Лекции.Орг


Поиск:




Категории:

Астрономия
Биология
География
Другие языки
Интернет
Информатика
История
Культура
Литература
Логика
Математика
Медицина
Механика
Охрана труда
Педагогика
Политика
Право
Психология
Религия
Риторика
Социология
Спорт
Строительство
Технология
Транспорт
Физика
Философия
Финансы
Химия
Экология
Экономика
Электроника

 

 

 

 


Происшествие на вокзале – случай из жизни

Самый обычный мужчина лежал на асфальте… Импозантный… Можно даже сказать – молодой… разве «около 50-ти» на самом деле такой уж значительный возраст? Не худой, но и не полный, а как раз такой, каким и положено быть в этом возрасте самому обыкновенному мужчине. Не особенно высокий… Чисто выбритое лицо… Аккуратный ёжик седых волос… Серые брюки, чёрные рубашка и ботинки… Затейливый ремень с клёпками серебристого металла, о котором вполне можно сказать - «с претензией»… Большая синяя сумка с белой надписью «Орифлейм»…

…Обычный мужчина лежал у подножья одной из лестниц пешеходного моста, по которому на вокзал и с вокзала, словно и впрямь – по воздуху, преодолевают железнодорожные пути отбывающие и прибывающие. В основном – пассажиры пригородных поездов.

Мужчина лежал под забором (понимаю, что звучит некрасиво, но куда деваться от правды?), под синей решёткой - одной из тех, которыми перегородили все ходы-выходы к перронам, чтобы направить людской поток исключительно через мост, а затем (или прежде этого) через вокзал с его турникетами... С «зайцами» борются... Вполне можно понять. Но об этом – потом. А пока…

Мы-то с мужем не «зайцы». Но, сойдя с электрички, сунувшись в здание вокзала и увидев перед турникетами плотную толпу только что прибывших, мне до спазма в горле не захотелось пополнять её ещё и нашими двумя телами. Пробормотав себе под нос: «на фиг, на фиг, на фиг!», я схватила своего Серого за руку и вытащила обратно на перрон.

- Не хочу через вокзал. Пойдём через переезд.

- Ну,… ладно – привычно согласился он.

И мы пошли вдоль путей, болтая по дороге о всяком, что случилось с нами за день - тёплый, безветренный, ещё не начавший угасать. Сентябрьское солнце золотило сухой асфальт, блестело на рельсах, румянило лица, щедро рассыпало повсюду праздничные оранжевые блики… Впрямь, чем не праздник? Пятница! И даже совсем не вечер.

Но воспользоваться последней тропкой, оставшейся не преграждённой заборами, нам не удалось. Не успели дойти и до конца перрона, как путь преградили «люди в чёрном». Охранники, должно быть.

- Поворачивайте. Проход только через вокзал.

- Но у нас есть билеты! – попыталась возразить я, показывая заветные (к счастью, ещё не выброшенные) бумажки: - Вот!

- Через вокзал! – слегка усиливая нажим в голосе, надвинулся на меня «черный человек».

- Даже с билетами?

- Да!

Рядом с ним другие «чёрные люди» объясняли то же самое ветхой, как само время, старушке с клюкой и огромным самодельным рюкзаком на хрупенькой спине, который она взвалила на себя явно не по силам… но всё-таки волокла.

- Но я там живу! – лепетала старушка.

И лицом, и взглядом тянулась она мимо «господ в чёрном» в сторону переезда:

- Живу я там!

- Все вы «там живёте» – ответили ей.

И повторили ещё более «железным» тоном:

- Через вокзал!

- Идиотизм! – отворачиваясь, пробормотала я.

И мы с Серёгой пустилась в обратный путь. Он – тихо матеря этот самый идиотизм, а я – молча давясь очередным спазмом, на этот раз - от злости… Ну, не люблю я, когда оставляют только одну дорогу, и никаких других вариантов! Впрочем, кого это не бесит?...

Да, меня бесило именно то, что МНЕ не дали пройти именно там, где я ХОЧУ! Вот такой я «добрый» человек… И только потом пришла мысль: «А ведь старушенции теперь придётся сделать огромный «крюк», протопать своими стоптанными облезлыми ботиночками вчетверо большее расстояние…».

Мысль, взять у бабки мешок и проводить её до дома, взвалить груз на более молодую спину - свою (или Серого навьючить), так и не посетила меня - разве что мимолётом, не всерьёз, проскользнула. Ведь в нашей реальности, если кто-то взгромоздил на себя ношу, да ещё по собственной воле, должен нести её сам… А я?... Мать Тереза я, что ли? Или мы с Серёгой – «Тимур и его команда»? Не-ет!...

Всё-таки нам пришлось пройти через проклятый турникет. И дальше оставалась только одна дорога – к той самой лестнице, у подножья которой под решёткой забора лежал он – нестарый мужчина с открытыми, но уже неподвижными глазами.

Полная женщина в оранжевой жилетке железнодорожника настойчиво совала ему под нос ватку с нашатырём, но это не оказывало никакого действия. Другая женщина… а может – девушка?... Бомжеватого вида (такие возраста не имеют) в нечистом, когда-то белом свитере, коротких джинсиках, изношенных сапогах, с отросшими корнями «пергидрольных» сальных волос, припадала губами ко рту лежащего человека и вдувала воздух (наверняка пополам с перегаром). От этих «вдохов» у лежащего раздувались щёки.

Ещё более испитой, двадцати с небольшим лет, но уже «престарелый» парень, в чудовищно грязном спортивном костюме и драных кроссовках, изо всех сил ритмично давил обеими руками на грудь упавшего человека. Мужчина лежал навзничь, катался седым «ёжиком» головы по асфальту, когда женщины начинали тормошить его сильнее, но в сознание не приходил.

- Не двигайте его, не двигайте! – волновался кто-то из случайных свидетелей.

Его испуг разделяли и поддерживали другие:

- Таких нельзя шевелить!...

- Не трясите его, е***ть вас!… дуры!... – время от времени взвиваясь, орал на «пергидрольную» девушку и «оранжевую» железнодорожницу парень в драных кроссовках: - Не трясите! Пускай ровно лежит!

И опять начинал давить на неподвижную грудь. А девушка, коротко отвечая матом своему напарнику по «реанимации», снова вдувала воздух. А железнодорожница – совала под нос умирающего бесполезный нашатырь. Она делала это всякий раз, когда девушка на мгновение отрывалась ото рта лежащего человека, чтобы самой вздохнуть. Время от времени обе вновь и вновь приподнимали седую голову… потом снова опускали её на асфальт… лупили бесчувственного по щекам… Не по-настоящему били, просто похлопывали… не больно. А вот парень… как бы он ему рёбра не переломал.

Рядом, застыв наподобие почётного караула, возвышались полицейские… Четверо представителей власти, облаченные в соответствующую форму, находились «при исполнении»… Наблюдали… И следили за порядком, конечно. На то они и в форме.

Чуть дальше «блюстителей», обступая полукольцом, начиналась толпа - обычная везде, где происходит нечто, что не каждый день своими глазами увидишь. Человек пятнадцать охающих и ахающих, дающих советы, полушёпотом пересказывали друг другу «что-да-как», строили всяческие предположения… Остальные молча взирали.

Но последних было немного. Были и такие, что на мгновенье замедлив шаг, сразу его ускоряли - обходя столпившихся, шли дальше. Некоторые проходили мимо, крепко держа за руку детей, совсем маленьких, и постарше, которые чуть не сворачивали себе шейки, не желая отрывать взгляд от необычного зрелища, вряд ли им понятного и наблюдаемого впервые.

Мой Серёга тоже ничего такого раньше не видел. И сразу же схватил, сдавил и дёрнул меня за руку:

- Пошли! Пошли!

- Нет. Подожди.

И мы остались. Ведь «любопытство – не порок». Я с лёгкостью смогла бы придумать себе кучу оправданий, даже вполне веских и обоснованных, если бы не считала это занятие – оправдываться в чём бы то ни было – заслуживающим исключительно презрения.

Мы остались… Толпа глазеющих поглотила нас… Сделалась на двоих зевак теснее.

Бомжеватая девушка «в подпитии» продолжала делать искусственное дыхание, а парень в спортивном костюме, на тот момент тоже пьяный – массаж сердца. Железнодорожница, смирившись с тем, что от нашатыря нет, и не будет никакого толку, встала с колен и отошла в сторону. Толпа сразу же взяла её «в оборот» - со всех сторон засыпала всё теми же «что-и-как?»…

«Власти» по-прежнему наблюдали, по ходу дела задавая собравшимся действительно важные вопросы, необходимые для документального оформления происшествия…

Вопросы задавали друг другу все: вновь прибывшие – тем, кого застали уже взиравшими, а наслушавшись и насмотревшись - уходили, продолжая прерванный путь. Им на смену приходили новые, ещё ничего не прознавшие. Таким образом толпа обновлялась, но по-прежнему оставалась всё такой же взволнованной, и на самом деле от души (уж как умела) – сочувствовала. Люди без умолку спрашивали-отвечали, делились впечатлениями, мнениями, воспоминаниями о собственных потерях и бедах, житейским опытом и прочими разными мыслями «на тему».

- «Скорую» кто-нибудь вызвал? – задала я собственный первый вопрос (глупее не придумать, если застал событие в самом разгаре).

- Да уже три раза! – почему-то закричал кто-то в ответ.

- Кто-нибудь видел, откуда и куда он шёл? – спрашивал сразу всех один из «блюстителей»: - Спускался по лестнице или хотел подниматься?

Вокруг загомонили, но бестолково, ведь даже «бомжи», оказывавшие первую помощь, нашли человека уже лежащим под забором.

«Раз лежит навзничь головой к лестница, и его не перекладывали…» - невольно отметила я про себя: - «…то он спускался… шёл к вокзалу… собирался куда-то ехать... может – на дачу… пятница… вечер… но может и просто: с работы – домой… в деревнях нет нормальной работы... да и в городе – не каждый найдёт…».

Но вслух ничего не сказала. Промолчала.

Наконец послышался голос сверху, с площадки лестницы. Принадлежал он нищему, рядом с которым даже «реаниматоры» показались бы гламурной молодёжью. Он всегда там сидел, собирая с прохожих «налог на сердобольность». Площадка привокзальной лестницы была его постоянным, давно и крепко обжитым «рабочим местом». Чем-то вроде офиса. Ведь офисы, как и всё остальное в этом мире, до крайности разнообразны. Благодаря своему «высокому положению», нищий взирал на всё сверху вниз.

- Спускался, – совершенно трезвым голосом сообщил он: - Уронил что-то, нагнулся поднять и упал.

Комментарии снова посыпались, как из «рога изобилия»:

- Наверное, сердце.

- Упал, и ударился головой…

- Умер?...

- Ещё нет… кажется.

- И ведь сразу же видно, что не бомж! – поделилась наблюдением моя ближайшая соседка – продавщица пирожков из ближайшего ларька. И уточнила, имея в виду парня и девушку:

- Не из этой, не из их компании.

- Разумеется, не бомж – согласилась с ней я: - Обычный человек. Скорее всего - инсульт… по крайней мере, очень похоже.

- А если бы, к примеру, на дачу, или по грибы ехал, - вставил словечко ещё кто-то рядом: -…то одел бы, что поплоше, поношенное. А в старье могли бы и за бомжа принять.

И действительно, трудно было не признать его правоту. В лицо-то редко кто кому по-настоящему вглядывается, тем более – лежащему на земле. Аккуратность стрижки тоже не всякий сразу заметит.

- И я сначала так подумала – раздался ещё один голос: - Что это – тот самый, который частенько здесь валяется. Потом пригляделась: нет, не он…

- Перелезал через забор, сорвался головой об асфальт, и убился? – не то спросил, не то сразу констатировал кто-то, только что подошедший, поэтому не слышавший «гласа свыше». Ему принялись возражать…

В это время человек на асфальте вдруг вздохнул. Очень глубоко, шумно, всею грудью и животом одновременно, но кратко – не вдох, а скорее судорога, пробежавшая и сотрясшая всё его тело. До следующей такой судороги я успела мысленно сосчитать до десяти… за нею последовали новые, такие же редкие и мучительные… тем не менее это были всё-таки вдохи. Человек на асфальте снова задышал сам.

По толпе прокатился лёгкий ропот облегчения, многие даже невольно улыбнулись…и тут же почти все до единого принялись с удвоенной активностью оглядываться, всматриваясь в поток машин на дороге, вопрошая друг друга и «власти»… но скорее всё-таки самих себя: «куда же «провалилась» эта скорая?!».

- Нет, не дождётся – предрёк кто-то.

- До «пункта» совсем недалеко! – простонал по правую руку от меня мой Серый: - Почему так долго?!...

Тем временем, обнадёженная появившимися признаками жизни, нетрезвая «спасательница» на какое-то время отвлеклась от лежащего. И пьяный парень, пару минут назад переставший давить мужчине на грудь, тоже начал возмущаться во весь голос:

- «Скорая» где?!

- Где же эта, е***ть её, «Скорая»?!

- Уже пять раз вызывали – ответили им люди, беспомощно переглядываясь между собой… но некоторые всё же снова взялись за мобильники. Ближайшая ко мне молодая стройная дама на высоких каблуках говорила спокойно, громко, и с расстановкой. Чуть ли не по складам, словно «на том конце провода» её плохо слышали, или не совсем понимали: «…Да. Да, тот самый. Да, на вокзале. Да, уже вызывали. Нет, ещё не приехала…»…

«Жди их!», «Никогда не торопятся», «К ночи приедут»… - в это же самое время слышалось повсюду вокруг. И другие, должно быть, всем знакомые сокрушённые вздохи в том же духе… но главный, раз за разом повторяющийся на все лады самыми разными голосами «лейтмотив» был один: «…и не ждал ничего такого… строил планы… впереди – три выходных (ближайший понедельник объявлен нерабочим, в связи с городским праздником)… и не старый ещё… ещё молодой… и жена наверняка есть… и дети… дай Бог, чтобы уже не подростки, а лет по 20-ать…»…

Чтобы хоть чем-нибудь оправдать своё затянувшееся присутствие (хотя никто из окружающих и не думал меня им попрекать), я сняла куртку, свернула и сунула в руки Серому:

- Подойди, подложи ему под голову.

Серёга пошёл. Но моя куртка так и не пригодилась, потому что нашлась другая «подушка» – собственная сумка умиравшего человека, та самая – синяя с надписью «Орифлейм».

Только и на ней его голова покоилась недолго – всего лишь одну-две минуты, пока на губах не проступила, и не полилась изо рта по щекам и на подбородок мутноватая, слегка пенная жидкость. Без толчков, без спазмов, как бывает при рвоте, а словно вода через край переполнившейся чашки.

- На бок его, на бок, на бок! – всполошилась девушка бомжеватого вида, и второй «бомжара» помог ей перевернуть мужчину на правый бок…

- Не шевелите его! – опять возмутился кто-то в толпе.

- Правильно сделали – поддержал «спасателей» другой: - Чтобы не захлебнулся.

- Может быть, он эпилептик? – предположил ещё один вновь прибывший, видимо считавший пену изо рта главным симптомом упомянутого недуга: - Следите, чтобы язык не запал.

- Инсульт – снова возразила я… хотя… откуда мне знать наверняка? Просто на самом деле очень похоже.

А потом, всё-таки, заглянула в недвижные, неживые, но до сих пор открытые голубые глаза, не по собственной воле устремившиеся в мою… в нашу общую сторону. Просто так уж его повернули, что казалось – глянул сразу на всех, и в то же время каждый вполне смог бы посчитать этот взгляд направленным именно на него… как у тех «волшебных» портретов, которые как будто следят за тобой зрачками, куда бы ты ни пошёл, с какой стороны не встал бы. И понимаешь, что на самом деле незрячие, слепые, но всё-таки… не люблю такие картины. «Мурашки» у меня от них. Наверняка не у меня одной.

Девушка и парень, в четыре руки удерживавшие седоголового на боку, о чем-то переговаривались между собой…им продолжали задавать вопросы, они отвечали… и остальные собравшиеся гомонили вокруг все разом…

«Власти» наблюдали. «Скорой» всё не было.

С моста над нами тоже смотрели. Шли вверх, шли вниз и смотрели, стояли и смотрели, и… ох уж эти бабушки! Не все, конечно, но некоторые из их числа. На мосту какая-то, видимо, предположила вслух что-то нелестное для распростёртого внизу человека… должно быть, лучше разглядела двоих «бомжей», находившихся в непосредственной близости, чем его самого, и домыслила нечто для всех троих нелицеприятное. Вероятно, бабушка позволила себе некую фразу, в которой присутствовало слово «пьянь» или «нажрался», «передрались» или другое, подобное.

В этот момент кто-то из нашей толпы, решивший всё-таки отправится дальше по своим делам, как раз поднимался на мост, проходил мимо неё, услышал… и счёл необходимым ответить:

- Не хрен ляпать языком о том, о чём ни х***я не знаешь!

(А если и не точно такими словами, то подобными).

Вот это уже расслышали все.

И дальше – брань-брань-брань… на мосту завязалась жаркая перепалка.

Но лично я… впрочем, должно быть, и многие другие со мной вместе... не может такого быть, чтобы я одна не могла надолго отвести взгляда, не возвращаясь им снова и снова к его глазам!… а в голове вертелась, повторяясь раз за разом «заевшей пластинкой», строчка из песни «Короля и Шута»: «как человек умирает, я вовек не видал, и вот «в живую» хочу, я это щас повидать…»… зачем мы все здесь собрались? Зачем стоим? Зачем смотрим? Неужели на самом деле только за этим?...

Объяснений на самом деле много. Корни причин – вполне уважительных – в наших наследуемых из поколения в поколение, общих для всех инстинктах, в которых многие даже самим себе отказываются признаваться… впрочем, не мне о них рассуждать. О них куда более мозговитые исследователи душ человеческих уже написали не один, и не два, а чёрт знает сколько толстенных тома… которые, разумеется, тоже не одна я читала.

- Мы могли выйти на «Фасонке»! – стонал рядом Серёга: - Мы могли выйти в «Хотылёво» и сейчас были бы на даче!... пойдём, Ник! Пойдём!...

- Хочу дождаться «Скорой» - не в силах отвести глаз, ответила я.

 

Но всё-таки и я тоже вдоволь навертелась головой, высматривая на дороге заветную белую машину с красным крестом. Потом снова возвращалась взглядом к нему… из приоткрытого рта лежащего на боку человека продолжало сочиться… а потом я вдруг осознала, что он опять перестал дышать.

Я вглядывалась в грудь и живот под черной рубашкой, надеясь разглядеть хоть малейшие их колебания… но ничего не было. Ни единого самостоятельного шевеления, когда тело не толкали чужие руки.

- Он снова не дышит – наконец прошептала я вслух, но слишком тихо, чтобы меня смог хоть кто-нибудь расслышать. Даже те, кто стоял совсем рядом.

Что-то опять завертелось у меня в голове… но уже совсем неясное, какой-то морок, дурман… нужно ли сказать об этом громче, крикнуть во весь голос?... Но почему обязательно я?... разве все остальные - не видят?...

Всё-таки слишком сильна в нас привычка надеяться на других. Я ждала, что это заметит и скажет кто-нибудь ещё, не я... всё ждала… ждала…

Пересуды окружающих, все их полушёпоты и возгласы погромче, и остальные звуки вокруг слились в нечленораздельный гул, наподобие шума ветра в верхушках сосен, точно так же нарастающий и опадающий морским прибоем. Время тянулось нестерпимо медленно, но каждый момент казалось, что проходят не минуты, и даже не десятки их, а целые часы… целые часы остановившегося, неживого, но почему-то нестерпимо ясного, родниковой прозрачности взгляда его - уже бездыханного.

Только даже «реаниматоры», по-прежнему не отнимавшие от человека на асфальте своих рук, никак не реагировали. Вот, я и подумала (разрешила себе подумать): «им видней, ведь они к нему ближе. Он у них под ладонями. Они должны чувствовать его. Может быть, всё в порядке. Может быть, это мне – мерещится. Может быть, на самом деле он дышит, просто очень тихо… едва различимо… только для них – различимо…»…

Но ведь они оба были пьяны: эта девушка в когда-то белом свитере, и парень в спортивном костюме. И на какое-то время совсем отвлеклись, переговариваясь… когда ты «на веселе», отвлечься проще простого. От чего угодно. Даже от такого.

Отвлеклись, и спорили, чуть ли не переругивались о чём-то своём друг с другом… я уже не вслушивалась, о чём именно, но всё-таки поняла, что эти двое – не случайные знакомцы. Возможно, действительно парень и его девушка… «Скорая» всё не ехала.

- Он синеет – наконец заметил кто-то ещё, кроме меня… и другие голоса подхватили, передавая из уст в уста один другому: «…синеет… не дышит… не дышит… уже посинел… отходит…»…

«Реаниматоры» по-прежнему не реагировали… можете мне не поверить, но в этот момент они действительно выясняли отношения, разбирались между собой!... нашли же «место и время».

«Власти» продолжали наблюдать.

Парень в засаленном «Адидасе» вдруг вскочил на ноги, и, обойдя тело на земле, спешным шагом направился куда-то прочь, как раз мимо меня… тут-то я и поняла, что он не просто пьян, а по-настоящему «вдрызг».

- Он не дышит! – всё-таки поймала я его за рукав… да попросту взмолилась ему!

- Что?... – как будто удивившись, переспросил «реаниматор»… и спустя долю мгновения уже опять стоял на коленях над лежащим человеком. Снова перекатив его на спину, теперь уже он делал ему искусственное дыхание «рот-в-рот». Даже не подумав отереть посинелые губы умирающего от облившей их и всё ещё текущей тонкой струйкой из уголка рта пенной жижи, припадал к ним раз за разом без тени отвращения…

А меня в этот момент, признаться честно, от одного вида – затошнило… и я покрепче закусила зубами одну из костяшек своего сжатого кулака.

А «девушка-без-возраста» в замызганном свитере вообще куда-то пропала. Кажется, я слышала её голос где-то в толпе, возбужденно и громко рассказывающий… опять всё то же самое «что-да-как». Я не особенно вслушивалась в содержание той беседы. Лишь мимоходом удивилась: до чего же мгновенно она «переключилась»! Впрочем, под действием винных паров и не с такими, и не такое бывает.

Кто-то щупал на шее лежащего пульс… не помню, кто именно… открытые неподвижные глаза опять глядели в небо. Чистое. Точно такого же цвета, как они сами.

Кто-то недалеко от меня начал плакать. Кажется, даже не один… точнее – не одна, потому что плакали и громче всех вздыхали, естественно, женщины.

Некоторое время спустя один из представителей власти всё-таки вмешался в оказание «первой помощи» - остановил делавшего искусственное дыхание парня, сказав ему:

- Смотри, пузыри надувает. Это значит - дышит. Больше ничего с ним не делай.

И парень снова поднялся на ноги. Нетвёрдо ступая, отошёл чуть подальше в сторонку, прислонился плечом к решётке забора и свесил голову.

Между губ умирающего действительно несколько раз надулись упомянутые «пузыри»… вот только грудь его так больше ни разу и не шелохнулась. По крайней мере, я этого так и не увидела, как ни вглядывалась, сколько ни ждала… как бы сильно этого ни хотела.

Прошло ещё какое-то время и уже всё в нём окончательно остановилось. На губах больше не пенилось… кажется, изо рта перестало течь. Лицо осталось мокро и испачкано, но само по себе просветлело.

- Умер – сказал кто-то в толпе… или это был представитель власти?

- Умер – зашептали друг другу люди: - Да… наверное, умер… умер…

Этот шёпот, докатившийся до ушей бомжеватого парня и пробившийся сквозь алкогольную муть к сознанию, заставил его снова упасть на колени рядом с телом и опять начать делать искусственное дыхание. Под взорами продолжавших следить за порядком представителей власти. И всех остальных нас.

 

Так получилось, что я заметила поистине долго жданную «Скорую» одной из первых. Машина с красным крестом подбиралась к месту событий медленно-медленно, тихо и осторожно - словно на цыпочках или крадучись, будто вор. Ни сирены, ни мигалок.

- Приехали.

- Где?

- Вон она. Во-он там – указала я рукой.

- Заедут прямо сюда, на тротуар, им можно – громко сообщил Серый.

Скоро уже все увидели «Скорую» и начали расступаться в стороны, чтобы освободить для неё место. Наконец, машина подъехала и остановилась не дальше, чем в метре от тела… может быть, в тот момент всё-таки ещё не совсем мёртвого. Ведь смерть, это отнюдь не мгновение, а процесс, который до определённой «точки не возврата» действительно можно обратить вспять, как и любой другой… я не теряла надежды. Думаю, не я одна.

И в это же самое время пыталась припомнить - мысленно сосчитать все те бесконечно долгие минуты, которые он пролежал под нашим общим – одним на всех - взглядом совсем не дыша… больше восьми?... не важно. Если обширный инсульт… или всё-таки инфаркт – это с самого начала не так уж и важно… но если всё-таки важно?... так, важно это, или всё-таки нет?...

- От судьбы всё равно не уйдёшь – вздыхала моя соседка-продавщица, на время оставившая свой ларёк: - Она у каждого вот здесь написана (и стукнула согнутым указательным пальцем себя по лбу). Как здесь написано, так и будет. И ничего не поделаешь.

- Да – не подумав, машинально согласилась с ней я.

 

Из машины, помеченной красным крестом, вышли двое в белом: очень красивая стройная молодая девушка в форменном головном уборе медработника, из-под которого ей на спину ниспадали длинные и густые обесцвеченные волосы и средних лет сухопарый усатый врач. Кто-то из них поставил на асфальт рядом с телом пластиковый чемоданчик, из которого врач первым делом извлёк комок марли и отёр лежащему лицо, на какое-то время снова отстранив от умирающего (или уже умершего) человека его «реаниматора».

Блондинка сняла с шеи стетоскоп. Потом лежащему, уже в который раз, пощупали на шее пульс (проверяли ли ему зрачки, я не знаю – по крайней мере, лично я этого не видела. Может быть, отвлеклась на мгновенье… не знаю). Затем медики позвали бомжеватого парня вернуться, и он снова делал искусственное дыхание, а усатый доктор – массаж сердца… но спустя ещё какое-то (совсем недолгое) время, должно быть, было сказано что-нибудь вроде: «всё».

Глянуто на часы и отмечено где-нибудь официальное время смерти… только и этого я тоже своими глазами не видела. Но если все строят предположения, почему мне – нельзя?

Чуть раньше врач взял кисть лежащего, осмотрел его ногти и надавил на один из них. Должно быть, провёл какой-то тест. А потом, долю мгновения понаблюдав, какой окажется результат, закрыл мертвецу глаза. И ещё одним комком марли вновь тщательно отёр его совсем побелевшее лицо.

Два комка марли так и остались валяться, брошенные рядом с протянутой в сторону рукой. И сам человек - тоже остался лежать, где лежал, седым «ёжиком» головы на позолоченном осенним солнцем сухом асфальте.

«Скорая» уже уехала. Так же тихо, как и прибыла.

Ни одного укола так и не было сделано. Должно быть, к моменту прибытия профессиональной помощи, в ней уже не было настоящей необходимости. Зачем зря переводить дорогостоящие препараты, которые могут понадобиться – и даже жизнь спасти! – кому-то ещё?

 

Люди исчезли вместе со «Скорой»… или ещё раньше? Именно этот момент почему-то проскользнул мимо меня.

Конечно, не все люди. Как же они могут исчезнуть совсем – сразу, все до одного? Такое только в фантастических фильмах бывает.

Я имела в виду нашу «толпу» постоянно обновлявшегося состава человек в пятнадцать-двадцать. Это она - «рассосалась», растворилась, разошлась, растаяла пригоршней снега на припёке… словно провалилась под землю. Для меня – действительно в один миг.

Остались только прохожие, которые больше не замедляли шаг, наоборот - торопились поскорее пройти мимо. Должно быть, потому, что представители власти чем-то (кажется, его собственной курткой) укрыли мёртвому лицо. Про тех, кто лежит на земле с накрытой головой, с первого взгляда всё понятно.

Но всё ли? Хоть табличку на забор над ним повесили бы:

«Это – не тот самый пьяница, который частенько именно на этом месте «отдыхал», а обычный человек, достойный уважения, в том числе и посмертного не меньше любого из вас! И умер он не от того, что «упился вусмерть», пьяным скатился с лестницы или – в его-то годы – сорвался с забора, когда перелезал его, чтобы не платить за билет, а совсем по другой – уважительной причине!».

Хоть и не пал смертью храбрых в бою за правое дело. И не сгорел на костре за великие открытия, до которых остальное человечество ещё не доросло. И не был приколочен ни к какому «кресту» ни за какую «идею»… но, кто знает?... может быть, в неком ином смысле всё-таки и пал, и сгорел, и был распят.

 

- Дай сигарету.

Прямо передо мной, и слегка нависая, вдруг опять возник «реаниматор» в драных кроссовках.

Я достала пачку, вытянула из неё тонкую-«дамскую», и протянула ему:

- Возьми.

Потом сочла нужным добавить:

- Ты молодец.

Он хмыкнул и посмотрел на меня, как на полную идиотку, прежде чем пересечь остановку и усесться смолить на лавочку напротив.

В другой руке парень до сих пор сжимал комок белоснежной марли, которым на прощание одарила его уехавшая «Скорая». Перед тем, как закурить, он в бессчетный раз судорожно, с сильным нажимом вытер ею свой уже давно совершенно чистый рот.

- Поехали домой – тоже в который раз попросил мявшийся рядом со мной мой Серый.

- Нет – в сотый раз оглядываясь на распростёртое тело, повторила я: - Хочу дождаться, пока его поднимут и увезут.

 

Остановка, на лавочке которой я теперь сидела, располагалась напротив здания вокзала, у дороги, тянувшейся параллельно перронам, отгороженным синим забором. Остановка была выкрашена тем же самым синим цветом вся целиком, и крыша, и лавочки, и урны… И перила лестницы, ведущей на мост, и все его, поставленные «на случай дурака», решётки тоже были синие. Небо отражалось в чудом не просохшей после последнего дождя луже перед остановкой. В луже, трепеща крыльями, купались два воробышка… улетели… им на смену прилетели три голубя… потом прибежала кудлатая дворняга… напилась из лужи, пересекла её вброд… и пустилась дальше по каким-то своим делам…

Человек всё так же лежал у подножья лестницы. Теперь - в компании уже только «почётного караула» представителей власти. Один из полицейских курил. Другой, присев на корточки перед телом, неспешно копался в синей сумке с надписью «Орифлейм»: початая полторашка кваса, какой-то документ формата А4, который представитель власти изучал некоторое время… маленькая тоненькая книжечка карманного размера (паспорт?)... всякие мелочи, уже неразличимые для взгляда с того расстояния, с которого продолжала наблюдать я.

Мелочи и всё остальное укладывались отдельно по небольшим прозрачным пакетикам, невольно напоминавшим похожие сцены из американских детективов. Сами пакетики полицейский раскладывал на лежащем перед ним теле, по чёрной ткани рубашки мёртвого человека - на животе его, и на груди, словно на рабочем столе. Сначала разложил,… а потом начал собирать обратно в сумку умершего.

Ещё один полицейский, окинув долгим взглядом пространство вокруг себя, задержался им на остановке и выбрал нас с Серёгой. Подошёл:

- Ребята, вы давно здесь? С самого начала всё видели?

- Нет – покачала головой я: - Мы где-то в середине подошли.

А потом напомнила, указав в сторону первого лестничного пролёта:

- Там сидит нищий, который точно видел с самого начала.

В ответ на меня второй раз за день посмотрели, как на идиотку. И полицейский отправился искать других свидетелей, более соответствующих его представлениям о настоящих, достойных доверия, уважения и прочее, прочее, очевидцах.

Тем не менее, его визит принёс, хоть и не большую, но пользу - окончательно привёл меня «в чувство». Я снова начала различать все краски вокруг, и слышать все звуки, голоса, невольно ловя и запоминая обрывки долетавших фраз. Некоторые из них, сказанные в полный голос, ясно указывали на то, что представитель власти уже удалился от остановки на безопасное для людей расстояние.

- …Кажется, тысяч пять нашли… - звучало откуда-то из-за спины:

- …сейчас «пробьют» по паспорту, чтобы потом сообщить, в каком он морге…

- …слесарь с БМЗ…

- …должны были мобильник найти… они у всех есть… там – телефоны…

-…сегодня вскрывать уже не будут… завтра… похороны, скорее всего, послезавтра…

-…но вскроют обязательно... ведь надо точно знать, что не отравили, а то - мало ли?...

-…Кто-нибудь, дайте мобильник! – раздался ещё чей-то голос: - Я его знаю! Это был мой учитель.

- Да какой он «твой учитель»? И кто тебе, алкашу, мобильник в руки даст? Тебе и трезвому никто не даст!

-…«скорая» приехала быстро…

- Целый час ехала! – возразила «девушка без возраста».

- Нет, минут пятнадцать…

- Не-ет… Мы с Андреем три раза его откачивали. Я делала ему искусственное дыхание…

В этот момент я, наконец, осознала, что наша «группа смотрящих» ещё не вся разбрелась, а просто перебазировалась на остановку, где обосновались и мы с Серым, и «реаниматор» в китайском «Адидасе». Оказывается, его звали Андрей.

«С причала рыбачил апостол Андрей…» - сразу же закрутились в голове новые строчки, на этот раз из НАУ: «…Видишь – там, на горе возвышается крест. Под ним с десяток солдат…»…

- Это я делал ему искусственное дыхание! – вдруг поднял голову Андрей.

- Ты?!... – вышла у меня из-за спины «бомжеватая» девушка: - Я! А ты…

- Я!

И они опять начали «разборку» между собой. «Реаниматор» - не вставая с места, а «девушка без возраста» – выхаживая туда-сюда по остановке, то скрываясь у меня за спиной, то снова появляясь в поле зрения. Оказалось, даже у этих двоих представление о случившемся сложилось совершенно разное, прямо противоположное одно – другому, и они горячо заспорили о том, кто что делал, кто – больше, кто – меньше… кто вообще «ни х***я»… кто – правильно, а кто – только мешал и всё испортил… и кто виноват.

- Это я - виновата?!... Это я-то?!!...

- Я тебе сейчас е***ник разобью, с***ка «плечевая»!...

«Сейчас подерутся… сейчас подерутся…» - шептала я себе в сплетённые пальцы, упёршись взглядом в асфальт.

А потом Андрей вспомнил, что девушка (как выяснилось, её звали Мариной), взяла у него 5 рублей… Марина швырнула в него пятаком…

- Это мои пять рублей! Я их сама… - тут она употребила какое-то словечко, со смыслом «мне их подарили».

«Общение» шло вроде бы на русском, но лично мною ещё не настолько освоенном, чтобы дословно воспроизводить подобное, и продолжалось ещё какое-то время.

Расхаживая «туда-сюда», Марина не только продолжала разбираться со своим приятелем (теперь, должно быть, уже «бывшим»… хотя?... кто их знает?... ведь такие способны сходиться-расходиться по десять раз на дню), но и общаться с другими людьми на остановке.

Таким образом, мне удалось узнать довольно много подробностей её жизни.

«…он мне - пощёчину, и я ему – пощёчину, он мне двинул, а я… вокруг кричали: «вызывайте милицию!», а мужики смеются: «это же не парень девку п***т, а наоборот»!... меня закрыли в сарае, поставили полторашку самогонки и закуску, чтобы я успокоилась, но он же мне переносицу сломал! А я, когда свою кровь вижу, я же зверею!... передо мной хоть быка поставь – я его!...»…

«Власти» наблюдали.

 

Но продемонстрировать свои боевые навыки Марина не успела, потому что совершенно неожиданно для всех опять «переключилась». В прямом смысле слова «перезагрузилась», отвлекшись на проходящего мимо остановки прилично одетого мужчину. Осёкшись на полуслове, с засиявшим лицом (будто лампочку включили), извиваясь на ходу всем телом от плеч до бёдер, крайне неестественной походкой, словно в какой-нибудь дурной пародии, кинулась его догонять. Догнала… остановила… и следующие несколько минут они о чём-то болтали. Очень даже мило.

Андрей, оставшись без оппонента, сразу замолчал и, по-прежнему сидя на лавочке, устало свесил голову ещё ниже.

Обратно на остановку Марина вернулась в приподнятом настроении, заметно подобревшая. И примирительно обратилась к Андрею:

- Мы вместе делали искусственное дыхание. И ты, и я.

Он молча кивнул, не поднимая лица. Удовлетворившись этим, «девушка без возраста» снова исчезла где-то у меня за спиной, там, где по-прежнему шло обсуждение случившегося.

-…А у меня год назад дочка умерла…

-…Они сейчас на небе…

- На небе?... – зачем-то переспросила «девушка без возраста».

И вдруг, в очередной раз «перезагрузившись», тихо захихикала поразившим меня до глубины души, очень нехорошим пьяным смехом:

- Не-ет!...

Чувствовалось, что она собиралась сказать что-то ещё, но… передумала, и не окончила фразу.

Говорившая про небо пожилая женщина не поняла её интонации:

- Правильно, дочка – ласково согласилась она: - Первые сорок дней душа по миру скитается. Сейчас она здесь, среди нас ходит, слышит всё, видит... или уже к родственникам полетела…

Тему подхватили, и какое-то время развивали. Человек по-прежнему лежал на асфальте. «Власти» по-прежнему «стерегли» его покой. Мимо по-прежнему шли и шли люди - старые и молодые, усталые и не очень… смотрели… или, нарочито не глядя, проходили мимо…

Андрей поднял голову и окликнул проходящего недалеко «подкачанного» молодого человека. Парень шёл к мосту в компании ещё пяти таких же, как он. Тоже в спортивных костюмах и кроссовках. Но чистых. И новых.

- Эй! Дай сигарету.

Человек остановился. Его товарищи – тоже.

- Я тебе сейчас дам сигарету – повернувшись к Андрею, меря его сверху вниз холодным, с прищуром, взглядом, очень спокойно, с расстановкой предложил молодой человек:

- Подойди. Давай-давай! Хочешь сигарету? Подойди, и получишь!

«Власти» наблюдали, не покидая своего поста рядом с мёртвым телом.

Андрей молчал. Не поднимаясь с лавочки, тоскливо разглядывал предлагавшего «сигарету» «качка».

Я выхватила пачку, из неё – последнюю «дамскую», и, сунув в руки Серёге, шёпотом попросила его:

- Дай ему сигарету! Иди-иди!

Серёга кивнул. Андрей встал ему навстречу, отвернувшись от компании в спортивных костюмах, принял сигарету, закурил… и заговорил о чём-то с моим мужем, но тихо, так что даже я не смогла различить слов. «Спортсмены» ещё пару мгновений смотрели на них… и пошли своей дорогой.

Спустя некоторое время, Андрей тоже покинул остановку. Перейдя дорогу, почти не обращая внимания на машины, исчез.

- Двадцать рублей попросил – сообщил, возвращаясь, Серый.

- Ты дал?

- Конечно – ответил он, и вздохнул: - «На проезд» попросил… но ведь точно пропьёт!

- Да чего он на 20 рублей купит?... – (иногда я такие «наивности» болтаю, что сама себе дивлюсь).

- Самогона, чего же ещё? Здесь недалеко «точка»... но куда ему дальше пить? Такому – не пить, а уже давно – спать… Пойдём домой.

- Я дождусь, пока его увезут! – слегка повысила голос я.

- Долго придётся ждать – усмехнулся кто-то за моей спиной: - «Труповозке»-то точно торопиться некуда.

- Действительно – поспешил согласиться Серёга: - Сколько ещё ты собираешься здесь сидеть? До ночи?...

Солнце по-прежнему рассыпало оранжевые блики… как будто и не собиралось угасать. Словно остановилось в небе.

 

Вскоре подошёл первый большой автобус, после отбытия которого «толпа» уже на самом деле «рассосалась».

Но всё-таки остановка не совсем опустела. Только пассажиров, действительно ждущих свой транспорт, на ней не осталось ни одного, лишь человек шесть-семь… скажем так – «завсегдатаев вокзала».

Оглядевшись, я поняла, что видела их и прежде – с самого начала, как только мы с Серёгой оказались на месте событий. Но раньше, отделённые друг от друга и скрытые в толпе обычных людей, обитатели вокзала – число их, и вид – не так уж бросались в глаза, но теперь они собрались под одной крышей (остановки) все вместе.

Не хочу обидеть их тем, что собираюсь сейчас сказать (от правды действительно никуда не денешься) - все они были крайне уродливы… (или изуродованы?) Все. Как на подбор.

Не думайте, это не «иносказание». Я имею в виду именно их тела, а не души. Кто я такая, чтобы копаться в них? Только, почему-то мне кажется, на самом деле эти люди всё-таки краше… разумеется, для тех, кто сумеет разглядеть их сквозь покрывшие за жизнь шрамы.

Остальные увидели бы, что они все чудовищно грязны, и кожа каждого темна тем самом «загаром», который безошибочно метит нищих и бродяг, большую часть времени проводящих под открытым небом. Сальные волосы. Ранние лысины. Болезненно раздутые, как у утопленников, или наоборот - нездоровой худобы, костлявые тела. Согбенные, перекошенные спины. Увидели бы ассиметрию линий и черт (на грани мутации из пресловутой «фантастики»). Старческие морщины на лицах без возраста, и на них же - юношеские угри. Густую седину тех, кому, я точно знаю, едва за тридцать. Изношенную почти в лохмотья, серую от пыли одежду и обувь. И ещё - все, оставшиеся на остановке, были пьяны.

Должно быть, изуродованные люди (каждый – на свой собственный «манер» калека) и были той самой, упомянутой продавщицей из ларька, их компанией.

Марина... Я ещё раз вгляделась в её лицо. Оно было ужасно. Крохотные, очень близко посаженные и словно вдавленные внутрь черепа, глаза совсем потерялись в тени нависающего лба. Их как будто не было вовсе. Нижняя челюсть выдавалась вперёд… И всё-таки, из оставшихся на остановке, она показалась мне самой красивой. И Андрей – тоже.

Я отвернулась от неё, чтобы снова глянуть на распростёртое тело.

- Не смотри туда больше – тихо попросили меня из-за спины: - Не смотри.

Мой Серёга уже не первую минуту шарил вокруг нас глазами. Взгляд его становился всё испуганней, наполняясь уже не растерянностью, а настоящим отчаянием.

- Пошли домой!... Давай хотя бы в сторонку отойдем. Ну, давай!... пошли, кофе попьём. Хочешь кофе?...

- У меня сигареты кончились.

- Заодно и сигарет купим! – оживился Серёга, хватая меня за руку, поднимая, наконец-то, с проклятой лавочки и поспешно утаскивая следом за собой прочь-прочь-прочь…

 

Но табачный ларёк оказался уже закрыт. А привокзальный кофе «три-в-одном» из другого ларька - вполне ожидаемо гадок.

От столика все так же было видно лежащее под забором тело, и «почётный караул», переминающийся с ноги на ногу рядом с ним… и остановка… и все её обитатели…

- Его на самом деле могут ещё очень не скоро увезти! – настойчиво уговаривал Серёга: - Пошли домой.

- Не хочу по мосту – покачала головой я.

- Пошли через переезд!

- Не хочу через переезд. Вызывай такси.

- Всё равно придётся через переезд!

Я сглотнула очередной спазм в горле:

- Отсюда действительно нет какой-нибудь другой дороги?...

 

 



<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
 | Увеселительная поездка
Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-09-20; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 384 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Своим успехом я обязана тому, что никогда не оправдывалась и не принимала оправданий от других. © Флоренс Найтингейл
==> читать все изречения...

2430 - | 2241 -


© 2015-2025 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.016 с.