтажные здания составляют типичную картину почти всех современных городов.

В качестве рабочей схемы можно принять концентрическое расположение при условии видоизменения его под влиянием рельефа, транспортной сети и форм использования территории в прошлом /95/. Эта схема не должна быть жесткой, ибо при росте города и размещении его частей нередко развитие происходит вдоль отдельных секторов или вокруг нескольких ядер.

Как теория концентрических зон, так и теория секторов подчеркивает наличие общей тенденции к уменьшению роли жилых кварталов в центре по мере нового жилого строительства на окраинах; однако теория секторов подходит к анализу этого перемещения более дифференцировано.

Концентрическое расположение в общем виде, так же как и теория секторов, применительно главным образом к размещению жилых кварталов предполагает, что в городе имеется один центр, вокруг которого симметрично размещаются (в виде концентрических поясов или радиальных секторов) различные типы использования земли.

Теоретически это возможно допустить при учете только отрицательных моментов, порождаемых удаленностью, ибо они могут обусловить стремление к возможно большей концентрации в пределах небольшого ядра.

Однако на практике такая сверхконцентрация невозможна и наличие рассредоточившихся тенденций ведет к развитию нескольких самостоятельных ядер.

Можно сказать, что в большинстве современных городов встречаются различные сочетания не только трех градообразующих функций - 1.) город как центральное место – торговый и культурный центр; - 2.) город как транспортный узел и перегрузочный пункт; - 3.) город как местоконцентрации специализированных функций; но и трех генерализированных схем использования земли (модель концентрических зон, модель секторального расположения, модель многоядерной структуры).

Таким образом, все эти модели не исключают друг друга, что подтверждается многочисленными исследованиями городов Западной Европы, Азии, Австралии (а не только Америки), в которых были обнаружены признаки трех типов внутренней структуры /96/.

Модель Берджесса отмечается своего рода “идеальным типом” внутренней структуры “индустриального” города. Города, “преодолевшие” эту схему в своем развитии и соответствующие секторальной или многоядерной модели, превращаются в “постиндустриальный” город.

С усилением социальных конфликтов в крупных американских городах в конце 60-х годов (так называемый “кризис городов”) стала быстро нарастать социальная ориентированность урбанистических исследований. На этом этапе, да и до настоящих дней, исследователей социальных аспектов микрогеографии городов наиболее привлекают следующие проблемы /72, с.6/.

1. анализ особенностей расселения по территории города различных социальных групп и факторов, влияющих на это;

2. разработка методики микрорайонирования;

3. исследование закономерностей размещения однородных социально-географических районов и сдвигов в их размещении;

4. проведение сравнительной характеристики социально-географических районов;

5. выявление тенденций развития социально-географических районов;

6. исследование социальной структуры этнических ареалов;

7. сравнительный анализ социально-территориальной структуры разных по размерам и функциям городов.

При этом по примеру других, более развитых направлений в

социологии и географии, социология города стала больше использовать тщательные наблюдения и точные измерения, математические выкладки, статистические методы описания и вывода, количественный анализ социально-географических отношений, а также устанавливать модели, теории и законы пространственной организации города и поведения человека на разных территориальных уровнях /77, с.4/.

Постепенно сформировался подход, основанный на одновременном учете большого количества разнообразных характеристик населения города и среды его обитания с последующим рассмотрением взаимосвязей этих показателей путем факторного анализа, в результате чего сложилось такое направление в изучении внутренней структуры городов как факторная экология.

Основные моменты этого подхода можно охарактеризовать следующим образом /97/. Предполагается, что своеобразие социально-пространственной организации города как системы определяется некоторым набором скрытых характеристик, проявляющихся внешне в устойчивых сочетаниях непосредственно измеряемых признаков. Объектами наблюдения при этом служат некоторые территориальные единицы внутри города (переписные участки, районы и т.д.). Изучая изменения в значениях признака с переходом от одного территориального объекта к другому, исследователи стремятся вскрыть природу и характер территориальной дифференциации, выявить латентные обобщающие характеристики, описывающие и объясняющие суть явления.

Выявление основных характеристик скрытой структуры производится путем использования различных процедур многомерного факторного анализа.

Это позволяет с учетом всей совокупности корреляционных связей между исходными показателями, описывающими население и городскую среду на множестве территориальных ячеек, обнаружить естественную группировку данных признаков на небольшое число вторичных признаков (факторов), описывающих наиболее существенные качественно отличные черты системы.

Факторная экология как метод был впервые описан в конце 1950-х годов в работах американских ученых Э. Шевке и В. Белл /92, с.15/. Проблема, которая привлекла Шевке и Белл, и ранее привлекала внимание исследователей американских городов. Она касается такой классификации переписных участков, расположенных внутри города, при которой отдельные классы отличились бы друг от друга по своим социально-пространственным характеристикам и поэтому могли бы быть названы социальными зонами. Исследователи замечали, что такая классификация, в частности, должна была предоставить возможность использовать в различных научных и практических целях статистическую информацию, содержащуюся в материалах переписей.

В своих работах основатели факторной экологии пытались описать, каким образом осуществляется отображение социальной организации городского сообщества в географическом пространстве, а также как соотносятся между собой различные территориальные объекты, будучи помещенными в абстрактное пространство их социальных характеристик. Используя методику факторной экологии, Ван Арсдол, Камильери и Шмид провели исследования социально-пространственной дифференциации Лос-Анджелеса и Сан-Франциско /98/. На основе полученных результатов исследователи выдвинули тезис о наличии трех основных критериев дифференциации, специальным образом сконструированных индексов, построенных на основе показателей, содержащихся в переписи:

1. Социально-экономический индекс;

2. Семейный индекс;

3. Расово-этнический индекс.

Эти работы явились, по существу, первыми исследованиями по факторной экологии города и показали эффективность применения факторного анализа, стимулировали проведение множества исследований, а также применение в исследованиях внутригородской структуры других современных техник обработки массовых данных.

Позже метод факторной экологии бы использован американскими учеными Б. Берри и Дж. Карарда при исследовании нескольких крупных американских городов /99/. Они, опираясь на полученные результаты, указывают на четыре фундаментальные детерминанта выбора жительства – это цены жилой ячейки, ее местонахождение как в отношении ближайшего соседнего окружения, так и по отношению к месту работы главы семьи. Эти детерминанты имеют параллели в характеристиках индивидов, делающих выбор: сумма, которую человек готов заплатить за свое жилье, зависящая, в свою очередь, от его дохода; потребность в жилье определенного типа, зависящая от его брачно-семейного статуса, размеров семьи, иначе говоря, от жизненного цикла семьи; особенности его образа и стиля жизни, влияющие на требования к предпочитаемому соседству; и, наконец установка на допустимые затраты времени и денежных средств для передвижения из дома на работу.

Наиболее важным, по мнению Берри и Карарды, является доход. Для большой многодетной семьи может требоваться большой дом, однако, если доход семьи невелик, то покупка такого дома невозможна. Рабочие же часто вынуждены жить неподалеку от места работы, чтобы сократить расходы на поездки на работу и обратно, при этом они могут быть неудовлетворенны соседским окружением.

Был проведен еще ряд исследований внутренней структуры американских городов методом факторной экологии. Обобщая все эти многочисленные работы, можно сказать, что в крупных городах США исследователи выделяют три основных фактора социально-пространственной дифференциации:

1. социально-экономический статус (объединяет показатели среднего дохода, уровня образования, характера занятости, интерпретируемые в качестве прямых индикаторов и показатели качества жилья, размеров квартирной платы, перенаселенности в качестве косвенных индикаторов);

2. семейный статус (включает в себя размер семьи, возраст ее членов, брачный статус, число детей – это прямые индикаторы, тип жилья и возраст жилища - косвенные);

3. расово-этнический статус (раса, национальность, язык).

Обратим внимание, что в двух первых выделенных факторах присутствует одновременно как показатели населения, так и показатели свойств городской среды; социально-экономические и демографические характеристики неразрывно связаны с характеристиками мест поселения. То есть, “расположение места жительства, безусловно, является и определителем (указателем), и следствием социального положения” /100/.

С этим утверждением согласен и Б. Барбер. По его мнению, “тип жилища и его месторасположение является символами социально-классовой индикации” и в развитие этого тезиса отмечает, что, например, в объявлениях о свадьбах “элиты” в газете “Нью-Йорк таймс” местонахождение жилища семей всегда указывается в первых строках, при этом во многих случаях указывается несколько адресов одновременно – нью-йоркский и пригорода, где проживает “высший класс”, или же приморского курорта /101/.

В исследованиях, проведенных методом факторной экологии в Австралии были выявлены те же три основные фактора социально-территориальной дифференциации, наблюдалась лишь незначительная разница в интерпретации последнего как “этнорелигиозного” или “ассимиляции мигрантов”. Подобные исследования были проведены и в крупных городах Европы, европейские ученые также утверждают о наличии социально-экономического и семейного статуса как факторов дифференциации, третий же фактор – расовый, проявил себя не столь явно, что, видимо, объясняется большой однородностью национального состава в европейских городах.

Сторонники факторной экологии города, вслед за другими исследователями городского расселения попытались дать свой анализ трех описанных выше моделей внутренней структуры города (модель концентрических зон, модель секторального расположения и модель многоядерных зон) /102/.

Оказалось, что концентрические зоны вокруг центра (модельБерджесса) могут быть объяснены демографическим фактором или фактором жизненного цикла семьи, являющиеся вторым по значению фактором социально-пространственной дифференциации городов. В американских городах семьи с несовершеннолетними детьми тяготеют к размещению на периферии города, а пожилые и малочисленные семьи – к центру. То есть, по мере удаления от центра изменяется состав семьи – если ближе к центру в многоквартирных домах живут чаще всего одиночки и молодые бездетные семьи, то при появлении детей они стремятся жить дальше от центра, где имеются территориальные возможности для создания детских площадок, а при достаточно высоком доходе покупают или арендуют отдельный домик с небольшим двориком, что больше соответствует потребности семьи.

Если, как в предыдущем случае, отвлечься в объяснении от других факторов, то секторальная структура (модель Хойта) может быть связана с действием фактора “социально-экономический статус” населения, главного в системе факторов. Например, во многих городах США наиболее высокими показателями этого фактора отличаются западные сектора (с более комфортными географо-климатическими условиями), а наиболее низкими – восточные – зоны бедности.

Третий из выделенных в американских городах факторов – расово -этнический – указывает на разбросанные по территории города районы национальных меньшинств, общин эмигрантов, группирующихся вокруг функциональных ядер города (модель Гарриса и Ульмана).

Таким образом, в рамках факторной экологии города устанавливается связь между социально-экономическими, этническими характеристиками населения и функциональными зонами города.

Из теоретических и практических исследований, проведенных европейских учеными в послевоенные годы, наибольший интерес представляют работы французских социологов- урбанистов.

Круг вопросов, находившейся в их поле зрения в 50-70 годы, касался в основном того, каким образом экономическое и культурное расслоение проявляется через морфологию городского расселения и как разрешаются или углубляются противоречия социально-пространственного развития в результате вмешательства властей в обеспечение жилого фонда социальной и транспортной инфраструктуры старых и новых урбанизированных территорий /103/.

За последние десятилетие новые акценты в изучение социально-территориальной дифференциации жителей города внесли труды П. Бурдье /104/. Общую характеристику взглядам Бурдье, его социологическому методу дает статья, написанная группой исследователей /105/. В ней отмечается тесная связь взглядов П. Бурдье с теоретической ситуацией во Франции, прежде всего в Париже. Большое внимание уделяется сопоставлению взглядов Бурдье и Э. Гидденса. В их подходах много общего. Различия проявляются в решении проблемы двойной структурации. Они по-разному представляют, что такое структура. Для Э. Гидденса структуры – это организованные совокупности правил и ресурсов, регулирующие социальные изменения. Эти правила и ресурсы организованы в институты. Такой подход упрощает его знакомство с этнографическим материалом, заменяет правило Гидденса на стратегию, идея которой точнее отражает реальную социальную практику. Люди придерживаются определенной стратегии, а не следуют правилам. Место ресурсов П.Бурдье говорит о формах капитала, за который люди борются.

Статичное понятие института П. Бурдье меняет на понятие поля. Позиции в полях конституируют формы капитала, за которые идет борьба. Это придает динамизм концепции структуры.

Метод П. Бурдье вызывает критические возражения, которые можно сформулировать следующим образом. во-первых, необходимо отметить его политические агностицизм. Политические взгляды самого П. Бурдье хорошо известны. Он сторонник расширения системы равного распределения, открытого образования и т.д. Однако он избегает откровенно левых взглядов. Он не желает присоединяться к левым марксистам, критикует их подходы. В то же время он не хочет действовать в духе менее структурированной формы уличной политики, которая выступала альтернативной марксизму. Кажется, что его интерес к политике ограничивается атакой на формальные авторитарные структуры в академической среде.

Политика внутренне присуща его методу. Господство, достигаемое в результате борьбы капитал, социальную дифференциацию и классовые привилегии, является ее конченой целью. Это борьба до самой смерти, борьба без надежды на победу. Политическое видение П. Бурдье как социолога, анализирующего человеческие события, чем-то походит на борьбу всех против всех Т. Гоббса, которая, в принципе бессмысленна, поскольку поля невозможно принципиально изменить. П. Бурдье свойствен политический детерминизм, в котором одновременно трансформации в высшей степени невозможны, а постоянная борьба неизбежна. Политический агностицизм, нежелание предсказывать будущее свидетельствует о политическом разочаровании его поколения.

Во-вторых, мы убеждены, что против П. Бурдье можно выдвинуть обвинение в тавтологии. Капитал является тем, за что борются, а что такое капитал? Капитал – это то, что люди ценят и за что поэтому борются. Стратегия и борьба представляют собой деятельность, в которую люди вовлечены для того, чтобы получить необходимое количество капитала для достижения своих целей. Эти теоретические круги характерны для работ Бурдье, что является следствием его функционализма, хотя и динамического.

Обвинение в тавтологии и функционализме связано с третьим критическим замечанием. П. Бурдье не принимает в расчет историю, исторические трансформации, а следовательно, и политику трансформации. Он справедливо не желает рассматривать социальную историю как историю классовой борьбы, однако его отрицание марксистского понимания истории не заменено ничем другим. Метод П.Бурдье вполне можно переформулировать в историческом ключе, если представить историю не как смену способов производства, а как чередование различных систем экономического и символического капитала, как переход от одного господствующего габитуса у другому.

В-четвертых, необходимо отметить метатеоретические цели его подхода, связанные с амбициозными целями, которые он ставит перед социологией. Метод П. Бурдье представляет собой попытку описать системы социальной жизни, метатеоретическую стратегию, равным образом как и попытку сконструировать метаметодологию. Предложенные П.Бурдье понятия социального поля, практики, габитуса и капитала есть не что иное, как разновидность общей социологической теории. В этом смысле Бурдье является преемником О. Конта и Э. Дюркгейма, считавших социологию метанаучной. Интересно рассмотреть отношение П. Бурдье к философии, которую он считает деятельностью второго порядка. Это влечет за собой убеждение, что на высшем уровне абстракции философия может высказывать свои оценки различным наукам. Вместе с тем философия также является полем социальных сил, в котором идет борьба за символический капитал.

В некотором смысле социальное пространство можно сравнить с географическим пространством, разделенным на регионы. Но в социальном пространстве обнаруживается следующая закономерность: чем ближе позиции субъектов, групп или институтов, тем больше у них общего, и наоборот. Теоретически степень отдаленности в пространстве совпадает с социальными дистанциями. В действительности это не совсем так: верно, что практически повсеместно наблюдается тенденция к обособлению в пространстве.

Субъекты, занимающие близкие позиции в социальном пространстве, стремятся сблизиться – по собственному желанию или по необходимости – и в физическом пространстве. Вместе с тем субъекты, занимающие в социальном пространстве удаленные друг от друга позиции, также могут взаимодействовать в физическом пространстве хотя их контакты кратковременны и непостоянны. Поддающиеся наблюдение и регистрации, «ощутимые» взаимодействия, которые субъекты считают значимы в эмпирическом плане, скрывают реализующиеся в них структуры. Это как раз один из тех случаев, когда видимое и непосредственно данное, скрывает детерминирующее его невидимое. Нельзя забывать, что наблюдения никогда полностью не раскрывают сущность взаимодействий. Простой пример может продемонстрировать различие как между структурой и взаимодействием, так и между разделяемым мною структурализмом и так называемым интеракционизмом во всех его формах (и, в частности, этнометодологией). Речь идет в «проявлениях снисходительности», посредством которой субъекты, занимающие более высокие позиции в иерархии объективного пространства, символически отрицают существование социальных дистанций, хотя последние и сохранятся.

Таким образом, эти субъекты завоевывают одобрение окружающих, вызванное чисто символическим отрицанием существования дистанций («он такой простой», «он совсем не высокомерный» и т.д.), хотя, оно и подразумевает признание их существования (эти фразы всегда содержат скрытое уточнение: «Он такой простой, для знатного человека», «Он совсем не высокомерный, для профессора университета» и т.д.). Короче говоря, субъекты используют объективные дистанции для получения преимуществ как от сближения, так и от сохранения дистанций, т.е. и от сохранения самой дистанции, и от ее признания путем чисто символического отрицания.

Какова же суть объективных связей, которые намного глубже и сложнее, чем их очевидные проявления? Эти объективные связи представляют собой взаимосвязи позиций в сфере распределения ресурсов, которые, подобно козырями в карточной игре, имеют или могут приобрести активный и эффективный характер в конкурентной борьбе за присвоение редкостей, которыми богат социальный универсум. Как показали мой эмпирические исследования, основные типы социальной власти обеспечиваются тремя видами капитала: экономическим в различных его формах, культурным и символическим, в роли которого могут выступать все признанные легитимными виды капитала. Субъекты в социальном пространстве располагают в соответствии с суммарным объемом принадлежащих им различных видов капитала и его структурой, т.е. долями различных видов (экономического и культурного) в общем объеме капитала.

Бурдье отмечает, что гипотетические классы воспринимаются как реальные социальные группы. Такой реалистический подход обусловлен самим строением или близкие позиции, обнаруживается совпадение условий жизни, взглядов, интересов, установок, что обеспечивает единообразие их практической деятельности. Приобретаемые при занятии той или иной позиции установки предполагают приспособление субъекта к данной позиции. Гофман называл это – «знать свое место». Именно осознание своего места приводит к тому, что в ходе взаимодействия так называемые «простые люди» придерживаются своих привычных позиций, а остальные считают нужным «соблюдать дистанцию», «уважать свое положение» и «не допускают фамильярности». Затем, между прочим, что подобное поведение может быть совершенно неосознанным и может принимать формы застенчивости или высокомерия.

В действительности социальные дистанции вписаны в группы людей, точнее, в отношения к группе, языку и времени (эти многочисленные структурные аспекты практики упускаются из виду субъективизмом).

Если субъективизм сводит социальную структуру к взаимодействиям индивидов, то объективизм, напротив, стремится из структуры дедуцировать социальные действия и взаимодействия. Основная – теоретическая – ошибка Маркса состоит в том, что он постулировал существование унифицированных групп – классов, исходя из объективно существующих однородных условий, однородных установок, обусловленных идентичностью позиций людей в социальном пространстве, и воспринял гипотетические классы как реальные.

Понятие социального пространства позволяет выйти за рамки альтернативы номинализма и реализма при рассмотрении социальных классов. Наиболее успешно решить политическую задачу формирования социальных классов как «корпоративных групп» - устойчивых групп, обладающих постоянными органами представительств, своими аббревиатурами и т.п., - дает возможность объединения людей, занимающих близкие позиции в социальном пространстве (и, таким образом, принадлежащих к одному гипотетическому классу).

Социология социальной работы должна включить и социологию восприятия социального мира, то есть социологию конструирования мировоззрений, способствующих, в свою очередь, конструированию реальности. Но, учитывая, что мы сконструировали социальное пространство, мы знаем, что любая точка зрения, как показывает само словосочетание, - это взгляд с определенной точки, т.е. с определенной позиции в рамках социального пространства. Мы также знаем, что могут существовать различные и даже противоположные точки зрения, поскольку они зависят от отправной точки, то есть представления каждого субъекта о социальном пространстве зависят от его или ее позиции в этом пространстве.

Несомненно, субъекты наделены активной способностью восприятия окружающего мира. Несомненно, они создают собственное представление об этом мире. Но эта конструкция обусловлена структурными рамками. Можно объяснить в социологических терминах, откуда появляется универсальное свойство человеческого опыта принимать привычный мир «как должное», воспринимать установленный порядок как естественный.

Тенденция считать социальный мир очевидным, наделять его, говоря словами Гуссерля, доктринальной модальностью, объясняется тем, что установки и ориентации субъектов, их габитус, т.е. ментальные модели постижения социального мира, возникают в результате интернализации структур социальной реальности. Поскольку в индивидуальном мировосприятии заложено стремление соответствовать занимаемой субъектом позиции, субъекты, даже находящиеся в неблагоприятных позициях, стараются воспринимать установленный порядок как естественный и находить в нем более или менее приемлемые стороны. Это особенно легко удается, если посмотреть на положение подчиненных субъектов с точки зрения господствующих.

Таким образом, поиск инвариантных форм восприятия или воссоздания социальной реальности маскирует следующее:

1) воссоздание социальной реальности не возникает в социальном вакууме. Оно подчинено структурным рамкам;

2) организующие структуры, когнитивные структуры, имеющие социальное происхождение, также социально структурированы;

3) в создании социальной реальности участвуют не только отдельные индивиды, но и группы субъектов.

Но так называемый микросоциологический подход оставляет в стороне целый ряд важных положений: ведь часто случается, что со слишком близкого расстояния за деревьями не видно леса; и, прежде всего, поскольку не воссоздано пространство, вам не удается обнаружить точку, с которой вы можете воспринимать то, что видите.

По утверждению Бурдье, “социальное пространство – не физическое пространство, но оно стремиться реализовать в нем более или менее полно и точно. Физическое пространство есть социальная конструкция и проекция социального пространства, социальная структура в объективизированном состоянии, объективация и натурализация прошлых и настоящих социальных отношений. Социальное пространство как таковое предположено к тому, чтобы позволять видеть себя в форме пространственных схем, а повсеместно используемый для разговоров о социальном пространстве язык изобилует метафорами, позаимствованными из физического пространства» /106/.

Социальное пространство, считает П. Бурдье, стремится преобразоваться более или менее строгим образом в физическое пространство с помощью искоренения или депортация некоторых людей.

Развивая идеи американских социологов-урбанистов о том, что смена жительства часто означает движение по социальной лестнице, ученый указывает на то, что пространственная мобильность, внутри и межпоколенные перемещения в обоих направления между последовательными адресами внутри иерархизированного пространства столицы – являет собой хороший показатель успеха или поражения,полученного в борьбе за то, что можно назвать пространственными прибылями, и более широко, всей социальной траекторией.

В русле этой познавательной стратегии французскими социологами Мишелем Пэнсоном и Моник Пэнсон-Шарло дана трактовка социального смысла престижного адреса /107, с.7-13/.

Они рассматривают престижные адреса как специфические социальные блага – продукты социально-территориальной дифференциации и составные условия социального воспроизводства правящих классов.

Выводы делались на основе эмпирического изучения особенностей расселения и образа жизни групп, которые занимают самое видное положение в современном французском обществе – парижской высшей аристократии и потомственной крупной буржуазии. В ходе исследования выяснилось, что правящие классы столь же мало, как и остальные, могут избегнуть принуждения, заключенного в социальной логике социально-территориальной дифференциации. Для них, казалось бы, полностью освобожденных от стеснений за счет экономического превосходства, специфика жестких ограничений в выборе места жительства состоит в необходимости поддерживать традиции и свое общественное положение.

Для того, чтоб внушать представления о своем высочайшем положении в обществе, требуется обладать “прекрасным” адресом в ряду прочих символических благ. Исключительно престижные адреса выступают продуктом расселения социальных групп, чье высокое положение не вызывает сомнений в его легитимности и которые всегда стремятся к пространственной близости только с равными себе, располагая властью держать на расстоянии тех, кто ниже.

Для того, чтобы отличиться престижем, адреса должны использовать в практике расселения социально господствующих групп, наряду с этим должны отчуждаться ими от социально подчиненных групп. При соблюдении этих условий координаты места жительства приобретут символическую ценность.

Конечно, нельзя отрицать, что высшая оценка территорий городского расселения зависит от качества жилья, оснащенности социальной и транспортной инфраструктурой, насыщенности объектами культурной и памятниками истории, эстетики природных и архитектурных ландшафтов, экологического благополучия и т.д. Но престиж городских пространств кроется не в их собственных превосходных качествах, а в признанном господстве тех, кому они достаются в первую очередь или исключительно и чьи частные социальные представления о ценности городской среды принимаются всеми на веру как общезначимые.

В целом уместно отметить гораздо большую интенсивность изучения социальных проблем города на Западе по сравнению с нашей страной. В зарубежных исследованиях городского расселения представлено многообразие теоретических подходов, тем, методик. Но познавательные горизонты проблематики заданы одной главной предпосылки, которая ни у кого не вызывает разноречий. Это наличие самих социальных различий, неравенств, иерархий как данности, не подлежащей сомнению в социологическом видении мира.

Эта предпосылка объясняет причину, по которой данная проблематика вообще не рассматривалась отечественной социологической мыслью и тематика городской социально-территориальной дифференциации упоминалась только в русле критики буржуазной социологии. Понятие социального неравенства, социальной иерархии, социального господства вообще не существовало в социологических моделях советского общества. В условиях полной идеологизации общественных наук, в том числе и социологии, о социальной дифференциации речь шла только как об исторически переходящем явлении и естественном разделения труда.

Социологическая мифологизация социально-пространственных различий приводил к перевернутым представлениям о причинах престижность внутригородского расселения. Престиж районов рассматривался ими безотносительно к особенностям территориального распределения городских жителей, разнящихся своими объективными социальными характеристиками и положением в общественной иерархии. Утверждалось, в частности, что преимущественное значение имеют такие факторы, как тип застройки, развитость сферы услуг, близость к центру, ландшафтно-экологические условия” /108/. Престижность причислялась к прочим свойствам городской среды, свершалось то, что Бурдье назвал занесением социальных реальностей в физический мира /104, с.36/.

За последнее десятилетие произошел процесс деидеологизации науки, в том числе и социологии, что позволило начать рассматривать расселение города с учетом реально существующего расслоения общества. Пионером такого рассмотрения проблемы социально-территориальной дифференциации можно назвать Трущенко О.Е., объектом ее исследований явилось население центра Москвы /107, с.120-126/. Социолог делает акцент на ретроспективе социально-пространственного расслоения в Москве. Основное внимание исследования было уделено определившей престиж центра динамике социального состава населения в черте Садового кольца за последние тридцать лет и факторам, влияющим на специфику расселения. В своей книге “Престиж центра: Городская социальная сегрегация в Москве”, посвященной этому исследованию, автор отмечает, что для того, чтобы ответить на вопрос, сохранит ли Центр свою высшую символическую ценность и свой исключительный престиж в постсоветский период, необходимо исследовать действие новых механизмов социально-пространственной дифференциации, обусловленных трансформацией экономических отношений, становлением рынка жилья и ослаблением государственного монополизма в жилищной политике, стратегиями частных инвестиций в муниципальные программы жилищного строительства и реконструкции.

Вопрос о предметной области изучения социального развития в городах продолжает оставаться спорным, несмотря на то, что в той или иной форме обсуждается уже не одно десятилетие. В результате этих обсуждений, а еще более — вследствие на­копленного большого опыта исследования социального развития советских городов сегодня уже практически не встречаются край­ние точки зрения, декларирующие примат сугубо производствен­ных функций города, либо, наоборот — сугубо узко социально-культурных его функций.

Позиция, согласно которой именно про­порциональное равновесие между социальными и экономическими функциями города определяет оптимальные темпы его развития, наибольшую общественную отдачу сегодня достаточно прочна в дискуссиях о роли, функциях, направлениях социального раз­вития города.

Мы уже отмечали, что город выступает в качестве объекта изучения различных общественных дисциплин, от этнографии до психологии. Наряду с этим социология, в любом из сложившихся направлений анализа—труда, семьи, права, образования, лич­ности, массовых коммуникаций и еще только формирующейся социологии социальной работы — имеет свои объекты. Исследования в каждом из названных направлений ведутся, как правило, без учета собственно городской специфики. Город рас­сматривается главным образом как фон, на котором протекают социально-экономические процессы.

Задача вычленения предметной области социального развития в городах осложнена не только многообразием протекающих в них процессов, но и тем немаловажным обстоятельством, что установление социального развития городов в большой мере за­висит от того, в рамках какой теории определяется эта пробле­матика.

К примеру, американские социологи к числу особо важных проблем относят: сегрегацию национальных меньшинств, социально-стратификационное зонирование города в сфере расселения, взаимоотношения муниципальных властей и владельцев пред­приятий и т. д. Целенаправленный характер развития города определяет эволюцию городских подсистем и динамику тех социальных процессов, которые служат предметом изучения обществоведов при формировании теории го­рода. “Если пользоваться типологией социально-экономических си­стем, предложенной в трудах ЦЭМИ АН СССР, в частности в ра­ботах Ю. Н. Гаврилец, то можно определить социалистический город как целевую систему, в отличие от капиталистического города, выступающего так называемой игровой системой без централизованного управления.

Целевое развитие города повышает уровень его целостности, т. е. уровень согласования его экономических и социальных подсистем”. В каком же направлении протекает этот процесс? И какие элементы общественной организации необходимы для его сво­бодного развития? Таким направлением является повышение пла­номерности социального воспроизводства в городе. А необходи­мые элементы здесь — конкретные механизмы организации этой планомерности.

Конечным результатом воспроизводства «непосредственной жизни» являются люди с определенной совокупностью социальных качеств (культурный уровень, образование, социально-политическая и трудовая активность, дисциплиниро­ванность, профессиональная подготовленность и т. д.). Примени­тельно к городу речь идет о целенаправленном формировании со­циальных свойств не отдельного человека, а населения в целом, его социальных групп.

Для целей планирования социального развития необходимо рассмотреть город в качестве социально-экономической системы.

В основе модели города, на которую мы опираемся, лежит представление о том, что главные подсистемы, определяющие характер его социально-экономического разви­тия, — это подсистемы производственной и внепроизводственной деятельности. Первая из них образуется в результате взаимодей­ствия людей как производителей материальных и духовных цен­ностей с совокупной структурой рабочих мест. Вторая — в ре­зультате взаимодействия людей как потребителей благ, услуг и информации с совокупной структурой мест потребления (жилье, учреждения социально-бытовой и социально-культурной инфра­структуры). В свою очередь, совокупная структура рабочих мест города представлена отраслевым делением градообразующего и градообслуживающего хозяйственных комплексов, а совокупная структура мест потребления — отраслевым делением градообслуживающего комплекса. Население же как производительная сила пред­ставлено социально-профессиональной структурой, а в качестве потребителя благ, услуг и информации — структурой групп по потреблению. Следует иметь в виду еще одно важное обстоятельство.

Го­род — система экономически и социально открытая. Основной его экономической функцией является производство продукции в про­порциях и количестве, необходимых экономическим системам бо­лее высокого уровня (регион, страна). Основной же социальной функцией города выступает создание наиболее благо­приятных условий для биологического и социального воспроиз­водства населения и его жизнедеятельности. При этом под социальным воспроизводством понимался процесс воссозда­ния и развития в желаемом для общества соотношении классо­вых и социальных групп (демографических, профессиональных, культурных) и отношений между ними, включающий всесторон­нюю подготовку их членов к выполнению общественно необхо­димых биологических, производственных, политических и со­циально-культурных функций.

Поэтому составляющими социаль­ного воспроизводства выступают демографическое воспроизводство, культурное, профессиональное, образовательное и т. д.

Город выступает как система в двух отношениях. Во-первых, это отношения между людьми внутри города. Во-вторых, это отношение жителей данного поселения к обществу в целом. Рассмотрим сначала отношения поселения с обществом. Проживание на определенной территории создаёт некоторый общий интерес его жителей, связанный с долей общественного богатства, которое достается им через общественные фонды распределения. М.Н. Межевич пишет: «Условиями формирования местных интересов является определенная пространственная локализация экономических, социальных, политических процессов, более или менее четко выраженные границы их проявления» и далее “Носителем местных интересов является население данной территориальной общности. Уровень экономического и социального развития общности находит отражение в социально-классовом составе населения, его профессиональной дифференциации, уровне квалификации, образования, структуре и уровне доходов и т.д.”/109/.

Одной из характерных особенностей поселения является локализованность социальных процессов и их “привязанность” к определенной материально-вещественной среде обитания.

Как пишет В.Р. Беленький, “характерная черта поселенческой структуры заключается в том, что составляющие ее элементы – населенные пункты и связи между ними – представляют собой диалектическое единство двух компонентов: социального (динамичная жизнедеятельность локальных социально-территориальных общностей людей, включая и отношения между этими общностями) и градостроительного (консервативных, установленных во времени материальных форм: застройка населенных пунктов, и соединение их инженерными коммуникациями, в которых облечена жизнедеятельность людей) /109, с. 28/.

К числу градостроительных компонентов города, видимо, следует отнести и наличие в нем определенных градообразующего и градообслуживающего факторов, которые определяют социально-экономическое качество труда и социальную структуру занятого населения. Если данное качество труда не удовлетворяет человека, то он уезжает в другое поселение, чтобы получить такое место в сфере труда, которое бы его удовлетворяло.

Следовательно, социальная структура поселения заложена в его материальном, градообразующем компоненте, а социальные отношения предопределены материально-вещным фактором, поэтому они могут различаться в масштабе страны. Но это – различия, которые существуют между единичными проявлениями общего.

В.И. Староверов пишет, что город ”можно определить как исторически сложившуюся в процессе общественного разделения труда социально-пространственную целостность, пркедставляющую единство особого типа социальной организации населения, природно-географических условий, и созданной человеком среды. Соответственно, деревня – это социально-пространственная целостность, исторически сложившаяся в процессе общественного разделения труда, характеризующаяся меньшей, чем город, степенью развития производительных сил и производственных отношений, а также известным отставанием уровня благосостояния, культуры и быта, спецификой ценностных ориентаций и норм поведения, находящих отражение в специфике образа жизни населения”/109, с.29/.

Город как систему можно рассматривать в разных аспектах. Первый из них – это взаимоотношения различных сфер жизни - труда, быта, учебы, культуры, отдыха, которые самым тесным образом связаны между собой. Взаимосвязь этих сфер определяется тем, что это – сферы жизнедеятельности одного и того же человека, одного и того же населения. Но поскольку это сферы деятельности одного и того же человека, то все эти сферы жизни - лишь проявления сущности этого человека.

Сущность же человека есть совокупность производственных отношений. Следовательно, в образе жизни людей данного поселения выражаются производственные отношения - причем в специфичной форме, характерной для данного поселения, в той стадии зрелости, которой они достигли именно здесь. В силу этого единства оказывается, что определенная высота образования, достигнутая в данном поселении, требует и определенного содержания труда (чем выше образование, тем выше требования к содержанию труда). Вместе с тем далеко не всегда набор видов труда соответствует этим требованиям. Кроме того, уровень образования определяет и духовные потребности.

Поскольку уровень образования весьма существенно вырос в последние десятилетия, а возможности удовлетворения духовных потребностей не везде выросли в той же степени, то ныне недостаточные возможности удовлетворения духовных потребностей стали одной из важнейших причин миграции населения из деревень и малых городов. Мы видим, что основными противоречиями поселения выступают определенные противоречия между потребностями населения и возможностями их удовлетворения.

В этом и проявляется двойственная сущность поселения как единства человеческого и вещного факторов. “Именно как отражение двуединой природы города возникают наиболее острые проблемы его бытия: соответствия градообразующих и градообслуживающих отраслей; местной и ведомственной промышленности, интересов местного населения и и общенародных интересов, интересов экономичекого развития и развития социального. Наиболее общим выражением данной проблемы следует считать тот объективный факт, что в применении к городу сочетаются два принципа управления – отраслевой и территориальный”/110, с.5/.

Второй аспект исследования города как системы - это наличие и соотношение в нем различных подсистем. В традиционном, отраслевом подходе к планированию и уп­равлению учитывалось главным образом развитие материально-вещной базы градообразующих и градообслуживающих отраслей прежде всего как технико-экономических систем. Последние рас­сматривались в основном через оценку необходимых трудовых и материально-технических ресурсов и по ограниченному числу параметров.

Элементами, составными частями деятельности в городе вы­ступают, с одной стороны, население в его делении на социаль­ные, профессионально-квалификационные, демографические группы, с другой — совокупность рабочих мест (в сфере произ­водственной деятельности) и набор культурных и бытовых услуг (в сфере внепроизводственной деятельности).

Каждая из сфер характеризуется соответствующей ей функционально-отраслевой структурой. В этой связи в городе могут быть выделены следующие ос­новные подсистемы:

1) хозяйственная, включающая комплекс предприятий и организаций, сгруппированных по отраслевому признаку;

2) градообслуживающая, включающая отрасли произ­водственной и социально-бытовой инфраструктуры;

3) социаль­ная, включающая население как территориальную общность с ха­рактерной для него социальной и демографической структурой;

4) экологическая, включающая всю совокупность природных ре­сурсов, обеспечивающих производство и жизнедеятельность на­селения города.

Остановимся на краткой оценке каждой из названных под­систем.

Внутри хозяйственной подсистемы отрасли, представленные в городе, выделяются прежде всего по ха­рактеру общественного разделения труда и участия в создании совокупного общественного продукта и национального дохода. По этому признаку можно выделить три группы отраслей: мате­риального производства, нематериального производства и смешан­ные.

Если отрасли материального производства — промышленность, строительство и т. п. — являются градообразующими, то отрасли сферы нематериального производства города, как правило, принадлежат к градообслуживающим отраслям. Исключение составляют научные учреждения, высшие учебные заведения и колледжи, а также управление, в случае если его органы имеют внегородское подчинение.

Значительная часть предприятий сферы городского немате­риального производства входит в городское хозяйство, которое объединяет комплекс служб, инженерных сооружений и сетей, необходимых для удовлетворения повседневных коммунальных, бытовых и культурных потребностей городского населения. В го­родское хозяйство входит также ряд предприятий, относящихся к смешанным отраслям. Это — предприятия общественного транспорта, бытового обслуживания, связи, тор­говли и общественного питания, материально-технического снаб­жения и быта.

Социальная подсистема представлена социальной структурой населения в ее делении на социальные группы и институцио­нальной структурой. Совокупность отраслей в городе предопределяет профессиональный разрез социальной структуры населения, ее демографические параметры и пропорции между груп­пами.

Для крупных городов с их производственной и куль­турной полифункциональностью характерна многообразная про­фессиональная и демографическая структура, а также развитая институциональная структура, определяемая составом населения и многообразием отраслей инфраструктуры градообразующего комплекса.

Экологическая подсистема города, включающая в себя сово­купность природных ресурсов — территорию, атмосферу, источ­ники воды, растительность и т. п., — не рассматривается здесь нами детально, отметим лишь, что планомерное использование и сохранение экологии города и ре­гиона сегодня не только самостоятельная ресурсная задача, но и задача комплексная, имеющая социальный, экономический, тех­нологический, медико-биологический аспекты.

Третья сторона системности города – это взаимосвязь и взаимовлияние элементов, составляющих город, - предприятий и учреждений. Казалось бы, что предприятия совершенно не связаны друг с другом, не зависят друг от друга. На деле между ними осуществляются разнообразные связи, среди которых надо отметить следующие:

1. Связи, возникающие в результате использования единого рынка труда. По существу в этом отношении предприятия представляют систему сообщающихся сосудов.

2. Связи, возникающие в результате официальной или неоф