Исторические истоки глобализационной экспансии

Вернемся к рассмотренной выше стадиальной трактовке феномена цивилизации. За ширмой наукообразной концепции прослеживается тривиальный западнический шовинизм. Концепт о доцивилизационном варварстве воспроизводился на Западе едва ли не на всем историческом протяжении. Еще Геродот преподносил Греко-персидские войны в качестве противостояния свободного европейского мира деспотической Азии. Истоки такого противостояния выводились им из правремен троянских походов.[599] Понятие «азиатский» использовалось греками в исключительно уничижительном смысле. Как синоним деспотизма и варварской пышности идентифицировалась Азия в трудах Гиппократа, Аристотеля, Плиния.[600] Пройдут столетия и термин «азиатчина» будет использоваться в качестве западного эпитета к русской национальной самобытности. Маркер «восточной деспотии» часто переносился в западническом дискурсе на русское самодержавие, пренебрегая его мистическими смыслами. Характерно, что, несмотря на высмеивание западными античными авторами восточного рабства, рабовладельческий строй сложился именно на Западе. Ни на азиатском Востоке, ни в России рабовладение никогда не составляло основ доминирующего способа производства, как это имело место в древней Греции и Риме.

Мотив цивилизаторства варваров явился впоследствии знаменем европейского колониализма. В отличие от древних империй, интегрирующих национальные идентичности в рамках выдвигаемой парадигмы идентичности цивилизационной, западное имперостроительство нового времени заключало в себе установку культурного этноцида (зачастую переходящего в геноцид). Европа – это гений свободы, а Азия – дух рабства, - декларировал Шарль Монтескье. Общедемократическая концепция разделения властей сочеталась в его представлениях с иерархическим разделением народов.[601] Позже другой сторонник универсальной модели прогресса И.Г. Гердер характеризовал Китай как «забальзамированную мумию».[602]

На варваризации внеевропейских культурных общностей основывалась и историософия Г. Гегеля. Восток помещался им в основание всемирного исторического процесса, Запад относился к вершине самораскрытия абсолютного духа. «Всемирная история, - провозглашал философ, - направляется с Востока на Запад, так как Европа есть безусловно конец всемирной истории, а Азия – ее начало».[603]

Западные государственные деятели осуществляли политический курс в отношении к Азии в точном соответствии с моноцентристскими философскими стратигемами. До сих пор не восстанавливаемые китайскими властями руины летней резиденции цинских императоров – Юаньминьюаня в окрестностях Пекина служит напоминанием современным поколениям китайцев об угрозе западного экспансионизма. Однако торжество одной из сторон во взаимоотношениях цивилизаций может, как часто случалось, перейти в свою противоположность. Повергнутая казалось бы Азия берет у Запада исторический реванш. Китай же, опровергая образ «застывшего сообщества», демонстрирует наивысшие в мире темпы экономической динамики.

Генезис древних цивилизаций всегда соотносился с парадигмой мифологического сознания. Оно характеризовалось, в частности, дуальной моделью мировосприятия, построенной на дихотомии «мы» - «они», противопоставлении собственной этнокультурной общности и всего прочего чужеродного окружения. По свидетельству лингвистов у большинства народов их самоназвание в своем архо-генезисе соответствовало понятно «люди». Следовательно как люди воспринимались только представители собственной этнической группы, но ни в коем случае не инородцы. Мифология о варварах носила, по-видимому, универсальный характер, будучи фиксируема далеко за пределами греко-римской эйкумены.

Одним из компонентов самоидентификации цивилизаций древности выступала мифологема «священной войны». Концепция «джихада» в идейном арсенале ислама не представляет собой в этом отношении какого-то исключения. Согласно зороастрийской мифологии на космогоническом уровне ведется глобальная война между Ормуздом и Ариманом. Под знаменем первого из богов выступают персы, тогда как все прочие народы определяются как сторонники его противостоятеля. Историософию древне-персидской версии священной войны представляет гениальная эпическая поэма Фирдоуси «Шахнамэ».[604] Ирану, солнечной стране, населенной ариями, детьми света, исторически противостоит Туран, под которым подразумевается весь остальной окружающий Ариев нецивилизованный мир.

Индуистская модель священной войны представлена сюжетной линией конфликта царских династий – пандавов и кауравов. В «Бхагават-гите» описано решающее сражение между противоборствующими силами на поле Куру («Курукшерта»). Глобальный характер конфликту придает участие в нем бога созидания Вишну, выступавшего на стороне пандавов и разрушения – Шивы, поддерживавшего кауравов.

«Илиада» запечатлела архетип священной войны эллинского этнического самосознания.[605] Христианский Армагеддон также сакрализовывал войну не только в духовном, но и в физическом смысле. Концепт «цивилизационных войн» основывается, таким образом, на древних мифологических прообразах. Следовательно, вопрос о цивилизационном мире напрямую связан с проблемой демифологизации стереотипов современного общественного сознания.

Не надо думать, будто бы феномен глобальной экспансии был порожден современным Западом.

Методологической основой к пониманию процесса глобализации могут служить критерии восприятия исторического материала, выдвинутые Л. Ранке, призывавшего рассматривать государства как организмы, каждому из которых имманентно присуще стремление к господству над другими.[606] Геополитическим преломлением этого подхода стали сформулированные Ф. Ратцелем «семь законов экспансии». Не случайно книга немецкого геополитика «О законах пространственного роста Государств» была названа критиками «Катехизисом для империалистов».[607]

Экспансионистские мотивы обнаруживаются фактически во всех цивилизациях древности. Их выражением выступала идея мировой империи. Попытки ее построения также прослеживаются в истории каждой из цивилизаций, отражая достижение ими состояния «имперского перегрева».

В качестве этнографического курьеза путешественники по Африке отмечали, что каждый из племенных вождей видел свою задачу в завоевании всего мира. Еще в Древнем Египте верили в пришествие идеального правителя, который подобно пастырю соберет под своей властью все народы. Зороастрийцы ожидали прихода Спасителя мира, коему суждено победить онтологическое зло и учредить вселенское царство. Ведическая традиция связывала завершение кальпы с созданием царства при втором пришествии Рамы. По китайским политическим представлениям, император является правителем всего мира, а прочие властители выступают его вассалами. Поэтому, когда в конце XVIII в. в Поднебесную прибыли посланники от английского короля Георга III, их сопровождала процессия, несущая флаги с надписью – «носитель дани из английской страны». В ответном письме к королю император хвалил того за почтительную смиренность, за желание приобщиться к благам цивилизации и наставлял – «трепеща повинуйтесь и не выказывайте небрежность».[608]

Синтоистские проповедники провозглашали неотвратимость наступления эры политического господства микадо в мире. «Границы Японии» должны быть приведены в соответствие с «границами японского духа», распространявшимся фактически на весь азиатский континент.

Обвинения юдофобской печатью иудеев в наличии талмудической программы мировой глобализации могло быть адресовано, по сути, к любому народу. Мошиах, будучи национальным иудейским царем Нового Израиля, станет, вместе с тем, и мировым правителем. Согласно каббалистике он явится воплощением первородного ангела, не то Эона – «князя вечности», не то Метатрона – «князя мира». Сразу же по вступлению в Мекку Мухаммед, являясь всего лишь наставником одной из религиозных групп, направил ультиматум в Византию, Иран и Эфиопию с требованием принять ислам, угрожая в противном случае карой Аллаха, осуществляемой руками мусульман.

На курултае 1206г. Темуджин был провозглашен не просто ханом монголов, но и Царем царей, Государем государей, правителем мира. Военный экспансионизм языческого Рима определяла идиома мирового господства – «дойти до предела земель». Сочинение «О Граде Божьем» Августина являлось одним из раннехристианских проектов политической глобализации. Пророчества Даниила о последовательной смене пяти мировых империй являлись ведущим мотивом средневековой историософии.

Теория о перемещенном Риме апробировалась не только на Руси. После падения Константинополя болгарские богословы применили ее по отношению к Тырново. Еще прежде монах Адсо использовал это учение в качестве идеологического обоснования возрождения Римской империи Карлом Великим. Хотя Ф. Вольтер иронизировал, что Священная Римская империя была не вполне священной, не вполне римской и не вполне империей, факт ее существования вплоть до 1806г. отражал мондиалистскую утопию западноевропейской цивилизации. Провозглашая себя императором Наполеон выдвигал новый модернизированный просветительской идеологией проект европоцентристской мировой империи. Даже маленькая португальская нация лелеяла мечту о мировом властителе короле Себастьяне. Глобальная сверхзадача позволила португальцам сконцентрировать в 15-16 вв. силы по созданию мировой колониальной империи.[609]

Сепаратистское движение в России не просто преследовало задачи достижения национального суверенитета, но выдвигало идеологию имперского строительства. Знаменем польского освободительного движения являлась идеологема восстановления Речи Посполитой «от моря до моря», включающей территории, заселенные не только этническими поляками.

Панфиская держава, идея создания которой была поднята на щит в самоопределившейся Финляндии, мыслилась не больше, не меньше как на пространстве от Ботнического залива до Тихого океана. Популярный писатель Ю. Ахо мечтал о финском Александре Македонском, который обратит в прах мощь новой Персии (России) и воссоздаст на ее территории Великую Финляндию. В тех же географических масштабах фигурирует национальный идеомиф «Великой Эстонии», восточная граница которой достигает Китайской Стены. Последователи Султан-Голиева имели целью не возрождение Казанского ханства, а создание государства, по меньшей мере, в границах Золотой Орды.

Украинские «незалежники» имеют претензии в Словакии на Прешовский район, в Польше – на польскую Галицию и Холмщину, в Белоруссии – Брестщину, а то и все белорусское Полесье, в России – на Курскую, Белгородскую, Воронежскую, Ростовскую области, Кубань, Ставрополье и даже каким-то образом на Восточную Сибирь, для связи с которой, по логике вещей, должен понадобиться территориальный коридор. Стратегия достижения успеха видится по одному из такого рода проектов в военном союзе Украины с Китаем, которому передается российский Дальний Восток.

Идеомиф вайнахского государства также оперирует не региональными, а евразийскими параметрами. Известны идеологемы «Великой Греции», «Великой Сербии», «Великой Албании», «Великой Армении» и др., значительно превосходящие по пространственным рамкам современные территории названных государств.[610]

Гибель цивилизационных систем совпадала, как правило, с политическим крахом мировых империй. Крушение Римской цивилизации представляет хрестоматийный пример.

Учитывается ли весь перечисленный обширный опыт при выстраивании глобальной империи «нового мирового порядка»? Представляется, что уроки из истории цивилизаций прошлого не извлечены. Выдвигаемые в истории попытки цивилизационной унификации в рамках имперских проектов оборачивались крахом для самого носителя глобализационной идеологии.