Осознание нами своей греховности

 

Осознание греховности и преуспеяние в борьбе

— Геронда, если человек не преуспевает в своей ду­ховной борьбе, то правильно ли, если он говорит себе: «Какой ты есть, таким ты и останешься. Ничего лучше­го я от тебя не жду».

— Относясь к своему состоянию подобным образом, можно впасть в прелесть. Такой человек может дойти до того, что начнет говорить: «Те, кому суждено попасть в Рай, в него попадут. Стало быть, зачем я буду подвизать­ся?» Так что же, получается, что святые освятились без борьбы? Говоря так, человек ждет своего исправления и освобождения от страстей, не подвизаясь. Он ведет себя подобно тому старику, который хотел полакомиться яго­дами и уселся под шелковицей с разинутым ртом, ожидая, когда какая-нибудь ягода сама упадет с дерева ему в рот.

— Геронда, как я могу понять, что духовно преуспеваю?

— Если у тебя есть осознание своей греховности, то бу­дет и духовное преуспеяние. Чем большими ты видишь свои грехи, тем большее осознание греховности ты будешь приобретать и тем больше преуспеешь.

— Геронда, а можно ли осознавать свою греховную ошибку и при этом не преуспевать?

— Когда человек осознает свою греховную ошибку и снова, не желая того, ее совершает, то это значит, что у него есть гордость или предрасположенность к гордости. И поэтому Бог не помогает ему преуспеть.

Если человек осознает свою греховность, то это великая сила, великое дело. Потом человек начинает гнушаться себя, смиряется, приписывает все доброе чело­веколюбию и благости Божией и чувствует великую благодарность Ему. Поэтому Бог любит грешников, осоз­нающих свою греховность, кающихся и живущих со сми­рением, больше, чем тех, кто много подвизается, однако не признает своей греховности и не имеет покаяния.

Надо смиренно просить милости Божией для нашего исправления

— Геронда, когда святые отцы говорят, что покаяние заключается в том, что человек принимает решение не повторять предшествующих грехов и скорбит о них, то это значит, что мы должны помнить о совершенных на­ми грехах постоянно?

— Нет, не нужно помнить каждый грех отдельно, но надо постоянно иметь осознание своей греховности. До какого-то момента человек должен думать о своем пре­грешении, а затем ему следует смиренно просить милос­ти Божией — и если у него нет гордости, то Бог ему по­может. Особенно человеку чувствительному: если он по­каялся и поисповедовался в своих старых грехах, то ему лучше их забыть. Ведь иначе тангалашка может напоми­нать ему его старые грехи, удручать его помыслами, для того чтобы отнимать у него время и отрывать его от мо­литвы. Однако если человек, не отличающийся чуткостью, видит, как в нем рождается гордость, то будет неплохо, если он вспомнит свои грехи, для того чтобы смириться.

— Геронда, а может ли человек осознавать свою греховность, но при этом не иметь покаяния?

— Может, если у него нет смирения. Когда к покаянию примешивается эгоизм, то человек без конца мучает себя мыслями: «как же я мог это сделать?», «как посмотрят на это люди?», «что же обо мне подумают?» — и терзается. В словах «как же я снова мог это сделать?» и «как я мог до такого докатиться?» — есть эгоизм. Покаяния в таких сло­вах нет. Человек должен понять, что он согрешил, и, поняв это, смиренно попросить милости Божией. «Боже мой, — должен сказать такой человек, — я согрешил, прости меня. Вот такая я дрянь. Пожалей меня. Если Ты не поможешь мне, то я могу стать еще хуже, лучше я стать не могу. Сам я никогда не исправлюсь». И, сказав это, надо постараться

О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ

Осознание нами своей греховности

не повторять свой грех. Многие, согрешив, испытали боль не потому, что они пали в глазах людей, а из-за того, что они ранили своим грехом Бога.

Если живший по-мирски человек прерывает свои свя­зи с мирским духом, то потом часто и не желая того, он чувствует, что этот дух влечет его к себе. Однако такому че­ловеку не нужно отчаиваться. Я думаю, что в подобном слу­чае преуспеянием будет и начавшаяся в грешнике добрая обеспокоенность, которая обличает его душу за совершен­ные проступки и за то, что он мог сделать что-то [доброе], но не сделал этого. Потихоньку происходит борьба, чело­век невольно смиряется и отчаивается добрым отчаянием, то есть отчаивается в своем «я». Тогда он объясняет все доброе Благодатью Божией и воистину верует в слова, ска­занные Господом: «Без Мене не можете творити ничесоже» ⁴. Если впоследствии такой человек станет любочестно, со многим смирением подвизаться, уповая при этом на Всесилие Божие, то Благий Бог его помилует.

Печаль за наши согрешения

— Геронда, как человек может помочь себе не по­вторять совершенный им проступок?

— Если человеку станет по-настоящему больно за свой проступок, то он его не повторит. Для того чтобы человек исправился, в нем должно присутствовать внутреннее сокру­шение с искренним покаянием. Поэтому святой Марк Под­вижник говорит «Если человек не восскорбит о своем гре­хе, в соответствии с его мерой, то он снова легко впадет в ту же сеть»⁵. То есть, если грех невелик, требуется меньшее покаяние, если грех тяжелее, требуется покаяние большее. Не рассматривая величину своего падения и не печалясь о

⁴ Ин. 15, 5.

⁵ Ср. Добротолюбие в русском переводе. Т. I. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992. С. 560.

нем в соответствии с этой величиной, человек легко впадает в то же самое или даже еще большее прегрешение.

— А как мы можем понять, что опечалились о на­шем падении не в соответствии с его величиной?

— Доказательством несоответствия между падением и печалью является то, что вы снова впадаете в тот же самый грех. Кроме этого, следя за собой, не ограничивайтесь одной [духовной] диагностикой. Ведь вы без конца занимаетесь [ду­ховными] микробиологическими исследованиями. Найдя своего [духовного] микроба, вы разглядываете его и говори­те: «Надо эту козявку раздавить». Однако лечения вы так и не начинаете. Ну хорошо, вот вы убедились, что страдаете каким-то недомоганием. Сразу же надо думать о том, как эту болезнь исцелить. Какая польза от того, что вы будете постоянно заниматься одними анализами, не стараясь ис­правиться? Вы говорите: «У меня есть такая-то страсть, у меня есть страсть другая». Однако вы не отсекаете эти страсти и, причитая, остаетесь в том же страстном состоя­нии. Таким образом, вы выбрасываете на ветер свои силы и растрачиваете себя попусту. Вы растрачиваете свой ум, свое сердце. От расстройства вы становитесь больными и потом ничего не можете делать. Затем, выздоровев, опять начина­ете причитать: «Как же это я так в тот раз заболела? Поче­му это произошло?» Я не говорю, что не надо следить за со­бой, нет. Не позволяйте своим прегрешениям проскакивать незамеченными. Но, брат ты мой, расстраиваться тоже нуж­но до какого-то предела! Нельзя быть равнодушным, но ведь и чувства злополучия, несчастности тоже надо избегать! Ты сделала что-то неправильное? Задумалась над этим? Увиде­ла, в чем была твоя ошибка? Осознала ее? Поисповедовалась в ней? Если да, то продолжай свой путь, не застревай на этой ошибке. Отложи ее только в своей памяти, для того чтобы в следующий раз, когда тебе снова представится по­вод ее повторить, ты была внимательна. Если мы не стара­емся исправить своих ошибок, то расстройство из-за них

О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ

Осознание нами своей греховности

 

бесполезно. Печалясь об ошибках, не стараясь их исправить, мы все равно что без остановки плачем о каком-то больном, но при этом не стараемся помочь ему стать здоровым.

— Геронда, печалиться не нужно даже тогда, когда ты заслуженно страдаешь за какую-то совершенную то­бой ошибку?

— Не так. В этом случае печалиться нужно, однако пе­чаль должна быть соответственной, соразмерной твоей ошибке, Если тебе не станет больно за совершенную тобой ошибку, то ты по легкомыслию снова впадешь в нее — то есть останешься неисправленной. Однако, если, начав с по­каянной печали, ты доходишь до отчаяния, значит, ты опе­чалилась больше, чем требовалось. В подобных случаях необ­ходимо немножко взбодрить себя и отнестись к совершен­ной тобой ошибке с некоторой долей доброго равнодушия.

Нам требуется самоукорение, а не отчаяние

— Геронда, но разве легко глубоко осознать свою гре­ховность, находясь в начале духовного пути?

— Когда мы находимся в начале нашей духовной жиз­ни, Бог по Своей любви не попускает нам осознать нашу греховность, чтобы мы не согнулись [под ее тяжестью]. Не­которые любочестные и чуткие души не смогли бы пере­нести осознание своей греховности и терпели бы вред. Та­ким образом, Бог ослепляет наши глаза и мы не видим всех наших прегрешений вместе. К примеру, рукав нашей одежды может быть испачкан в птичьем помете, а мы, гля­дя на него, будем думать, что это не помет, а цветочные ле­пестки. Однако, когда мы преуспеваем в нашей духовной борьбе, Бог потихоньку попускает нам видеть наши ошиб­ки. Одновременно с этим Он дает нам и силу для того, что­бы мы подвизались и эти ошибки исправляли. Если отсут­ствует опыт, то тонкая работа не на пользу. То же самое происходит и с осознанием благодеяний Божиих. Если бы

человек, находясь в начале своей духовной жизни, видел благодеяния Божии, то у него началось бы духовное крово­излияние, потому что, видя благодеяния Божии и осозна­вая свою неблагодарность за них, человек страдает, тает.

— Геронда, а я не вижу своих ошибок, и мое сердце подобно камню.

— Иногда Бог попускает нашим глазам не видеть наших ошибок, а нашему сердцу — быть камнем, потому что в противном случае диавол может низвергнуть нас в отчаяние Человек должен относиться к своей греховности с рассужде­нием. Покаяние, в котором присутствует душевное терза­ние и отчаяние, — не от Бога, в таком покаянии накрутил своим хвостиком тангалашка. Человек должен быть внима­тельным, потому что диавол, подловив его «справа» — на по­каянии, может бросить его «влево» — в печаль и отчаяние. Диавол хочет сломать человека — душевно и телесно — и привести его в негодность. То есть он приносит другое со­крушение — исполненное душевной тревоги, для того что­бы сокрушить этим сокрушением человека. К примеру, диа­вол может сказать человеку: «Ты такой великий грешник, что не спасешься». Делая вид, что заботится о душе челове­ка, диавол ввергает его в душевную тревогу и отчаяние! Так зачем же позволять диаволу делать все, что он хочет? Когда диавол говорит тебе: «Ты грешница», отвечай ему: «Ну а те­бе-то какое до этого дело? Я скажу, что я грешница, когда захочу этого сама, а не тогда, когда этого захочешь ты».

— Геронда, а в чем причина того, что душу часто по­сещает уныние?

— Уныние и душевная тяжесть обычно имеют свою причину в угрызениях совести, которые происходят, оттого, что человек излишне чувствителен. В этом случае че­ловеку необходимо поисповедоваться, чтобы быть в состо­янии получить помощь от духовника. Ведь если человек из­лишне чувствителен, то прегрешение, которое он совер­шил, может быть очень маленьким, однако враг увеличива-

О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ

Осознание нами своей греховности

 

ет это прегрешение в глазах такого человека. Он показыва­ет ему это прегрешение через микроскоп, для того чтобы низвергнуть человека в отчаяние и привести в негодность.

К примеру, диавол может внушить такому излишне чувствительному человеку, что он якобы очень огорчил своих ближних, что он создал им трудности и тому по­добное. Таким образом диавол ввергает человека в рас­стройство, которое превосходит его силу. Однако если диавол действительно заботится о благе нашей души, то почему он не идет искушать [будить] совесть бесчувствен­ного человека? Но где там: человеку бесчувственному — для того чтобы он не пришел в чувство — диавол внуша­ет считать его большой грех ничего не значащим.

Человек должен познать себя таким, каков он есть в действительности, а не таким, каким представляет его в собственных глазах враг — диавол. Ведь диавола заботит одно: как бы сделать нам зло. Человек никогда не должен от­чаиваться — только бы у него было покаяние, потому что и грехи его меньше, чем грехи диавола, и смягчающие вину обстоятельства у него есть — ведь он создан из земли, но, бу­дучи невнимательным, поскользнулся и испачкался грязью.

Для того чтобы духовная борьба была правильной, мы должны вращать колесо [нашей духовной машины] в сторону, противоположную той, куда его крутит диавол. Диавол внушает нам, что мы якобы что-то из себя пред­ставляем? Нам надо возделывать в себе самоукорение. Внушает, что мы не представляем из себя ничего? Будем говорить: «Бог меня помилует». Если человек ведет себя таким образом — с простотой, доверием Богу и упова­нием на Него, то в его жизнь входит покаяние, смире­ние и он восходит на духовные высоты.

— Геронда, стало быть, самоукорение не помогает в духовной борьбе?

— Помогает, однако требуется рассуждение. К при­меру, человек может говорить самому себе: «Ах ты, бес-

толочь такая...». Однако укорять себя надо со смирением, для того чтобы посмеяться над диаволом, а также с мужеством, а не с чувством собственного злополучия. Нам необходимо самоукорение, а не отчаяние.

Если человек верит в то, что он не делает ничего доб­рого; если — в добром смысле этого слова — он отчаива­ется в себе, в своем «я»; если он верит в то, что своими де­лами он постоянно прибавляет нули к нулям, и при этом продолжает свою духовную борьбу с надеждой на Бога — это признак того, что он достиг духовной зрелости. В этом случае Благий Бог, увидев нули его благого произволения, пожалеет его и поставит в начале этих нулей единицу. Та­ким образом, его нули поднимутся в цене, и он станет ду­ховно богатым. В смиренном состоянии разочарования в себе кроется доброе духовное состояние.

Духовное делание с увеличительным стеклом

— Геронда, каким образом человек может постоян­но видеть себя грешным?

— Человек может видеть себя грешным, если он испы­тывает себя со вниманием. Чем с большим вниманием ис­пытывает себя человек, тем более грешным он себя видит.

— А как может заниматься таким деланием тот, кто обременен множеством забот?

— Хорошо, если в течение дня такой человек хоть сколь­ко-то времени отводит на Иисусову молитву, а также име­ет определенный час для подсчета своих [духовных] прибы­лей и убытков. Поглядите: хозяин бакалейной лавки считает свои деньги каждый день. Ведь, не следя за своей прибылью и долгами, он разорится, и его посадят в долговую яму.

— Геронда, некоторые люди не знают, что им говорить на исповеди? Почему?

— Это показывает, что они не занимаются тонкой ра­ботой над собой. Если мы не занимаемся тонкой работой,