Глава 17

 

Джонни и лорд Карберри, завтракая перед первым сентябрьским заседанием осенней сессии парламента, обсуждали повестку дня. Было еще совсем рано, и солнце едва поднялось, когда Робби, так и не переодевший вечерний костюм, вошел в столовую. Его встретили с удивлением.

– Переоденусь позже, – пробурчал Робби в ответ на вопрошающие взгляды. – Сейчас мне нужно поесть.

Он подошел к стоявшим на буфете закрытым блюдам и с верхом наполнил тарелку. Кивнул слуге, наливавшему кофе Дэвиду, и велел тому принести бренди.

– Эти сестры Дункан не понимают слова «нет», – пробормотал он, принимаясь за еду.

Джонни и Дэвид тем временем возобновили разговор относительно обсуждения унии и количества голосов, которые надеялись получить. Они записали имена тех, на кого можно было рассчитывать, и имена противников королевы, а также перечислили продажных и нерешительных лэрдов.

Зашел разговор о двуличном герцоге Гамильтоне.

– Флетчер утверждает, что когда в последний раз говорил с Гамильтоном, тот обещал голосовать за наше предложение, – сообщил Дэвид.

– И когда это было? – скептически усмехнулся Джонни. – Его мнение меняется каждую минуту.

– Прошлой ночью.

– Придется кому-то из наших сегодня сесть рядом, чтобы он не успел передумать. Тем более сейчас, когда он потерял должность в Совете по делам торговли, – поморщился Джонни. – Много поколений Дугласов продавались ради личной выгоды. Это у них в роду.

– Почему не заплатить ему больше, чем платят англичане? – спросил Робби, взял протянутую слугой бутылку и плеснул щедрую порцию бренди в кофе.

– Ему нужны не только деньги. Двор манит его титулами, которые мы не можем ему дать.

– Ах, искушения и суетность света! – усмехнулся Робби. – Еще одна слабость Дугласов.

Он выпил наполовину разбавленный бренди кофе и сделал знак лакею налить еще.

– Пей меньше, – предупредил брат. – От этого голосования зависит все. Нам нужна твоя ясная голова.

Робби, разрезавший бифштекс, фыркнул:

– Советы от тебя, дорогой братец? Ты и сам, если верить слухам, до свадьбы редко бывал трезвым.

– «Редко» – все же лучше, чем «никогда», – отрезал Джонни. – Если это мисс Лодер заставляет тебя так много пить, может, лучше ее отослать?

– Собственно говоря, она сдерживает мои порывы. В ее скучном обществе я нахожу временное облегчение от пьяного разгула.

– Мог бы поехать и повидать Роксану, – без обиняков заявил Джонни.

Робби вскинул голову. Если бы взгляд мог убивать, Джонни упал бы замертво.

– Не могу.

Дэвид оглядел братьев и заговорил первым, прерывая напряженное молчание:

– Интересно, можно ли добиться определенного обещания поддержки от Гамильтона? А если так, можно ли положиться на его слово?

Ему пришлось очень долго ждать ответа. Наконец Джонни мягко ответил:

– Мы еще раз поговорим с ним до начала сессии. По крайней мере стоит попытаться.

– Стоит попытаться? Чего именно? – осведомилась Амелия, входя в комнату в облаке духов. Шлейф утреннего платья из розового шелка волочился по полу.

– Мы спорим, до каких пределов обмана может дойти Гамильтон, – пояснил муж.

– Ах, эти бесконечные споры. – Она уселась за стол и налила себе чаю. – Ты выглядишь просто дьявольски красивым сегодня, Робби. Не стоило так пышно одеваться ради нас.

Ее голос неожиданно стал резким.

– А ты выглядишь дьявольски красивой, как всегда, Амелия, – любезно ответил Робби ей в тон.

– Кто развлекал тебя прошлой ночью? – так же неприязненно продолжала она.

– Я чем-то тебя оскорбил?

Робби отставил чашку и уставился на Амелию.

Та хотела что-то сказать, но внезапно поджала губы. В комнате снова наступило неловкое молчание.

– Объясни, и я извинюсь, – сказал наконец Робби.

Было очевидно, что Амелия борется с собой. Шли секунды, и шум, доносившийся с улицы, отчего-то стал неприятно громким. Руки Амелии, нерешительно вертевшей чашку, вдруг замерли. Ледяной и пронизывающий взгляд упал на Робби.

– Роксана беременна.

Три пары осуждающих глаз обратились на графа Гринло.

– Не смотрите на меня так, – пожал плечами Робби. – Я давно ее не видел.

– Пошел четвертый месяц, – тихо уточнила Амелия.

Робби спокойно взирал на присутствующих.

– Но она не желает иметь со мной ничего общего.

Вполне логичные слова, однако, произнося их, он чувствовал себя так, будто с него заживо снимают кожу. Что жизнь медленно утекает из тела.

– Не смотрите на меня как на бесчувственного подонка! Я молил ее не покидать меня, а она послала меня в ад! Где, к слову сказать, я и пребываю до сих пор.

– Хочешь, я с ней поговорю? – спросил Джонни.

– И что ты ей скажешь? Что все, что случилось до сих пор, не важно? Что сложностей, о которых говорила она, не существует? И что истинная любовь восторжествует теперь, когда в животе у нее растет ребенок? – Едкие, язвительные слова вполне отражали его циничное настроение. – Кто отец ребенка? Каллум? Послушайте, мне плевать на то, что вы думаете и что сделаете, – пробормотал он, вскакивая. – Я еду домой спать.

На него внезапно навалилась свинцовая усталость. Он вдруг понял, что не знает, хватит ли сил выбраться из комнаты. Внутри была зияющая пустота, сердце, больно сжималось.

Едва дверь за ним закрылась, супруги Карберри уставились на Джонни.

– Я позволю ему поспать пару часов, – вздохнул Джонни. – Но он нужен нам для голосования. Теперь скажите, Амелия, как чувствует себя Роксана, а потом потолкуем, что можно сделать для счастья этих глупцов.

Амелия покачала головой:

– Роксана никогда мне не исповедуется. Это ее горничная проговорилась моей. Знаете, как слуги любят сплетничать! Они знают намного больше нас!

– Каллум с ней, в Гленроте?

– Очевидно, нет. Роксана одна с детьми. Она велела посадить два новых фруктовых сада и именно об этом написала в последнем письме. Больше ни о чем.

– По крайней мере мисс Лодер выходит из игры, – ухмыльнулся Джонни. – Вот этот брак был бы истинным несчастьем!

– Он бы допился до смерти, – проницательно заметил Дэвид.

- Роксана не позволила бы ему, – заверил Джонни.

– Вы, так уверены, что они помирятся? – удивилась Амелия. – Оба невероятно упрямы. А Роксана считает, что их совместное будущее невозможно. Совершенно не понимает, что любовь есть любовь. Вы это поняли. Не так ли?

Она бросила многозначительный взгляд на Джонни.

– О да. А ведь когда-то я считал себя человеком, не подверженным этому чувству.

– По крайней мере теперь появилась надежда на их воссоединение.

– Теперь я пришел в самое воинственное настроение. И поскольку они оба ведут себя как капризные дети, после сегодняшнего заседания я позабочусь о том, чтобы Робби поехал к Роксане. А если он откажется, поеду я.

– И что дальше? – Амелия отнюдь не была уверена, что одна из воюющих сторон сдастся.

– Постараюсь, чтобы брат сделал то, что от него требуется, – выдохнул Джонни.

– Невзирая на то, кто отец ребенка? Эту возможность вы оба не учитывали? – осведомился Дэвид.

Амелия покачала головой:

– Она бы знала. Роксана всегда очень осторожна.

– Я готов это подтвердить, – кивнул Джонни.

Однако Робби вовсе не был так уверен. И гнусная возможность того, что это не его ребенок, не выходила из головы. Но была еще худшая: что Роксана выйдет за другого, даже если это ребенок от Робби.

Совершенно выбившийся из сил, он почти не спал той ночью, а утро провел за бутылкой – привычка, которую Робби приобрел, когда женщина, которую он любил, покинула его.

Скорчившись на стуле перед столом, на котором стояла бутылка, он попеременно проклинал и желал Роксану, то радуясь при мысли о ребенке, растущем в ее чреве, то раздраженно представляя ее под руку с Каллумом. В такие моменты он сыпал проклятиями и подносил бутылку ко рту.

По мере того как настроение все больше портилось, а неприязненные чувства все росли, он наконец понял, что в мире не найдется столько спиртного, чтобы изгнать Роксану из сердца и души.

Тогда он решил, что как только окончится сегодняшнее голосование, отправится в Гленрот и узнает, его ли это ребенок.

Среди Карров никогда не было святых; человеколюбие не имело с его визитом ничего общего.

Понимая всю важность сегодняшнего голосования и готовый сразу же после него отправиться в Гленрот, Робби с трудом поднялся, позвал камердинера, умылся и стал собираться. К полудню он уже был одет, побрит и ждал, когда за ним приедет брат.

– Ты собираешься повидаться с ней? – осведомился Джонни, едва появившись на пороге.

– Когда голосование закончится.

– И каковы твои намерения?

Разозленный такой бесцеремонностью, Робби холодно процедил:

– Говоришь так, словно ты ее отец.

– И буду действовать как ее отец. Если не станешь обращаться с ней как полагается.

– И что, спрашивается, это означает?

– Вот разозлишь меня и узнаешь! – отрезал Джонни, гневно взглянув на брата.

– Тебе следовало самому жениться на ней.

– Пожалуй, пропущу это мимо ушей. Ты с утра пьян.

– А ты когда-нибудь подумывал об этом? – яростно спросил Робби, ревнуя к каждому мужчине, которого когда-либо знала Роксана.

– Нет. И она тоже. Послушай, я тебе не соперник. Мы всегда были друзьями. Она не любила меня. Доволен?

– Прости, – с искренним сожалением пробормотал Робби. – Я никогда раньше не ревновал, а теперь не могу вынести вида любого мужчины, появившегося в миле от нее.

– В таком случае ты должен убедить ее выйти за тебя.

Робби тихо выругался и, мучительно поморщившись, сказал:

– Или ее убедит кто-то другой.

Испытав на себе, что такое ревность, брат не стал спорить. Еще будет время уговорить его, если возникнет такая необходимость.

– Ты неплохо выглядишь, – объявил он, оглядывая бутылочно-зеленый камзол и рыжевато-коричневые панталоны Робби. – Если бы еще и трезвым был...

– Мне вовсе ни к чему быть трезвым, чтобы голосовать против проклятых англичан. Я мог бы сделать это даже во сне.

Сегодняшнее заседание больше напоминало битву. Оппозиция боролась за введение ограничений при заключении унии. Двор всячески старался воспрепятствовать этим мерам. Вскоре споры достигли точки кипения. Но различные фракции оппозиции никак не могли сойтись во мнениях, и к концу дня сторонникам королевы удалось добиться согласия на заключение унии. Правда, не все еще было потеряно для тех, кто хотел независимости Шотландии: потребуется немало маневров, прежде чем договоренность станет окончательной. Те, кто хотел сохранить свободу Шотландии, еще могли настоять, чтобы парламент выбрал лиц, уполномоченных заключить договор. Если голосование будет выиграно ими и назначения будут предоставлены шотландскому парламенту, любые дальнейшие переговоры окажутся бесполезными. Голосов у оппозиции было более чем достаточно, несмотря на то что Аргайлл и Куинсберри посадили в парламент купленных ими людей.

Под шум голосов Джонни и Робби обменялись довольными взглядами. Они уже злорадствовали, предвкушая полный провал парламентской сессии 1705 года.

Уже к вечеру Гамильтон, считавшийся лидером оппозиции, заверил своих сторонников, что вопрос о назначении уполномоченных сегодня голосоваться не будет, и многие уехали домой к семьям или на ужин в клубы. Но едва они покинули здание парламента, Гамильтон потребовал слова и произнес речь, неожиданно превратившуюся из примирительной в заискивающую. Закончил он тем, что назначение уполномоченных, которым предстоит подписывать унию, должно зависеть от королевы.

Карры вместе с теми, кто так долго боролся за свободу Шотландии, были ошеломлены. Никто не ожидал, что это предложение будет сделано сегодня, а тем более что оно будет исходить от его светлости герцога, который с самого начала парламентской сессии протестовал против любого предложения сторонников королевы. Двенадцать – пятнадцать человек выбежали из здания парламента в ярости и отчаянии, крича, что нет смысла оставаться после того, как герцог Гамильтон подло их предал. Более здравомыслящие решили оторвать коллег от ужина или поспешно поднялись, чтобы произнести резкие гневные речи против герцога. Но сторонники правительства, очевидно, заранее осведомленные об этой невероятной подлости, немедленно затеяли голосование, прежде чем отсутствующие члены вернутся обратно. Выгодная для сторонников королевы резолюция была вынесена с перевесом всего в четыре голоса.

Вспыльчивого Флетчера едва не хватил удар, а Локхарт выразился от имени тех, кто все еще стоял в потрясенном безмолвии, вызванном мерзкой изменой их лидера.

– Этот день будет отмечен как начало гибели Шотландии.

Теперь никаких переговоров об унии не будет..Только договор между двумя группами, назначенными и управляемыми английскими министрами.

Все было кончено.

Шотландия потерпела поражение.

Долгая борьба за независимость была принесена в жертву самой низкой алчности, и все, кто той ночью собрался у «Стайлза», больше ни о чем не могли говорить. Некоторые шептались, как на похоронах, другие требовали мести. Многие просто молчали, до сих пор пребывая в кошмарном, мучительном оцепенении.

Некоторые из присутствующих попытались предложить парламентские обструкции, чтобы хоть как-то нейтрализовать гибельные последствия голосования, но даже эти несколько человек понимали, что это не что иное, как тактика проволочек. Что сделано, то сделано, и Англия поглотит Шотландию без всякой надежды на перемены к лучшему.

Во время этой странной заупокойной службы по Шотландии Робби упорно молчал, слишком убитый горем, чтобы участвовать в разговорах. Не только его страна раздавлена пятой Англии, но и личная жизнь лежала в руинах. Теперь Шотландией станут управлять люди вроде Куинсберри и Аргайлла. Будут прибирать к рукам государственные деньги. Раздавать должности и титулы за деньги и услуги. Смогут самым законным образом насиловать страну. А вот Каллум Марри, возможный отец ребенка Роксаны, попал в милость к графине Килмарнок. Возможно, даже сейчас уговаривает ее выйти за него замуж, – омерзительная мысль.

Такая черная полоса заставила Робби серьезно задуматься о жизни отшельником. И пока вокруг шумели то едкие, то скорбные тирады, он решал, не стоит ли удалиться в одно из самых дальних своих поместий, где его никто не потревожит.

Ближе к утру он собрался уходить, и Джонни немедленно вскинул голову:

– Когда едешь на север?

Каким бы загадочным ни казался вопрос, Робби понял его.

– Позже, – уклончиво ответил он.

– Когда «позже»?

– Пока не знаю.

– Тебе нужно что-то решать, – заметил Джонни таким тоном, что Дэвид и еще несколько человек недоуменно уставились на него.

– Возможно, не мне, – язвительно пробормотал Робби.

Глаза Джонни предостерегающе сверкнули, однако голос оставался обманчиво мягким:

– Если мы не увидимся до твоего отъезда, желаю счастливого пути.

– Я пока что иду домой спать, но спасибо за добрые пожелания, – пробурчал Робби.

Но он не сразу поехал домой. Слишком тревожными, слишком мучительными были мысли. Вместо этого он долго гулял по улицам и переулкам города, пытаясь взять себя в руки, разобраться в происходящем, понять, есть ли у него выход. И если он отправится к Роксане, захочет ли она его видеть? Захочет ли он видеть ее? Снова и снова пресмыкаться перед ней? А если захочет, какие гарантии, что Роксана простит его? Если он, как предлагает брат, отправится на север и сделает ей предложение, согласится ли она стать его женой?

За несколько недель их разлуки она появлялась в обществе под руку с разными мужчинами, чаще всего с Каллумом, но не только с ним. Она не выглядела опечаленной или убитой горем. Но как же жалок и несчастен он без нее. Черт! Жаль, что он недостаточно трезв, чтобы понять собственные эмоции. А может, недостаточно пьян? Наверное, последнее, решил Робби, как теперь бывало все чаще. Нужно выпить.

Направившись к дому, он зашагал по Хай-стрит. Солнце золотило небо и волосы Робби. Он по-прежнему был ни в чем не уверен, не знал, что делать, не представлял, как поступит брат, если он станет бездействовать. Может, ему вообще все равно?

Робби открыл дверь, тихо прошел мимо спящего на стуле лакея и захватил из кабинета бутылку виски, прежде чем подняться в свою спальню. Немного постоял на пороге, сжимая горлышко бутылки. Еще мгновение – и тихо закрыл за собой дверь. Прислонился к дубовой панели, откупорил бутылку и жадно припал к источнику живительной влаги.

Спиртное обожгло горло и едва не привело к взрыву.

– Что, черт возьми, делает здесь эта сучка? – гадал он, глядя на обнаженную прелестную Дельфину Лодер, мирно спавшую в его постели.

Белое, с искусной вышивкой полотняное одеяло прикрывало только ноги. Будь он заинтересован в ней, наверняка бы оценил цветущую красоту ее безупречной наготы. Но она его не интересовала. Никогда.

Вопрос заключался в том, каким образом невредимым выбраться из этой подлой ловушки.

Прежде всего он запер дверь, не желая, чтобы у этой сцены нашлись свидетели. По крайней мере еще какие-то свидетели. Потом встал у изножья кровати и легонько провел пальцем по щиколотке женщины, пытаясь ее разбудить.

Ресницы Дельфины затрепетали. Увидев Робби, она улыбнулась. Но не дождавшись ответной улыбки, мило надулась.

– Разве ты не счастлив видеть меня? – спросила она и вальяжно раскинулась на постели, предлагая ему себя, подобно опытной куртизанке.

– Кто видел, как ты входила? – резко спросил Робби, игнорируя ее кокетливые взгляды.

У него не было ни малейших намерений входить в семейство Лодеров.

Дельфина слегка пожала плечами:

– Не знаю... кто-то из твоих слуг. Не подумала спросить, как их зовут. Мама сказала, что ты будешь рад меня видеть!

В голове Робби звучали предупреждающие звоночки еще с той минуты, как он вошел в комнату, но ее «мама сказала» свидетельствовало о куда более серьезной опасности. Он имеет, дело не столько с наивной молодой девушкой, сколько с опытной матроной. Кэролайн поставила себе целью заполучить Робби Карра в качестве мужа для своей дочери.

– Мне не доставляет никакой радости найти девственницу в своей постели, – мягко заверил Робби.

– А если бы я не была девственницей? – зазывно улыбнулась Дельфина. – Тебе бы это больше понравилось?

Холодный озноб пробежал по спине Робби при мысли о двуличии Кэролайн Лодер.

– Я хотел бы, чтобы ты поскорее и без всякого шума покинула мой дом.

– Не слишком дружелюбно.

– В данный момент я не чувствую в себе никакого дружелюбия.

– Тебе все равно придется на мне жениться. Так сказала мама. Я провела ночь в твоей постели, и теперь ты обязан поступить как джентльмен. – Она села, вскинула маленький подбородок и в упор посмотрела на Робби. – Все это знают.

– Кроме меня, – спокойно ответил он.

– Ты не женишься на мне?! – ахнула Дельфина, широко раскрыв глаза.

– Никогда! Ни за что на свете!

– Я скажу маме! – пригрозила она и недовольно поджала губы. – Она заставит тебя жениться на мне.

– Ей это не под силу.

Карры были достаточно богаты, чтобы поступать, как им заблагорассудится.

– Итак, у тебя два выхода, – продолжал Робби, желая как можно скорее отделаться от нее. – Можешь уйти сама – или я выкину тебя вон. Мне безразлично, что ты предпочтешь.

– Ты этого не сделаешь!

– Я жду ровно минуту.

– Подумай о скандале!

Робби едва не рассмеялся.

– Скандал будет иметь последствия только для тебя, Дельфина. Я привык к скандалам. А теперь будь хорошей девочкой, оденься и вернись домой. И попроси мать найти тебе другого мужа.

– Ты совсем не такой милый, как я думала, – проворчала она.

– Удивлен, что твоя мать сочла меня подходящим женихом, – отрезал Робби и, испытывая нечто вроде сочувствия к молодой дурочке, которой так легко манипулирует мать, решил предложить небольшую компенсацию за отказ жениться. – Выбери себе драгоценности из этой шкатулки. – Он показал на шкатулку розового дерева, стоявшую на бюро. – Как прощальный подарок.

Дельфина, мгновенно просияв, вскочила с кровати и бросилась к шкатулке.

Коллекция драгоценных украшений в шкатулке вызвала крик восторга, и Дельфина, повернувшись к Робби, хитро улыбнулась:

– Ты уверен, что не хочешь жениться на мне? Я бы хотела иметь о-о-очень богатого мужа!

– Прости. Придется довольствоваться драгоценностями. Я не склонен жениться. Но возьми все, что пожелаешь, – великодушно предложил Робби, которому не терпелось с ней распрощаться.

Алчная по природе Дельфина воспользовалась его щедростью и выбрала самые дорогие украшения: бриллиантовое колье и серьги, достойные королевы, два кольца с изумрудами и рубиновый, очень дорогой браслет. Надев все это, она кокетливо повела плечиком.

– Я очень тебе благодарна, – промурлыкала она.

Робби только улыбнулся неудачным попыткам соблазнить его.

– А я буду благодарен, если ты оденешься. Сейчас велю лакею проводить тебя домой.

– Мама обязательно рассердится, – предупредила Дельфина.

– Ты повторяешься, – пожал плечами Робби.

– Говорила я ей, что ничего не получится, – откровенно призналась Дельфина. – Ты даже ни разу не попытался меня поцеловать!

– Ей стоило бы послушать тебя. А теперь, если не возражаешь, я очень спешу.

Он держался подальше, пока Дельфина одевалась, но та, натянув платье, сама подошла к нему, встала очень близко, подняла на него свои оленьи глаза и прошептала:

– Поцелуй меня на прощание?

– Нет, – отказался Робби, опасаясь всех Кэролайн Лодер этого мира.

Не нужно давать им хотя бы малейший предлог. Впрочем, Дельфина все равно поцеловала его и, сняв руки с его шеи, пробормотала на прощание:

– Если когда-нибудь устанешь от Роксаны, вспомни обо мне, дорогой Робби...

«Откуда она знает? – подумал он. – Откуда она знает то, чего не знаю я?»

Но отзвук слов Дельфины все еще отдавался эхом в его ушах даже после того, как она ушла. Образ Роксаны стоял перед глазами, манящий, чарующий, возбуждавший желания и воспоминания.

И он вдруг решил ехать на север.

Было совершенно неясно, почему эта мысль пришла ему в голову. Но он не дал себе времени анализировать причудливые мотивы, владевшие им. Просто позвал камердинера, отдал приказы, касавшиеся поездки. Подхватил шкатулку с драгоценностями и, сбежав по ступенькам, вышел на улицу.