Борьба за признание автономии Сербского княжества 2 страница

в Сербском княжестве в 1830-е годы.

Режим уставобранителей

Стабилизация политического статуса оказала заметное влияние на дальнейшее общественно-экономическое развитие Сербии. В 30-е годы начало расти городское население, что являлось необ­ходимым предварительным условием для появления капиталисти­ческого производства. Расширилась торговля скотом, оказывавшая стимулирующее воздействие на сельское хозяйство и развитие то­варно-денежных отношений. Все это ускоряло формирование новых общественных слоев "". Развитие образования и культуры укрепило сербское национальное самосознание.

Преобладающее место в княжестве заняла мелкая крестьянская собственность, что не исключало наличия и отдельных крупных зе­мельных владений (особенно находившихся в руках Милоша Обре-новича), обладатели которых нередко проявляли стремление к ис­пользованию феодальных методов эксплуатации. Этому, однако, противостояло крестьянство, формирующаяся торговая буржуазия. В результате тенденция к образованию землевладельческой арис­тократии, к сохранению феодальных форм ренты осталась нереали­зованной. Процесс классообразования шел по линии выделения сельской и торговой буржуазии из среды крестьянства и городской зажиточной прослойки ⁹⁰.

Специфической особенностью Сербии являлось то обстоятель­ство, что привилегированный слой, формируясь из среды "предста­вителей местного самоуправления, а также зажиточных торговцев и крестьян, тесно срастался с чиновничье-бюрократическим аппара­том княжества. Новый социальный смысл стало получать звание «старейшина», которое ранее закреплялось за представителями местного самоуправления. Старейшинами, или великашами, теперь называли всех влиятельных людей, принимавших участие в об­щественных делах, всех представителей власти. Этот слой стал играть активную роль в общественно-политической жизни страны.

Среди старейшин имелись большие различия по экономическому и общественному положению, по происхождению. В их ряды вхо­дили бывшие кнезы и военные¹ предводители, отличившиеся во время борьбы с турками, чиновники-профессионалы, среди которых значительная часть являлась выходцами из Австрии. Некоторые из старейшин были людьми очень богатыми: имели земельные вла­дения, много скота, лавки. Они нередко пользовались большим влиянием среди народа, в тех округах, которыми управляли или откуда были родом. В противоположность этому чиновники, являв­шиеся выходцами из Австрии, были, обычно, небогаты и слабо свя­заны с народом. Старейшины, недовольные деспотическим режимом Милоша Обреновича, добивались ограничения его власти, больше­го участия в управлении. Чиновники страдали от неопределенности своего положения, недостаточности или отсутствия жалованья, от произвола князя.

Недовольны порядками в стране были не только старейшины, но и крестьяне — из-за необеспеченности своих земельных наделов, вы­соких налогов, а нередко и отработочных повинностей (кулука); торговцы — из-за множества ограничений своей деятельности, мо­нополий князя на наиболее выгодные статьи торговли. Поэтому оппозиционное движение в начале 30-х годов значительно расши­рилось. Оно возглавлялось представителями старейшинского слоя, иногда занимавшими высокие должности. Оппозиция против князя Милоша сформировалась под лозунгом борьбы за принятие кон­ституции (устава) и письменных законов, которые должны были ограничить власть князя и его произвол. С этим каждая из социаль­ных групп связывала удовлетворение своих требований и надежд. Устав, по примеру конституций западных государств, должен был гарантировать сербам такие элементарные гражданские права, как неприкосновенность личности и имущества, закрепить за крестья­нами права собственности на обрабатываемую землю, урегулиро­вать систему налогообложения и ликвидировать остатки феодаль­ных порядков, например, кулук. Участвовавшие в движении старей­шины преследовали, конечно, свои личные эгоистические интересы, добиваясь ограничения власти князя путем предоставления широ­ких прав в управлении страной Совету, составленному из наиболее влиятельных чиновников. В такой общественно-экономически от­сталой стране, как Сербия, это означало введение олигархической системы правления. В то же время старейшины выступали за про­ведение буржуазных в своем существе преобразований, что отчасти отвечало их собственным интересам и, главное, привлекало на сто­рону оппозиции народные массы.

После провозглашения султанских хатти-шерифов 1830 и 1833 гг. создание самостоятельного государственного устройства стало од­ной из главных общественно-политических задач, стоявших перед сербами. Необходимо было определить прерогативы власти князя, высших чиновников, местных властей, урегулировать всю систему государственных институтов, создать судебные органы, уголовный и гражданский кодекс законов.

В стране продолжало действовать обычное право, но потреб­ность в письменных законах увеличивалась с каждым годом, что побудило Милоша еще в 1829 г. поручить собирать материал для сербского устава и законов нескольким образованным сербам, вы­ходцам из Австрии, в числе каковых был Караджич. Позднее соз­дали специальную комиссию для подготовки законодательства. Но труды ее велись медленно и бессистемно. За образец бралось то австрийское, то французское законодательство (в частности, Кодекс Наполеона). Дело с составлением законов затягивалось⁹¹.

Проведя два с лишним года в Сербии, Вук Караджич был воз­мущен порядками, царившими в стране, и уехал в Австрию. Оттуда в апреле 1832 г. он написал длинное письмо князю Милошу, изло­жив не только все недостатки и пороки его правления, но и наметив меры для их искоренения. Первой из таковых названа конституция, в которой, по его мнению, основываясь на хатти-шерифах, необхо-димо определить форму правления, учредить правительство, гаран­тировать каждому гражданину его права. Караджич призывал кня­зя отменить кулук, ликвидировать всевозможные ограничения в торговле, всемерно развивать просвещение, т. е. ввести преобразо­вания по образцу европейских государств ⁹². Все эти мероприятия, предлагаемые Вуком, полностью совпадали с программой форми­рующейся оппозиции, на которую, несомненно, оказывали влияние внешние факторы: подъем революционного и либерального движе­ния европейских народов, конституционные формы правления пере-довых государств.

Милош Обренович должен был в какой-то мере учитывать тре­бования недовольных, советы Караджича. Он стремился придать своей государственной деятельности вид законности и легальности, но условия о создании Совета, фиксированного в хатти-шерифе 1830 г., выполнять не собирался, рассчитывая ограничиться созда­нием органа из народных представителей с ограниченными адми­нистративными правами.

Все же некоторые преобразования осуществлялись. В 1834 г. на скупщине в Крагуеваце было провозглашено свободное и непри­косновенное владение землей. В том же году основано пять попе-чительств-—правосудия и просвещения, внутренних дел, военных дел, финансов, иностранных дел. Но сфера их деятельности была очень ограниченной и сводилась к выполнению распоряжений князя. Такого рода преобразования ничего не меняли в структуре верхов­ной власти. Дальнейшей централизации управления содействовало разделение территории Сербии на пять сердарств, состоящих из нескольких нахий, переименованных теперь в округа. «Великие сердары» должны были следить за порядком, правосудием и руко­водить всеми делами в своих округах. Была увеличена «гвардия» — вооруженная охрана князя, создан некоторый род постоянного кад­рового войска, а все взрослые мужчины обязывались иметь полное вооружение. Заметные сдвиги в первой половине 30-х годов произо­шли в области развития просвещения, культуры, здравоохранения. Было открыто немало школ, в том числе на вновь присоединенных территориях, а в 1831 г. куплена типография в Петербурге, что позволило с 1834 г. издавать официальную газету («Новине српске»), печатать книги и церковную литературу⁹³. Все это "спо­собствовало национальной консолидации сербского народа.

Благоприятный политический статус Сербского княжества, его общественно-экономический и культурный прогресс, в особенности закрепление за крестьянами земельных владений — все это оказы­вало большое моральное воздействие на население соседних с кня­жеством земель, находившихся под турецкой властью и в первую очередь на сербов, герцеговинцев, босняков. Они ждали от князя Милоша, заявлявшего себя сторонником создания на месте Осман­ской империи самостоятельных национальных государств, помощи в освобождении или улучшении своего положения ⁹⁴.

Но в самой Сербии недовольство существующим режимом н не прекращалось. В 1835 г. оно вылилось в массовое восстание, охва- тившее Крагуевацкий, Ягодинский и Чуприйский округа, в котором участвовало около 5 тыс. человек. Вождями и идеологами этой так называемой Милетиной буны являлись влиятельные старейшины: Чилета Радойкович — «великий сердар» расинский, Милисав Здравзкович Ресавац, Стоян Симич, Аврам Петрониевич, Ранко Майсторович. Причастны к восставшим были княгиня Любица и 1:фре:м Обренович. Участвовавшие в Милетиной буне крестьяне, горго: вцы, старейшины отстаивали собственные интересы и требова­ния. Ю целом же они совпадали, так как были направлены на лик-зидащию остатков феодальных порядков, закрепление буржуазных принщипов в государственном устройстве Сербского княжества⁹⁵. М.иле;тина буна закончилась победой без вооруженной борьбы, ибо напуганный князь Милош удовлетворил все требования восстав­ших, созвал скупщину в Крагуеваце, на которой 2 февраля 1835 г. без какого-либо обсуждения был принят Сретенский устав.

Текст этой первой сербской конституции был составлен наспех секретарем князя журналистом Д. Давидовичем, заимствовавшим некоигорые положения из Кодекса Наполеона, из конституционных актода западноевропейских буржуазных государств. Но при всех не­достатках и наличии противоречивых положений Сретенский устав имел демократический характер, отражал насущные потребности страгны. Он гарантировал всем гражданам равенство перед законом и прзаво занимать государственные должности, неприкосновенность личнврсти и имущества, полные собственнические права на обраба-тыва.емую землю и свободное пользование лесами и пастбищами. Верхховная законодательная и исполнительная власть принадлежа­ла к::нязю и Государственному совету. Широкие права предостав­лялись скупщине, которая должна была утверждать государствен­ный (бюджет и распределять налоги, могла делать князю и Совету предоставления, требовать издания каких-либо законов и постанов­ленной. Предусматривалось также создание трехстепенных судов, незаввисимых от высших органов исполнительной власти. Определе­ние ««достоинства и пространства» Сербии, ее герба и флага как бы подчеркивало политическую самостоятельность княжества, его сла­бую I связь с Османской империей⁹⁶. На скупщине был объявлен со­став Совета и правительства: 16 советников и попечителей (минист­ров) — иностранных дел, внутренних дел, военных дел, финансов п на] родного просвещения.

А^Лилетина буна, а затем провозглашение Сретенского устава пызваали большое недовольство и опасения в Константинополе, Пе­тербурге и Вене. После революции 1830 г. во Франции и польского' носсттания 1830—1831 гг. для правительств России и Австрии рас­пространение революционных идей стало страшным пугалом. От этой: «заразы» они стремились спасти хотя бы свои государства и странны, находившиеся в сфере их политических, интересов, в том нислпе балканские земли.

ГЛетербургский двор в это время выступал не только против всехх движений, которые можно было заподозрить в революционных тендденцкях, но и против «нарушений законного порядка», которые ослабляли и подрывали изнутри Османскую империю. Внимательно наблюдал за происходившими в Сербии событиями и венский двор, опасавшийся, что провозглашение конституционной формы правле­ния в княжестве окажет влияние на население югославянских зе­мель, находившихся в составе Австрии. Однако Вена не рисковала предпринимать самостоятельные политические акции в сербских делах, она следовала в фарватере русской политики, которая впол­не соответствовала австрийским интересам. Конечно, и Порту край­не раздражало провозглашение в. Сербии конституционного акта без всякого согласования с Константинополем, но она также пред­почитала предоставить действовать России. Такая расстановка сил определила ход борьбы вокруг конституционной проблемы в СерХ бии.

Узнав о принятии скупщиной в Крагуеваце конституции, россий­ский посланник в Константинополе, а затем и министерство иност­ранных дел расценили этот акт как «подражание представитель­ным хартиям, порожденным победой революционных идей в неко­торых из европейских стран», не соответствующее обязанностям •сербов в отношении Порты, условиям, на которых Россия обеспечи­ла автономные права сербов ".

Милош Обренович, учтя негативное отношение России и Турции к Сретенскому уставу, мало соответствующему интересам самого князя, с готовностью его отменил. Но напряженное положение в стране не позволяло вовсе отказаться от подготовки конституции. Поэтому был составлен и отправлен в Константинополь А. П. Бу-теневу новый проект, в значительной части повторявший Сретен­ский устав, но неясно разграничивавший власть князя и Совета ⁹⁸.

Между тем в Петербурге решили направить в Сербию со спе­циальным поручением генерального консула в Молдове и Валахии П. И. Рикмана. Он должен был выяснить ситуацию в стране, пред­ложить сербам либо полностью отказаться от идеи выработать ка­кой-либо «регламент» и продолжать следовать в делах управления существующим обычаям, либо составить такой законодательный акт, который обобщал бы эти обычаи и традиции, ограничиваясь «реальными нуждами внутреннего управления», был 'бы выдержан в духе положений Аккерманской конвенции и Адрианопольского трактата. В нем не следовало «придавать Сербии видимость госу­дарства, пользующегося политической независимостью», имеющего представительную форму правления. Поэтому предлагалось не включать пункты Сретенского устава о положении и пространстве Сербии, о гербе и флаге, о сербской власти, о законодательстве и формах правления, о народной скупщине ".

Прибыв в Сербию, Рикман ознакомился с составленным серба­ми проектом устава и счел необходимым его переработать, согла­совав исправления с князем Милошем. Этот вариант проекта, от­правленный Рикманом в Петербург, в меньшей мере ограничивал власть князя, чем Сретенский устав, конкретно не формулировал положения о функциях Совета, о правах и собственности граждан. Вместе с тем в нем имелись некоторые демократические черты, сходные со Сретенским уставом. В частности, Рикман несмотря на предписание Нессельроде согласился включить в проект главу о> скупщине ¹⁰°.

Из содержания дипломатической переписки о сербском регла­менте (термины «конституция», «устав» в ней никогда не употреб­лялись) можно заключить, что последний проект подвергся в Петер­бурге детальному изучению, но был отвергнут уже в последней инстанции. По мнению царя, он оказался недостаточно совершен­ным, чтобы получить санкцию России, что сделало бы русское пра­вительство ответственным за все последствия, вытекавшие из его одобрения. А главное — утверждение такого регламента могло быть расценено как одобрение «развития так называемых либеральных идей в Сербии, заимствованных у государств, управляемых пред­ставительными учреждениями». В нем содержались статьи «поли­тической значимости», которые «могли породить подозрение, что-эта провинция может намереваться постепенно ослабить связи, ко­торые ее соединяют с Оттоманской империей». Упоминалось также о нежелательности торжественно провозглашать в одобренном Рос­сией акте наследственные права Милоша Обреновича на сербский престол. Исходя из всех этих многообразных соображений минис­терство иностранных дел предписало свести сербский регламент «единственно к распоряжениям, касающимся административной части», с тем чтобы «положить границы злоупотреблениям» Ми­лоша Обреновича, могущим породить серьезные беспорядки и быть использованными для распространения в Сербии революционных идей.

Бутеневу были сообщены основные положения («базис») такого-регламента ^ш. Он состоял из пяти пунктов: об административном совете, о внутреннем устройстве (локальных органах управления), финансах, юстиции, о религии и народном просвещении. Наиболь­шую важность имел пункт о финансах, в котором указывалось на необходимость фиксировать ежегодные доходы и расходы кня­жества; определить сумму налогов, «без всякого отягощения для плательщиков»; установить различия между собственностью об­щественной и личной; определить права собственности, не нарушая старых прав и обычаев; подтвердить самым точным образом запре­щение отработочных повинностей в пользу чиновников; санкциони­ровать принцип свободы торговли. Но пункт об административном совете был очень краток и предоставлял сербам самим определить разграничение законодательной и исполнительной власти между князем и Советом ¹⁰².

По заключению Н. Попова, «базис» защищал некоторые «вы­годы народа» и не противоречил соответственным статьям Сретен­ского устава, но вводимые последним нововведения решительным образом устранялись, пресекалось расширение политических прав-Сербского княжества по сравнению с хатти-шерифами 1830—-1833 гг. Особенно «неосторожной ошибкой» было устранение на­родной скупщины, что противоречило историческим преданиям и обычаям сербского народа. Это, как пишет Попов, было следствием недальновидности русской политики — боязни народного участия в делах правления в какой бы то ни было стране ¹⁰³. С таким заклю­чением можно согласиться: реакционность всей внутренней и внеш­ней политики правительства Николая I определяла характер его акций в вопросе о сербском уставе.

Все же введение «Положения о внутреннем управлении», огра­
ниченного условиями, включенными в «базис», могло оказаться
полезным для урегулирования проблемы создания государствен­
ного устройства Сербского княжества. Но Милош Обренович, край­
не опасавшийся умаления своей власти за счет расширения участия
в управлении Совета, предпочел вовсе отказаться от дальнейшей
разработки устава. Это в свою очередь обострило обстановку \в
стране, побуждало старейшин-оппозиционеров искать поддержки
своих интересов у России. \

Вскоре правительство Николая I поплатилось за свою косность и реакционность, проявленную при подготовке сербской конститу­ции: уже с начала 1837 г. права России как державы-покровитель­ницы, пользующейся единоличным правом участвовать в решении сербских дел, были поставлены под угрозу открытым вмешатель­ством английской дипломатии. Поводом к этому отчасти послужил вопрос о сербском уставе.

После «большого испуга» 1833 г.— появления российской эскад­ры на Босфоре и заключения между Россией и Османской империей Ункяр-Искелесийского договора — Великобритания предпринимала ' все меры, чтобы оттеснить Россию на Балканах, в Средиземноморье, на Ближнем Востоке ¹⁰\ В 1836 г. венский двор после упорных на­стояний добился согласия Порты на открытие австрийского кон­сульства в Белграде. Этим прецедентом тут же воспользовался сент-джеймский кабинет, который весной 1837 г. послал в Сербию своего консула полковника Д. Л. Ходжеса, аккредитованного лично при князе Милоше.

Преследуя цели, враждебные интересам России, руководитель английской внешней политики лорд Пальмерстон намечал курс в отношении Сербии, который по существу имел сходство с позицией царского правительства в сербском вопросе: обе державы, каждая, исходя из собственных интересов, стремились к тому, чтобы Сер­бия оставалась в зависимости от Порты, чтобы в ней поддержива­лось спокойствие, а с этой целью были осуществлены необходимые преобразования и созданы условия для экономического прогресса. Но практические действия английской дипломатии в 1837—1838 гг. значительно отличались от программы, намеченной Пальмерсто-ном ¹⁰⁵.

В противовес Россиианглийская дипломатия решила поддержи­вать сербского князя в его борьбе за власть со старейшинами-оппо­зиционерами. Милош Обренович с готовностью принял предложе­ние о помощи со стороны Великобритании. Он заявил Ходжесу о своем намерении отказаться от тесных политических контактов с Россией, а в будущем потрефовать гарантии сербской автономии со стороны всех великих держав вместо одностороннего покрови- тельства России. Английский консул, следуя указаниям своего шефа, постоянно убеждал Милоша не нарушать вассальных отно­шений с Портой, не стремиться к полной независимости княжества. Обязательство в этом смысле фактически было главным условием, при котором британская дипломатия соглашалась покровительство­вать князю ¹⁰⁶. Так страна с представительной системой правления, с конституционными традициями стала поддерживать претензии Милоша Обреновича на неограниченную монархическую власть, в то время как самодержавная Россия выступала сторонницей огра­ничения власти князя. Этот политический парадокс свидетельство­вал, что Форин оффис меньше всего руководствовался либераль­ными принципами.

Нельзя считать убедительной и версию историка С. Павловича, утверждавшего в своей книге, что Ходжес как конституционалист и либерал по убеждениям пытался проводить в первые месяцы своего пребывания в Сербии «политику реформ», действуя в этом вопросе самостоятельно и даже скрывая свою деятельность от на­чальства ¹⁰⁷.

В 1837—1838 гг. внутреннее положение Сербии определялось рос­том оппозиции, объединявшей всех сторонников ограничения вла­сти князя Милоша, положение которого значительно ослабло после перехода в лагерь его противников нескольких влиятельных ста­рейшин — Ф. Вучича-Перишича, Ефрема Обреновича и др. Требо­вания старейшин-оппозиционеров поддерживали австрийский кон­сул А. Миханович и русская дипломатия в лице генерального кон­сула в Дунайских княжествах П. И. Рикмана и назначенного в 1837 г. консулом в Орсову Г. В. Ващенко, который в феврале сле­дующего года стал консулом в Белграде. Их сообщения о тревож­ном положении в Сербии, угрозе возникновения там восстания или беспорядков, а также неоднократные жалобы на незаконные дей­ствия Милоша и порочную систему его правления, поступавшие в Петербург от сербских старейшин, побудили правительство Нико­лая I осенью 1837 г. направить в Сербию со специальной миссией князя В. Л. Долгорукого.

Его приезд побудил Милоша спешно обнародовать 16 октября 1837 г. указ о конституционных гарантиях. В нем торжественно объявлялись «основные правила, утверждающие благосостояние сербского народа»: 1). Неприкосновенность личности и собствен­ности каждого серба: никто не может быть лишен своих прав, зва­ния и имущества без надлежащего расследования и суда; 2). Сво­бода торговли, которая может производиться каждым без всякого притеснения; 3). Оставление прежнего денежного налога при от­мене всех отработочных повинностей (кулука); работы на старей­шин и чиновников должны производиться по найму и взаимному соглашению; 4) Управление правительственной кассой находится в ведении Совета. Объявлялось также, что всем будут^выданы до­кументы на владение недвижимым имуществом (при наличии до­статочных доказательств) и внесены в соответствующие описи ¹⁰⁸.-

Содержание этого указа отражало давно назревшие требования оппозиции, выдвинутые уже в ходе Милетиной буны. В Сретенском уставе были провозглашены неприкосновенность личности и иму­щества, закреплялось неограниченное право собственности на зем­лю, отменялся кулук, предусматривалась передача казны в веде­ние Государственного Совета. В проекте, направленном в Петер­бург после приезда Рикмана, эти постановления были дополнены условием о свободе торговли, предусматривавшем ликвидацию тор­говых монополий князя, а затем вошли в пять пунктов «базиса»,, на основании которого правительство Николая I предложило со­ставить сербский устав осенью 1836 г. Приехав в Сербию, Долгору-' кий потребовал осуществить меры, указанные в «базисе», и князь Милош, демонстрируя готовность следовать советам державы-По­кровительницы, издал указ от 16 октября. Так изображал дело Долгорукий ¹⁰⁹, и его утверждения, при учете сходства названного указа с «базисом», представляются более убедительными, чем версия мемуариста Б. Куниберта о том, что английский консул Ход-жес являлся автором этого указа ^ио.

Таким образом, в Сербском княжестве были провозглашены не­прикосновенность личности и собственности граждан в соответствии с нормами буржуазного права. Проведение их в жизнь соответство­вало интересам сербского народа, но на практике этого не легка было добиться. Что касается старейшин, то они не были удовлетво­рены, ибо указ не предусматривал существенного ограничения влас­ти князя и расширения участия в управлении Совета. Пока же функции последнего сводились к получению указов князя, без воз­можности высказать мнение об их содержании, «даже если они на­рушали общественные интересы» ^1И. Поэтому борьба за устав про­должалась с еще большим ожесточением. Теперь она проходила при активном вмешательстве не только России, но также Турции и Великобритании, а отчасти и Австрии.

По требованию России и под нажимом старейшин-оппозиционе­ров Милош создал комиссию для составления нового проекта уста­ва. Подготовкой кодекса гражданского и уголовного права зани­мались приглашенные из Австрии юристы. Составлялся также про­ект устройства Совета. Но из-за противоположности мнений работа не продвигалась вперед. Борьба свелась к вопросу о правах и функ­циях Совета. Условие о несменяемости его членов стало важней­шим требованием оппозиции, удовлетворению которого упорно со­противлялся князь Милош, ибо это означало существенное ограни­чение его власти.

Между тем Порта, ждавшая удобного случая для вмешательства в сербские дела, решила воспользоваться обострившейся борьбой вокруг проекта устава. Активность, проявляемая в этом вопросе английской дипломатией, создавала возможность для турецкого правительства выступить в роли арбитра. В апреле 1838 г. серб­ская депутация — А. Петрониевич, Я- Живанович, Я. Спасич, в со­ставе которой были не только преданные князю лица, но и его скры­тые противники (прежде всего А. Петрониевич) отправилась в Стамбул. Там решение вопроса об уставе на несколько месяцев превратилось в предмет ожесточенной борьбы между русской и анг­лийской дипломатией.

Осенью 1838 г. российская миссия стала настаивать на том, что­бы Порта безотлагательно решила вопрос о сербском регламенте, ибо опасалась, что дальнейшее промедление может оказаться к вы­годе Великобритании. К тому же из Сербии приходили тревожные вести об угрозе восстания против власти Милоша, чего правитель­ство Николая I чрезвычайно опасалось. Основываясь на инструк­циях Нессельроде, Бутенев устранился от непосредственного учас­тия в подготовке сербского устава на базе проекта, представленного сербскими депутатами, но заявил о своем праве «одобрить распо­ряжения Порты» или представить свои замечания. Он настаивал, чтобы английская миссия не участвовала в разрешении сербской проблемы ¹¹².

•По описанию Бутенева, при обсуждении вопроса о сербском регламенте на специальной конференции Порта при предваритель­ной поддержке английского посла потребовала предоставления в распоряжение турецких гарнизонов «пояса земли» вокруг занимае­мых ими крепостей. Но посланник категорически отказался дать на это согласие. Характерно, что требование русской стороны вне­сти пункт о несменяемости советников не вызвал возражений реис-эфенди: ограничение власти князя могло в будущем создать вы­годные условия для усиления вмешательства самого турецкого пра­вительства во внутренние дела сербов. Поэтому заступничество за интересы князя английской дипломатии не имело успеха.

10(22) декабря 1838 г. Махмуд II подписал Устав Сербии, кото­рый был отправлен в виде хатти-шерифа белградскому визирю Юсуфу-паше, а его копия —Милошу Обреновичу. В феврале сле­дующего года этот акт был зачитан в Белграде и за ним закрепи­лось название Турецкий устав, которое характеризовало не только форму, но и содержание этого конституционного закона, до неко­торой степени ограничивающего внутреннюю автономию Сербии.

Устав 1838 г. существенно менял соотношение власти князя и Совета. Формально высшая исполнительная власть принадлежала только князю. Он назначал чиновников, приводил в исполнение установленные законы, командовал войсками, ведал распределе­нием и сбором налогов. Ему принадлежало право назначать чле­нов и председателя Совета, министров-попечителей, участвовать в выборе митрополита и епископов. Но, согласно Уставу, никакое распоряжение не могло быть принято и никакой налог не мог быть собран без предварительного одобрения и принятия Советом, что сильно ограничивало законодательную власть князя, которая фак­тически принадлежала Совету. Последний рассматривал и решал вопросы, касающиеся законов и учреждений страны, правосудия, налогов, а также имел функции исполнительной власти: назначал жалованье и награды чиновникам, определял обязанности попечи­телей. Дважды в год Совет получал отчет о деятельности попечи­телей и ее контролировал; он ведал доходами и расходами государ­ства. Семнадцать советников во главе с председателем могли быть отрешены от должности только по судебному решению и с согла­сия Порты, что делало их независимыми от князя ^из. Таким обра­зом, власть князя ограничивалась, но не народным представитель­ным органом, каковым могла стать скупщина, а Советом как оли­гархическим органом, состоящим из богатых и влиятельных ста­рейшин ¹¹⁴.

Конституция 1838 г. включала ряд статей, входивших в Сретен­ский устав и в последующие проекты,, в указ от 16 октября 1837 г., которые имели большое значение для утверждения буржуазных принципов внутреннего устройства и права Сербского княжества. Провозглашалось равенство всех сербов перед законом, неприкос­новенность личности и собственности, отменялся кулук, устанавли­вался трехстепенный суд, независимый от административной влас­ти, провозглашалась свобода торговли. Устав, подтвержденный Турцией и Россией, уничтожал самовластную систему правления Милоша Обреновича, проводимую им в течение многих лет. Одна­ко, как отмечал еще Н. Попов, создав условия для правительствен­ной деятельности Совета, он не ставил никаких преград замыслам советников, не предусматривал возможности нарушения народных прав и даже политическихлграв страны высшими чиновниками. Это было следствием того, что Суставе не было упоминания о народной скупщине¹¹⁵. С таким заключением можно было бы согласиться, если не учитывать, что скупщины, созывавшиеся князем Милошем по своему усмотрению, и состоявшие в большинстве своем из узко­го круга назначенных членов, были далеки как от издавна сущест­вовавшего в сербских землях демократического патриархального института, так и от представительного органа, присущего парла­ментарным буржуазным государствам. Чтобы прийти к буржуазно­му парламентаризму, Сербии предстояло пережить длительный пе­риод господства олигархической системы правления.