Самооправдание не приносит покоя душе

Душа того, кто оправдывает себя, не находит покоя. Такой человек лишен утешения. Сам-то он оправдывает свое "я", но вот оправдывает ли это "я" его самого? Его "я", его совесть не находят ему оправдания, и поэтому душа не имеет покоя. Это свидетельствует о том, что он виноват. Насколько же премудро Бог все устроил! Он дал человеку совесть. Страшное дело! С помощью жестокости, хитрости, лести человек может добиться того, чего хочет, но при этом он будет лишен душевного покоя. А если человек руководствуется совестью, то он и без посторонней помощи может убедиться в том, что сбился с пути.

Благодушно терпеть несправедливость — это все равно что получать духовное богатство, приносящее радость. А оправдывая себя, человек словно растрачивает какую-то часть своего богатства — и радости не ощущает. Я хочу сказать, что в последнем случае у человека нет того духовного покоя, который он имел бы, не оправдывая себя. А что уж говорить о том, кто себя оправдывает, будучи к тому же и вправду виноватым! Такой человек собирает на свою голову гнев Божий. Ведь, по сути дела, он занимается расхищением того, что ему не принадлежит. Ему дается богатство, а он пускает его на ветер. Разве может иметь покой душа того, кто пускает богатство на ветер?'

Тот, кто оправдывается, себя ослепляет. [Потом] диавол найдет ему оправдание, даже если такой человек совершит убийство. "Как же ты его так долго терпел? — говорит диавол. — Да тебе надо было прикончить его гораздо раньше!" И такой человек может даже захотеть получить от Христа воздаяние за те несколько лет, которые он "терпел"! Тебе понятно? Да-да, можно и до этого дойти!

— Геронда, но раз тот, кто оправдывает себя, страдает, то почему он не хочет [перестать себя оправдывать, чтобы] прекратить мучающие его угрызения совести?

— Потому что самооправдание — это привычка. Чтобы ее отсечь, необходима сила воли. Такому человеку необходимо научиться не просто не оправдываться, но еще и занимать правильную духовную позицию. Ведь если человек, не оправдываясь вслух, станет все же носить в душе уверенность в том, что с ним обошлись несправедливо, то будет еще хуже, потому что если бы он сказал что-то в свое оправдание, то ему бы на это возразили, и таким образом он смог бы познать себя и выйти из заблуждения. В противном же случае он может ничего не говорить вслух, но про себя думать: "Правда на моей стороне, однако я молчу, потому что я выше этого". Таким образом человек остается в заблуждении.

Будем брать на себя тяжесть [чужих грехов]

— Геронда, вчера Вы говорили, что одно дело — это терпение, а другое — терпимость. Что Вы имели в виду?

— Терпеть — это не значит относиться к кому-то с терпимостью. Утверждая, что я обладаю терпимостью по отношению к какому-то человеку, я тем самым все равно что говорю: "У него все очень плохо, а у меня хорошо, и я отношусь к нему с терпимостью". Настоящее терпение заключается в том, чтобы чувствовать свою вину за то состояние, в котором находится ближний, и ему сострадать. В таком отношении к ближнему много смирения и любви. В этом случае я приемлю Благодать Божию, а мой ближний получает помощь. К примеру, увидев какого-нибудь хромого, глухого или наркомана, я должен подумать так: "Если бы я был духовно преуспевшим человеком, то я умолил бы Бога, и Он исцелил бы этого несчастного". Ведь Христос сказал: "Я дам вам силу творить чудеса большие, чем сотворил Я"[52]. От таких размышлений приходит боль за ближнего и любовь к нему. Если же я говорю: "Э, да чем я могу ему помочь: калека он и есть калека; ладно, посижу с ним немножко — глядишь, получу и награду за доброе дело", то я "снисхожу" к своему ближнему, отношусь к нему "с терпимостью" и оправдываю себя тем, что исполнил свой долг.

— Геронда, а всегда ли полезно полностью брать на себя вину за какой-то чужой грех?

— Да, если ты можешь понести это бремя, то польза от этого немалая. За все укоряй себя. Забирай у ближнего вину за грех, взваливай ее себе на плечи и проси Христа, чтобы Он давал тебе силу ее понести. А беря на себя бремя более тяжкое, чем твоя действительная вина (да хоть бы даже на тебе и вовсе не было вины, но ты находишь способ доказать себе, что она все-таки есть), ты никогда не будешь приписывать своим собственным силам то, что несешь на себе чужой грех. [Значит] ты не будешь гордиться и сможешь стяжать богатую Благодать Божию. Однако требуется с осторожностью соразмерять свои силы и рассчитывать: а сможешь ли ты понести на себе больший груз? Ведь если надорвешься, то заработаешь себе грыжу, сорвешь поясницу...

— А что значит в этом случае "заработать грыжу" и "сорвать поясницу"?

— Ну вот, к примеру, если ты возьмешь на себя чужой грех, тяжесть которого будет превышать твои силы и не дашь при этом никаких объяснений, то потом начнешь роптать, раздражаться, осуждать...

— Однако, если я дам какие-то объяснения, разве это не будет самооправданием?

— А вот ты и старайся дать оправдание [только] тому, на что не хватило твоих силенок На что сил хватает, то оставляй без объяснения. К примеру, если человек чувствителен, ему надо стараться не поднимать [таких духовных] тяжестей, которые превышают его силы. Такому человеку не стоит изображать из себя силача. Ему надо испытывать себя и подвергать себя несправедливому обвинению с рассуждением — в соответствии с тем [духовным] весом, который ему по силам поднять, чтобы в противном случае, надорвав его чрезмерной чувствительностью, враг не низринул бы такого человека в отчаяние и не привел бы его в негодность.

— Геронда, а я иногда не только не нахожу в себе сил понести несправедливость, но еще и перекладываю на чужие плечи ответственность за свое собственное падение.

— Вы не только не хотите от любви понести котомку ближнего, но еще и свою тяжелую торбу хотите навьючить на его плечи. И не только на здорового, но и на маломощного! Тебе требуется стяжать духовную отвагу, чтобы быть в состоянии брать на себя всю ответственность за свой грех. А чем больше мы будем увеличивать свою [духовную] ношу, беря на себя чужие прегрешения, тем больше будет облегчать тяжесть нашего бремени Благий Бог — и мы станем переживать божественное радование.

Если какой-то здоровяк от любви к ближнему, у которого нет сил на то, чтобы ворочать тяжести, взваливает на свои плечи два мешка цемента, то это стоит не так много, как принятие на себя тяжести чужого греха, "усваивание" этого греха себе — пусть даже люди подумают, будто бы именно ты действительно согрешил. Это большая добродетель, большое смирение.

Как-то раз послушник одного афонского общежительного монастыря нагрубил уставщику[53], который был к тому же иеромонахом. Уставщик, желая помочь послушнику, который читал за богослужением, подошел к нему и показал, какой кондак надо читать первым. Но тот совершенно вышел из себя и после службы в гневе закрылся в своей келье. Поискав вину в себе, уставщик принял бремя на себя и стал переживать, размышляя о том, что это он виноват в том, что брат ответил ему грубо. По-настоящему мучаясь от угрызений совести, он не стал оправдывать свое поведение тем, что [обязан был указать послушнику, что нужно читать, потому что], как уставщик, нес ответственность за то, что совершается в храме. Вместо этого он сказал себе: "Это я виноват в том, что брат пришел в немирность". И вот он пошел в келью послушника, чтобы положить ему поклон и попросить прощения, однако тот заперся изнутри на ключ и не открывал. Тогда иеромонах сел у него под дверью. Он просидел так с самого утра до трех часов пополудни. Когда ударили к вечерней службе, послушник был вынужден открыть дверь и выйти. Уставщик опустился на колени, положил ему земной поклон и сказал: "Прости меня, брате, это я виноват". Вот каким образом приходит Благодать Божия.