Anitius Manlius Torquatus Sevennus Boethius 2 страница

 

 

вторично — то, которое относится к смыслу (ratio)' вещей. И по-
скольку все искусство логики относится к речи (oratione) и в этом
труде повествуется преимущественно о звуках, то, хотя эта книга
и сопряжена с другими частями философии, она все же преимущест-
венно относится к логике, о некоторым образом простых элементах
которой, то есть о словах (sermo), я в ней прежде всего и рассуждал.
И эта книга принадлежит Аристотелю, а не кому-то другому,
потому что вся его философия согласуется с предметом данного
труда, кроме того, сама краткость и тонкость [повествования] неот-
личимы от [характерных для] Аристотеля, к тому же труд, который
он написал о силлогизмах, выглядел бы неоконченным и незавер-
шенным, если бы он не предпослал бы ему [книгу] о посылках или
пренебрег бы трактатом о первых звуках, из которых состоят по-
сылки. Хотя есть еще и другая книга Аристотеля, повествующая
о том же самом, почти того же содержания, пусть и отличная по ре-
чи, но [именно] эта книга [то есть «Предикаменты»] открывает
счет собственным [работам Аристотеля]. Архит² также составил
книги, которые назвал Καθολοί λόγοι («Общие слова»), в первой из
которых расположил эти десять предикаментов, отчего некоторые
более поздние [писатели] подозревают, что изобретение такого де-
ления принадлежит не Аристотелю и что то же написал муж пифа-
гореец. Такового мнения придерживался философ Ямвлих³, кото-
рому возражал Фемистий", полагавший, что [автором названного

' Ratio — логический смысл. Любая вещь (res), обозначаемая словом
(nomen, vocabulum), обладает также и смыслом (ratio), каковой смысл «дает-;|
ся в определениях и описаниях». Описание (descriptio) составляется из соб-
ственных признаков (propria) вещи, а определение (definitio или diffinitio) со-
стоит в указании рода (genus) и видовых отличий или отличительных
признаков (diffirentia). Так, например, некое животное о котором мы гово-
рим, есть вещь, слово «животное» — его знак, а определение «субстанция оду-
шевленная, чувствующая» — смысл.

- Архит из Тарента (IV в. до н. э.) знаменитый древнегреческий философ,
который, по свидетельству Диогена Лаэртия, «впервые методически исследо- |
вал механику, используя математические принципы, и впервые применил ме-
ханическое движение к геометрическому чертежу, когда сечением полуцилин-
дра стремился найти две средних пропорциональных, чтобы решить задачу по
удвоению куба. И в геометрии он впервые открыл куб, как говорит Платон
в „Государстве"» (Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. С. 448},. I

^:) Ямвлих (ок. 280-330) — ученик Порфирия, основатель сирийской нео- 1
платонической школы. Боэций упоминает Ямвлиха в основном как коммен- |
татора Аристотеля, хотя тот известен скорее как вполне самостоятельный ав^:
тор. Возможно, именно комментарий Ямвлиха к «Категориям» был для т
Боэция одним из основных источников по аристотелевской логике.

"· Фемистий (317-387) — философ, преподавал в Константинополе. При-
держивался мнения, что, несмотря на некоторые отдельные различия, учение
Платона и учение Аристотеля по существу сходны (так же, кстати, считал
и Боэций). Фемистий является автором комментариев к Аристотелю, кото-
рые, возможно, были известны Боэцию, — если не непосредственно, то через
сочинения других философов.

труда] был не Архит, пифагореец из Тарента, который был также
другом Платона, но некий перипатетик Архит, который новому
труду придал авторитет древностью имени.

Сохранились различные заголовки [трактата Аристотеля], по-
скольку одни называли [его книгой] о вещах, другие — о родах ве-
щей; их сбила с толку одна и та же ошибка. Ведь, как мы уже сказа-
ли, в этом труде речь идет не о родах вещей, не о вещах, но о словах
(sermo), обозначающих роды вещей. Об этом заявляет сам Аристо-
тель, говоря: «Из того, что говорится без какой-либо связи, каждое
обозначает или субстанцию или количество [и т. д.]»'. Если бы он
производил деление вещей, то не говорил бы «обозначает»; ведь ве-
щи обозначаются, но сами не обозначают². Еще одним весомым до-
казательством того, что Аристотель рассуждал не о вещах, но о сло-
вах (sermo), обозначающих вещи, являются его следующие слова:
«Каждое из названного само по себе не говорится в утверждение;
утверждение получится при их связи друг с другом»³. Если же вещи
соединятся, то они никоим образом не произведут утверждения,
ибо утверждение пребывает в речи. Поэтому, если при соединении
предикаментов производится утверждение (а утверждение пребы-
вает только лишь в речи, и то, что соединяется для произведения ут-
верждения, есть звуки, обозначающие вещи), то трактат о предика-
ментах повествует не о вещах, а о звуках; следовательно, неудачно
называли [этот трактат книгой] о вещах или родах вещей. Иные от-
мечают, что [заглавие] этой книги должно читаться [как] «Антето-
пика», что весьма абсурдно. Почему же не лучше — «Антефизика»,
как будто для физики от этой книги меньшая польза? Почему не
лучше озаглавить «Пред-об истолковании» или «Антеаналитика»
в связи с тем, что «Первые аналитики» читаются раньше «Топики»
и книга «Об истолковании» предлагается начинающим для изуче-
ния раньше «Первых аналитик»? Поэтому надлежит отринуть саму
мысль о таком заглавии и сказать следующее: поскольку существу-
ют первые десять родов вещей, было необходимо, чтобы существо-
вали десять простых звуков, которые сказываются о подлежащих
вещах, ибо все, что обозначает, сказывается о той вещи, которую
обозначает. Следовательно, книга должна быть названа «О десяти
предикаментах».

Но, быть может, кто-нибудь скажет: почему [Аристотель] гово-
рит о самих [вещах], если собственно предметом обсуждения яв-
ляются звуки, обозначающие вещи? На это следует ответить, что
поскольку вещи всегда связаны со своим знаком, то что бы ни

¹ Аристотель. Категории 1Ь 25.

² Восходящее к стоикам представление о том, что одна вещь также может
быть знаком другой (например, дым - знак огня) Боэцием, по всей видимо-
сти, воспринято не было, в отличие от стоической теории гипотетических
силлогизмов, которым философ посвятил отдельный трактат.

¹ Аристотель. Категории 2а 5.

 

 

происходило в вещах, это же можно обнаружить и относительно
имен вещей: поэтому справедливо, [что Аристотель], говоря об
именах, признал [зависимость] своеобразия (proprietas) обозна-
чающих звуков от того, что ими обозначается, то есть от вещей.
Возможно, будет задан и другой вопрос: почему, если [Аристо-
тель] здесь разделяет речь на десять предикаментов, в книге «Об
истолковании» он проводит деление лишь на две части, а именно,
на имя (nomen) и глагол (verbum)? Но отличие состоит в том, что
там [Аристотель] разделяет фигуры слов, здесь же трактует о зна-
ках, так что он сам себе не противоречит. Ведь в книге «Об истол-
ковании» он размышляет об имени и глаголе, о том, каковы сло-
ва согласно некоторой фигуре: что одни могут изменяться по
падежам, другие же распределяются по временам. Здесь же гово-
рится не о [различии слов] согласно этим фигурам, но о звуках —
то, что они суть обозначающие. Поэтому нет никакого противоре-
чия в проведении различного деления различных вещей и смыс-
лов: в данном случае [Аристотель] не разделяет речь, но распреде-
ляет сами имена по некоторому количеству родов. Ведь десять
родов вещей суть не сообразно речи, и он делит звуки на десять
предикаментов, о которых повествует сообразно обозначению ве-
щей. И по той же причине было необходимо также некоторым об-
разом примешать разговор о вещах, ведь (как уже было сказано)
особенности (proprietates) проявляются в словах (sermones) ни-
коим иным образом, кроме как от вещей; однако предметом об-
суждения являются не столько собственно вещи, но предикамен-
ты, то есть сами звуки, обозначающие вещи, — то, что они суть
обозначающие.

Почему же, хотя речь идет о предикаментах, тем не менее
в первую очередь трактуется об эквивокальном (aequivoca), уни-
вокальном (univoca)' и об отыменном (denominativa)? Безуслов-
но потому, что излагающими [тот или иной предмет] всегда пред-
посылается нечто, посредством привлечения чего может быть
облегчено обучение последующему: например, в геометрии преж-
де даются определения и только затем приводится ряд теорем.
Так и здесь: все, что может иметь пользу при изучении предика-
ментов, Аристотель представил прежде, чем перешел к самим
предикаментам. Теперь же, поскольку я закончил с тем, что сле-
довало сказать в первую очередь, мы переходим к самому предме-
ту изучения и к тексту. Какова же полезность эквивокального,
унивокального и отыменного, будет разобрано сообразно смыслу
(ratio) и определениям каждого из них.

Об эквивокальном

«Эквивокальным называется то, у чего одно только имя общее,
а соответствующий имени смысл (ratio) субстанции различный,
как, например, «животное» — и человек, и то, что нарисовано.
Ведь у них общим является одно только имя, а соответствующий
этому имени смысл (ratio) субстанции различный. Ибо если кто-
либо покажет, что есть для каждого из них то, посредством чего
они суть животные, то для каждого он укажет свой собственный
смысл (ratio)»'.

Любая вещь указывается или с помощью определения, или с помо-
щью имени. Ибо мы или называем подлежащую вещь собственным
именем, или же показываем, что она есть, посредством определения.
Так, например, мы называем некую субстанцию именем человека и да-
ем его определение, говоря: человек есть животное разумное, смерт-
ное. Следовательно, так как любая вещь разъясняется посредством оп-
ределения или имени, то от этих двух, а именно определения и имени,
происходят четыре различия. В самом деле, все вещи или связывают-
ся каким-либо именем или определением, как, например, человек
и животное — оба ведь могут быть названы животными и оба связаны
одним определением (действительно, и животное — субстанция оду-
шевленная, чувствующая, и человек также субстанция одушевленная,
чувствующая), и это называется унивокальным. Другое же — то, что
не связано ни именами, ни определениями, как, например, огонь, ка-
мень, цвет, и различается природой своей субстанции, и это называет-
ся диверсивокальным (diversivoca). Третье же — то, что называется
различными именами, но имеет единое определение и назначение, как,
например, меч и клинок, ведь это — много имен, но то, что они обозна-
чают, разъясняется одним определением, и это называется мультиво-
кальным (multivoca). Четвертое же — то, что согласуется друг с другом
по именам, но различается определениями: например, человек живой
и человек нарисованный; они оба называются людьми или животны-
ми. Но если кто-либо захочет определить изображение и человека,
то даст в каждом случае различные определения, и это называется эк-
вивокальным.

Теперь, поскольку сказано, что есть эквивокалыюе, мы просле-
живаем отдельные положения определения Аристотеля. Вещи,
указывает он, не являются эквивокальными сами по себе, если не
называются одним именем, поэтому, чтобы быть эквивокальными,
они получают [наименование] от общего имени; правильно гово-
рит [Аристотель]: «называются эквивокальными», ведь они не
суть эквивокальные, но называются таковыми.

Эквивокация свойственна не только именам, но и глаголам,
например, когда я [говорю]: «я понимаю тебя» (complector te)

' Аристотель. Категории 1а 1.

¹ Так Боэций переводит греческие термины ομώνυμοι φωναί и συνώνυμοι
φωναί.

 

 

и «я понимаем тобой» (complector a te). При этих обозначениях
хотя и употребляется одно имя «complector», но в одном [случае]
оно передает значение действия, а в другом — претерпевания,
и потому это также является эквивокацией. Ибо одно имя, то есть
«complector», разграничивается различными определениями дей-
ствия и претерпевания. Также довольно часто эквивокация обна-
руживается в предлогах и союзах, и поэтому когда Аристотель го-
ворит: «у них одно только имя общее», то имя следует понимать
как любое обозначение вещей звуком, то есть всякое слово, не
только [имя] собственное или нарицательное, что касается того
лишь имени, которое может изменяться по падежам, но всякое
обозначение вещей, посредством которого мы сказываем слова,
данные вещам.

«Одно» употребляется двояко: во-первых, когда мы говорим,
что нечто есть одно, как если бы мы сказали, что мир один, то есть
единственный; во втором случае, когда мы высказываем с целью
отличить одно от другого, как если бы кто-нибудь сказал: «у ме-
ня одна только туника», то есть, нет тоги, с целью отличения от
тоги. Следовательно, именно это имел в виду Аристотель, когда
говорил: «одно только имя общее», как если бы хотел, чтобы это
было понято как «а не определение», ибо эквивокальное связыва-
ется именем, но различается определением.

«Общее» также сказывается многими способами. «Общим» на-
зывается то, что разделяется на части, и тогда не является уже со-
вокупным общим, но собственно его частями, каждой в отдельнос-
ти, как, например, дом. «Общим» называется и то, что не делится на
части, но переходит поочередно в пользование обладателей, как,
например, общий раб или конь. Также называется «общим» то, что
в процессе использования становится чьей-либо собственностью,
а после использования вновь становится общим, как, например, те-
атр: ибо, пока я им пользуюсь, он мой, когда же ухожу из него, ста-
новится общим. «Общим» называется и то, что, не делясь на части,
одновременно и целиком достигает каждого, как, например, звук
или слово (sermo) целиком и полностью достигает многих ушей
в одно и то же время. Итак, сообразно этому последнему значению
«общего» Аристотель утверждает, что для эквивокальных вещей
общим является имя. Ибо и о человеке нарисованном, и о челове-
ке живом, о них обоих, сказывается целое имя «человек».

«А соответствующий этому имени смысл (ratio) субстанции
различный»: посредством этого признака (significatio) [Аристо-
тель] предпосылает, что если определения даются не сообразно
имени, а как-либо иначе, то все определение будет довольно шат-
ким и нетвердым. И в первую очередь надлежит сказать об особен-
ности определений. Ведь точные определения — те, которые обра-
щаются: например, если ты скажешь: «Что есть человек? —
животное разумное, смертное», это истинно; [и] «Что есть живот-

ное разумное, смертное? — человек», это также истинно. Если же
кто-либо скажет так: «Что есть человек? — субстанция одушевлен-
ная, чувствующая», это истинно, [и] «Что есть субстанция одушев-
ленная, чувствующая? — человек», последнее будет истинно не во
всех смыслах, потому, что лошадь также субстанция одушевленная,
чувствующая, но она — не человек. Итак, ясно, что безукоризнен-
ными являются те определения, которые могут обращаться. Но так
происходит в тех [случаях, когда определения] даются не от обще-
го [имени], а от одиночного (unum)¹, например, от имени «чело-
век». Животное есть общее имя, и если кто-нибудь скажет: «Чело-
век есть субстанция одушевленная, чувствующая», следует, что
определение [неточно], если оно не обращается, поскольку дано от
общего имени. Если же определение дано от одиночного имени,
тогда определение должно образовывать от самого [этого] имени,
однако это нужно делать правильно. Так, например, определение
человека — «животное разумное, смертное», а не «субстанция оду-
шевленная, чувствующая». Первое дано сообразно имени человека,
второе — сообразно [имени] животного.

То же и с теми именами, которые сказываются о двух вещах как
общие. Если не определять смысл субстанции согласно имени, мо-
жет не раз случиться так, что они из унивокального станут эквиво-
кальным, а из эквивокального — унивокальным. Ведь хотя человек
и лошадь сообразно имени животного суть унивокальное, они могут
быть и эквивокальным, если их определить не сообразно имени.
Ибо и человек и лошадь называются общим именем животного;
если же некто дает определение человеку, говоря, что он есть живот-
ное разумное, смертное, и лошади — что она есть животное неразум-
ное, издающее ржание, то он дал различные определения, и [дан-
ные] вещи были переведены из унивокального в эквивокальное. Это
происходит потому, что определения были даны не сообразно име-
ни животного, которое есть их общее имя, но сообразно имени чело-
века и лошади. Ибо, если определение давалось бы согласно общему
имени, которое есть «животное», то человек есть субстанция одушев-
ленная, чувствующая, то есть сообразно имени животного, и, с другой
стороны, лошадь есть субстанция одушевленная, чувствующая, опять
же сообразно имени животного; ибо сообразно одному и тому же име-
ни животного лошадь и человек сказываются унивокально. И наобо-
рот, из эквивокального унивокальным становятся таким образом: на-
пример, некто скажет, что Пирр, сын Ахилла, и Пирр Эпирский суть
унивокальные, потому что посредством одного имени и именуются
Пирром, и суть животные разумные, смертные. Здесь определение
дается сообразно имени человека, [и таким образом] оно создает
унивокальное из эквивокального. Если же смысл определения был

' То есть от имени ближайшего вида или (в случае определения вида) от
имени ближайшего рода.

 

 

бы сообразно имени Пирра связан либо с родителями, либо с роди-
ной, то их надлежало бы заключать в границы разных определений.
Итак, правильно добавлено «соответствующее имени», потому что
определение, данное как-либо иначе, не сможет быть надежным,
и часто приводит к различным ошибкам.

«Смысл» (ratio) также сказывается многими способами. Есть ratio
в значении «разум», есть ratio в значении «расчет», есть ratio в значе-
нии «причина», по примеру «происхождения», и есть ratio, которое
дается в описаниях или определениях. И так как наивысшие роды ро-
да не имеют, индивиды же не различаются никаким субстанциаль-
ным отличием, а определение дается на основании рода и отличи-
тельного признака, то невозможно отыскать никакого определения
ни наивысших родов, ни индивидов. Однако определения подчинен-
ных родов могут существовать, ибо они обладают и родом и отличи-
тельными признаками. То же, чему невозможно дать определение,
различается лишь описаниями. А описание есть то, что обозначает ка-
кую-либо вещь посредством какой-либо неотъемлемой особенности.
Итак, есть или определение, или описание, и оба обозначают смысл
(ratio) субстанции. Поэтому когда Аристотель сказал о смысле (ratio)
субстанции, то он включил и описание и определение.

Из эквивокального одно является таковым вследствие случая,
другое — по договоренности. «Вследствие случая» — как, напри-
мер, Александр, сын Приама, и Александр Великий. Ибо случайно
вышло так, что они получили одно и то же имя. «По договореннос-
ти же» — все то, что [получило имя] по желанию людей. Из этого
одно [получило имя] в силу сходства, как, например, человек нари-
сованный и человек живой, которые используются здесь Аристоте-
лем в качестве примера; другое же согласно соразмерности (рго-
portio), как, например, начало (principium), ибо начало есть для
числа — единица (unitas), а для линии — точка. И говорится, что
эта эквивокация — по соразмерности. Третье же эквивокальное —
то, что происходит от чего-то одного, как, например, медицинский
инструмент (medicinale ferramentum) и медицинское снадобье
(medicinale pigmentum), ибо эта эквивокация происходит от одной
медицины. А четвертое то, что относится к одному, например, если
некто говорит: «движение полезно для здоровья», «еда полезна для
здоровья», — это является эквивокальным, конечно же, потому, что
относится к одному имени здоровья.

Почему же [Аристотель] трактует об эквивокальном прежде, чем
об унивокальном? Потому что десять предикаментов, хотя и разли-
чаются определениями, называются одним именем сказуемого
(praedicatio). В самом деле, мы всех их называем предикаментами;
сами же предикаменты есть роды вещей, поэтому сказываются
о подлежащих [им] вещах унивокально. Ибо всякий род сказывает-
ся о своих собственных видах унивокально, а потому [Аристотель]
более правильно трактует прежде об общем имени всех предика-

ментов, как если бы далее описывал, каким образом каждый из них
сказывается о собственных видах. Если же (как было сказано) наме-
рение его книги — [толковать] не о вещах, но об именах, то почему
он говорит об эквивокальном, а не об эквивокации? Ведь эквиво-
кальными являются вещи, эквивокация же — слово. Это так потому,
что само имя не содержит в себе ничего от эквивокации, если не раз-
личаются вещи, о которых сказывается это слово. А потому отсюда
следует: сама эквивокация выводит к субстанции, [так что] с самих
[эквивокальных вещей] более достойно начинать.

Представляется, что существует и другой модус эквивокации,
который Аристотель совершенно не принимал. Ибо, как говорят
«нога (pes) человека», так же говорят и «шкот (pes) корабля», и
«подножье (pes) горы», и прочее в том же роде, получающее име-
на посредством иносказания (translatio). Конечно, у иносказания
нет ничего собственного. Поэтому не может быть эквивокального
согласно иносказанию, если подлежащие вещи не называются соб-
ственными и неизменными именами. Таков их общий обзор. Но не
всякое иносказание отделяется от эквивокации, а лишь такое, ког-
да на вещи, имеющие установленное имя, для красоты переносит-
ся имя другой, уже названной вещи. Например, поскольку кого-то
уже называют возницей, так же называют и кормчего; если кто-ни-
будь для красоты назовет того, кто является кормчим, возницей,
то «возница» не будет являться эквивокальным именем, хотя бы
оно и обозначало разное, то есть управляющего колесницей и ко-
раблем. Но иногда вещь, не имеющая имени, берет имя от другой
вещи. Тогда это иносказание удерживает свойство эквивокации,
как, например, соответственно живому человеку имя человека ска-
зывается о нарисованном. И достаточно об эквивокальном, далее
речь пойдет об унивокальном.

Об унивокальном

«Унивокальным называется то, у чего общее имя и соответству-
ющий имени смысл (ratio) субстанции один и тот же, как, [напри-
мер], „животное" — [это] и человек и бык. Ведь оба они называются
общим именем „живое существо" и [их] смысл (ratio) субстанции
один и тот же. Ибо если кто-нибудь укажет смысл (ratio) того и дру-
гого, что есть то и другое, посредством чего они суть живые сущест-
ва, он укажет один и тот же смысл (ratio)»'.

Определив эквивокальное, [Аристотель] переходит к определе-
нию унивокального и не находит между ними никакого другого раз-
личия, кроме того, что эквивокальное определением (diffinitio) разде-
лено, а унивокальное определением (terminus) связывается; но все

¹ Аристотель. Категории 1а 7.

 

 

прочее, что было сказано при определении эквивокального, подойдет
также и при этом определении унивокального. Ведь как для эквиво-
кального определение происходило сообразно имени эквивокальных
вещей, так же и для унивокальных: смысл (ratio) субстанции указы-
вается сообразно имени. Унивокальными являются роды видам или
виды видам. Роды видам, как, например, животное и человек. Ибо,
поскольку род человека — животное, человек называется животным,
следовательно, и животное, и человек называются живыми существа-
ми. Итак, если ты определишь то и другое сообразно общему имени,
то скажешь, что животное есть субстанция одушевленная, чувствую-
щая, и человека, согласно тому, что есть животное, также назовешь
субстанцией одушевленной, чувствующей, то не обнаружишь в этом
ничего ложного. Так же и виды унивокальны видам [в том случае, ес-
ли] объемлются одним и тем же родом, например, человек, лошадь
и бык: их общий род есть животное и они называются общим именем
животного. Итак, сообразно одному имени животного, которое явля-
ется для них общим, приложен единый смысл (ratio) этого определе-
ния, ведь все они суть субстанции одушевленные и чувствующие.
Следовательно, Аристотель приводит пример согласно второму зна-
чению унивокации (виды унивокальны видам, с которыми находятся
под одним родом, как, например, человек и бык).

Об отыменных

«Отыменными называется все то, что имеет наименование,
[полученное] от чего-то, в соответствии с [его] именем, отличаясь
лишь флексией (casus), как, например, от „грамматики" — „гра-
мотный", от „мужества" — „мужественный"»'.

В этом определении также нет ничего непонятного. В самом де-
ле, древние называли флексиями (casus) некие изменения (trans-
figuratio) имен: например, от «справедливости» [образуется] «спра-
ведливый», от «мужества» — «мужественный» и т. д. Итак, это
изменение имени называлось древними флексией. Также всякий
раз, когда некая вещь участвует в другой [вещи], самим участием
[этой вещью] обретается как вещь, так и имя. Например, некий че-
ловек, поскольку участвует в справедливости, перенимает от нее
вещь и имя, ведь о нем говорят «справедливый»². Итак, отыменны-
ми называется все то, что отлично от первоначального имени одной

' Аристотель. Категории 1а 12.

² В этом месте Боэций занимает откровенно реалистическую (в смысле
проблемы универсалий) позицию, каковая, впрочем, не характерна для ком-
ментария в целом. «Справедливость» для философа — вполне реальная вещь,
res, в которой другая вещь может «принять участие». Равным образом (явно
или неявно) в этой главе постулируется реальное существование таких об-
щих понятий, как «мужество», «музыка» и др.

флексией, то есть одним изменением [окончания]. И если первона-
чальное имя — «справедливость», то от него производится изме-
ненное имя «справедливый». Следовательно, отыменными называ-
ется все то, что отличается от первоначального имени одной только
флексией, то есть одним отличием [в окончании] имени, обладая
наименованием сообразным первоначальному имени.

Существуют три необходимых [условия] установления отымен-
ных имен: во-первых, реальное участие; во вторых, номинальное уча-
стие; в третьих, наличие некоего изменения [окончания]. Например,
когда некто называется мужественным от мужества: есть, ведь некое
мужество, в котором участвует этот мужественный, а также он обла-
дает сопричастностью имени, ведь называется мужественным. Кро-
ме того, существует некое изменение [окончания]: ведь мужество
и мужественный не оканчиваются на один и тот же слог. Если же де-
ло обстоит так, что нет участия в вещи, то не может быть и участия
в имени. Поэтому все то, что не принимает участие в вещи, не может
быть отыменным. В равной степени и наоборот: то, что хотя и участ-
вует в вещи, но не в имени, отлично от природы отыменных. Напри-
мер, если некто, будучи добродетельным, участвует в самой доброде-
тели, мы называем его «мудрым», и никаким другим именем. Однако
«добродетельный» и «мудрость» различны по самому имени, следо-
вательно, хотя он здесь и участвует в вещи, но не в имени. Потому го-
ворится, что мудрый получает имя не от добродетели, но от мудрос-
ти, в который он, конечно же, и участвует, и связан именем,
и отличается изменением [окончания]. Иначе, если отсутствует из-
менение [окончания]: например, некая женщина — музыкантша
(musica); она при этом и сама участвует в искусстве музыки (musica),
и называется музыкантшей (musica). Это наименование, следова-
тельно, не отыменное, но эквивокальное, ибо одним именем «musi-
ca» называется и сама женщина, и наука. Ведь поскольку [в обоих
случаях] имеет место окончание на одинаковый слог и сходное имя
(nomen), и нет никакого изменения, они не могут быть отыменными.
А потому все, что называется отыменным, участвует и в вещи,
и в имени, и различается неким изменением слова.