Лекции.Орг


Поиск:




Категории:

Астрономия
Биология
География
Другие языки
Интернет
Информатика
История
Культура
Литература
Логика
Математика
Медицина
Механика
Охрана труда
Педагогика
Политика
Право
Психология
Религия
Риторика
Социология
Спорт
Строительство
Технология
Транспорт
Физика
Философия
Финансы
Химия
Экология
Экономика
Электроника

 

 

 

 


Другой коммунизм в российской империи




В России это делали прежде всего народники и толстовцы, соблазненные мечтой о естественной жизни и свободном духовном поиске в духе идей Льва Николаевича, понимавшего Христа по-протестантски, то есть прежде всего как земного человека и морального учителя жизни, без его связи с потусторонним и без упования на загробное воздаяние. С 1871 года студенты-народники создавали в городах «бытовые общежития», где практиковалась максимальная общность имуществ, круговая критика каждого всеми, взаимное обучение (один день в неделю каждый учил остальных тому, что знал сам) и «расширение семейных отношений до границ всей группы». Первая такая группа возникла в Охте под руководством харизматика Чайковского, вдохновленного идеями Фурье, Оуэна и кооперативов Веры Павловны из романа Чернышевского «Что делать?». Позже этот городской опыт не раз повторяли петрашевцы и народники, съезжаясь вместе, но быстро приходили к выводу, что это слишком неустойчиво, временно и зависит от окружения. Настоящего размаха нет. Их тянуло прочь из города.

Начиная с 1870 года толстовцы создали в России несколько общин «интеллектуальных землепашцев». Для народников-землевольцев сельскохозяйственная деятельность была проверкой нереволюционного пути изменения общества. Полицейских очень смущало, что в земледелие уходят люди, которым «образование открыло пути к другой деятельности». Это настороженное отношение тем более усиливалось из-за того, что в таких земледельческих общинах нередко временно скрывались русские террористы и распространители провокационных прокламаций. Все эти общины повторили судьбу своих ближайших американских аналогов: потеря харизматика означала возврат к более «нормальным» частнособственническим отношениям и фактический распад прежнего коллектива. Либо крах настигал их еще раньше. Учитывая непрактичность и идеализм общинников, трудно совместимые с регулярной хозяйственной деятельностью, их ожидал быстрый экономический провал. Еды им едва-едва хватало, чтобы прокормить самих себя. Это начинало всех раздражать, и труд уже более не воспринимался как добровольное «опрощение» и самотерапия в натуральном хозяйстве. Были, правда, и существенные отличия от американских аналогов: нередко после краха изначального «микрокоммунистического» проекта и потери лидера американская община быстро превращалась в преуспевающую капиталистическую агрофирму со сверхприбылями и армией жестко эксплуатируемых наемных работников. В России подобного не происходило, видимо, в силу слабого развития капитализма в деревне.

Не желая отступать и считая, что все дело только во враждебном окружении, два энтузиаста таких коммун, народники-идеалисты Чайковский и Мошков, потерпев первое поражение, отправились в Канзас, к Вильяму Фрею, чтобы повторить свой опыт там. Фрей был прибалтийским офицером, который увлекался идеями Фурье и Герцена и эмигрировал в США, чтобы построить там с друзьями свой идеальный микрокоммунизм. Его проект продержался относительно долго, с 1872-го по 1877-й, но все же община русских эмигрантов на американской земле распалась из-за внутренних ссор и ревности, хотя нашим соотечественникам даже удалось наладить контакт с местными общинами «богочеловеков» — мистических коммунистов, отрицавших насильственную революцию. Параллельно в США в то же самое время появлялись и чисто светские, не связанные с сектами аграрные коммуны фурьеристов, пытавшиеся создавать «фаланстеры», то есть воплотить в жизнь планы своего духовного учителя. Но Фурье строил свои сложные и интересные утопии отнюдь не вокруг духовного аскетизма (толстовского, революционного или протестантского типа), но вокруг идеи максимально реализуемого человеческого удовольствия. Фурьеристские общины взрывала изнутри программа «свободной любви» — попытки упразднить семью ссорили всех между собой, чрезвычайно запутывали отношения общинников и разрушали их коллективы. Один из разочаровавшихся во всем этом народников-общинников так и написал: «Человек настолько перепутан, что не способен к настоящей жизни».

Что касается Чайковского, который все это начал в России и пытался продолжать в Америке, то о столь уникальном человеке стоит сказать особо. Из его первого «бытового общежития» вышла целая плеяда лидеров народников, просветителей, террористов и идеологов, как легального, так и нелегального марксизма. Петр Кропоткин считал Чайковского своим первым и самым важным политическим учителем. После распада «русской общины» в США Чайковский некоторое время жил в секте шейкеров, но отказ от секса и библейский экстаз, «доставляющий космические чувства», вскоре ему там надоел, и, окончательно разочаровавшись в коммунах как способе изменить мир, Чайковский стал одним из создателей подпольной партии эсеров, активно участвовал в первой русской революции, за что и сидел в тюрьме. Во время второй революции он не смог ни о чем договориться с большевиками, был приговорен ими к смертной казни, но умер в лондонской эмиграции в 1926-м году.

Итак,

— потеря харизматика по-прежнему приводила к развалу;

— ревность оказывалась сильнее деклараций о свободе отношений и сталкивала людей лбами;

— экономический проигрыш душил аграрную общину;

— в случае экономического успеха (американский вариант) община, включившись в рынок, быстро приходила к «нормализации», то есть к восстановлению тех самых классовых отношений, ради отказа от которых она изначально создавалась.

Во всей этой истории чрезвычайно важна вот какая оппозиция. С одной стороны — Толстой, народники и аскетичные сектанты-моралисты. Их пафос — это ограничение себя в удовольствии, уподобление первым христианам и т. п. А с другой стороны — обратный, конкурирующий принцип Фурье: удовольствие, развитие и изучение собственной чувственности и максимальное удовлетворение самых тонких и изощренных желаний. Борьба этих двух принципов, двух несовместимых форм удовольствия — от пользования, обладания или от отказа от обладания, от самодисциплины — часто разрушали всё в утопических коммунах. Это противоречие уходит очень глубоко в историю, что видно на примере народных сект. Всегда были секты, вроде скопцов, пытавшиеся трансформировать человека в безгрешного ангела и искупить его грехи с помощью крайних физических и моральных самоограничений. Но с ними всегда конкурировали другие секты вроде хлыстов, которые подталкивали человека как раз к радикальной реализации своих самых «аморальных» и осуждаемых обществом желаний, к развитию новой чувственности и к настоящей сексуальной революции, скрытой от глаз общества. Самыми интересными сектантскими проектами становились, конечно, те, в которых два эти трудно совместимых принципа соединялись в голове харизматического наставника каким-нибудь экстравагантнейшим образом.

Была и другая взрывоопасная оппозиция — стремление к мистическому очищению и преображению себя и попытки абсолютно рациональных, одинаково полезных для всех отношений в небольшой группе. Судя по тому, как свободно переходили люди из религиозных общин в светские, и, наоборот, очень часто под научно-рациональной риторикой скрывались мистические ожидания, а под религиозными манифестами прятались прагматичные социальные проекты. Все это оказалось трудно совместимым и взрывало одну общину за другой.

Так или иначе вторая половина XIX века — это время повсеместного социального творчества и полунаучных попыток переизобретения человеком самого себя. Если в США все это многообразие коммун переварил и «нормализовал» американский капитализм, то в СССР их окончательно упразднил авторитарный коммунизм. Некоторые большевистские лидеры сопротивлялись этому «выравниванию» до последнего. Так, например, сподвижник Ленина Бонч-Бруевич предлагал «включить, не ломая», на правах самостоятельных колхозов, в новую советскую экономику не только толстовские общины, но и все общины «стихийных коммунистических народных сект»: молокан, хлыстов, неплательщиков — без вмешательств в их внутреннюю автономию. Но в победившей сталинской модели социализма никому из них места, конечно же, не нашлось. Социализм везде организовывался сверху по единому типовому образцу.





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-09-20; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 443 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Настоящая ответственность бывает только личной. © Фазиль Искандер
==> читать все изречения...

2396 - | 2127 -


© 2015-2025 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.013 с.