Исторические предпосылки и методологические основания исследования массовой коммуникации

 

1. Общество, человеческая деятельность, культура как предметы философского анализа. Основные категории и понятия анализа, принципы исследования социально-исторических процессов в сфере культуры и массовой коммуникации. Необходимость применения системных, комплексных, междисциплинарных подходов. О категории «Новое».

 

Жизнь устроена так, что человеку все время приходится что-то изобретать. Орудия труда и оружие истребления врагов, средства добывания пищи и инструменты познания мира, средства со-общения и средства передвижения. Человек, по существу, окружает себя «второй природой» – технически-инструментальной и художественно-сконструированной. И все это он делает один – и, одновременно – со всеми, наедине и в обществе, со-обща. Сам язык раскрывает смыслы (со-мыслы) человеческой общественной деятельности. Этимология слова «средство» происходит от корня «сред», что означает «середина», «середа» (церковнославянское – «среда»). Более глубокое и концептуальное значение, как отмечает М. Фасмер – это «сердце» (Фасмер. Т.Ш). Следовательно, средство сообщения – это посредник между агенсом (производителем) сообщения и объектом, на который оно направлено. Сообщение осуществляется посредством действия. Ряд однонаправленных действий человека выливается в человеческую деятельность. Характерно, что и в латинском языке прослеживаются эти внутренние смыслы (народнолатинское media hebdomas, mediatus – выступающий посредником; meditatio – размышление; mediale – середина, сердцевина; medium – середина, центр, средоточие, общество, общественная жизнь; medius – срединный, центральный, центр неба, нахождение между небом и землей, миром и войной, относящийся к сущности). Все значения, связанные с медиацией, – это пограничные, промежуточные, серединные положения, в том числе между небесным и земным, жизнью и смертью, войной и миром. Это то, что делает всеобщей связь между людьми и природой (Свитич, с. 65).

Еще Аристотель сказал, что человек по природе своей есть животное общественное. В этом высказывании может покоробить сравнение человека с животным, но никем другим «в начале своей карьеры» человек и не являлся. Исторически незаметно, в результате длительной биологической эволюции и с помощью именно общественной деятельности возник человек. «Человек вошел в мир бесшумно» (Тейяр де Шарден). Но, видимо, не случайно современные философы, характеризуя духовные истоки человека и культуры, обозначают сначала человека как существо сексуальное, затем – как существо говорящее, и лишь потом, как существо общественное, нравственное, религиозное (см., например, Поздняков, 1999, с. 147). «Все, что входит в человеческую деятельность, есть человеческое или общечеловеческое», – писал Н.П. Огарев. Под это название, по его мнению, подходят явления и совершенно общественные, и отношения лица к лицу, и лица к природе и необходимости. «Мысль и чувство – совершенно общечеловеческие явления и совершенно общественные, потому что человек не в стаде немыслим; даже грустное чувство, возбуждаемое отшельничеством, основано на оторванности от стада. Отличительно человеческое – это сознание». Н.П. Огарев расценивал сознание, как позже Н. Лосский и Н. Трубецкой, в смысле понимания отношений, выраженного мыслью, т.е. словом; понятие отношений, будь оно понятие аналогии или разнородности предметов, всегда сводится к уравновешиванию, к понятию меры, гармонии и потому не обходится без количественной категории (Огарев, т. 2, с. 42–44).

Вот и Огарев, говоря о массах людей, употребляет слово, характерное для животного мира – стадо. Как же нужно человеку развить свое сознание, чтобы не было повода, искушения, говоря о группах, общностях людей, вспоминать их далекие корни! Несколько позже К. Маркс и Ф. Энгельс сознательное господство человека над стихийными силами поставят в своих теоретических построениях в прямую зависимость от необходимости коммунистической революции, которая даст толчок всемирно-исторической совместной деятельности индивидов. Но многие русские философы искали ключ к возрастанию человеческой социальной деятельности в понятиях совести и соборности, то есть в достижении способностей личности осуществлять нравственный самоконтроль на началах православного мировоззрения, объединяющего все слои общества. В этом обществе человек должен принадлежать миру, а мир – ему. Только таким образом можно указать человечеству путь спасения от бездуховности и нравственного вырождения.

Как видим, понятия и сущности природа – человек – общество – деятельность – научное знание (истина) – нравственность – культура связаны глубокими всепроникающими взаимозависимостями. В общую систему связей надо добавить и действия и явления, обозначаемые понятием коммуникация (от лат. communicatio – сообщаю). Под общее обозначение попадают следующие сущности: связь (су-вязь, сцепление), общение и сообщение, информация и средства информации, единичные и множественные соединения (контакты). Л. Землянова называет науку о коммуникации, то есть изучающую все эти сущности, коммуникативистикой, некоторые исследователи – коммуникологией, по образцу культурологии. Последнее определение представляется в нашем контексте более логичным (экология, социология, гносеология, этология, культурология, коммуникология).

Все эти сущностные элементы деятельностной системы самопознания и со-осуществления человека необходимо рассматривать комплексно, через призму тех действий, которые они оказывают друг на друга. Культура, например, возникает там и тогда, где и когда человек осуществляет предметную, технически-инструментальную деятельность по отношению к природе и организационно-коммуникативную, духовно-нравственную и воспитательную деятельность по отношению к обществу и к самому человеку. Как отмечал М.К. Мамардашвили, наука является культурой в той мере, в какой в ее содержании, во-первых, выражена и репродуцируется способность человека владеть им же достигнутым знанием универсума и источником этого знания, а во-вторых, проявлено умение воспроизводить это во времени и пространстве. (Отметим, что мысль эта касается научной деятельности, но философ неоднократно экстраполировал ее и на другие области деяний человека.) Отметим также, что указанное мастерство воспроизведения достигнутых знаний и их источников предполагает определенную социальную память и определенную систему кодирования (Мамардашвили, 1982, с. 42).

Эту систему кодирования, воспроизводства и трансляции умений и знаний, основанную на знаковой природе, этот наш мыслитель называл культурой в науке, или наукой в смысле, качестве культуры. Развивая эту мысль, он относил к культуре единый срез, который проходит через все сферы человеческой деятельности (художественную, нравственную, политическую, экономическую, правовую и т.д.) Формальным, типологическим признаком этого общего слоя, пласта является определенный предметно-знаковый механизм. Но ведь именно коммуникация должна воплощать в те или иные материальные носители достигнутое человеком знание универсума с помощью ряда своих средств, выработанных человеком норм, правил и знаков. Коммуникация – это и начало деятельности, и ее инструмент, и ее апофеоз. Это тот срез деятельности, который призван являться культурой, чтобы деятельность, как и сам человек, были бы бессмертны. Как вытекает далее из рассуждений М. Мамардашвили, это общее в различных сферах человеческой деятельности, чтобы быть культурой, должно осуществляться не просто для поддержания и воспроизводства бытия. Необходимо при этом стремление к истине, добру и красоте в этом бытии. В противном случае коммуникация – это просто техническое средство связи, существующее как физическая реальность.

С точки зрения культурологии действия различаются структурно на упорядочивающие, обрабатывающие и добывающие, а по сфере применения на материальные, материально-духовные и духовные (Степанов, 2001). Пересечение этих рубрик отражено в следующей таблице:

 

 

Действия
По сфере По структуре	Материальные	Материально-духовные	Духовные (ментальные)
I. Упорядочивающие (ритуальные)	Поведение и язык животных (по К. Лоренцу и Д. Хаксли) Природные начала поведения человека (по П.А. Кропоткину). Орудие действия (средство коммуникации) – тело Человек и инициатор и исполнитель	Ритуальные и обрядовые действия человека	Определение человеком предметного и вещного мира, сущностей и явлений природы и общества, знание в целом
II. Обрабатывающие	Рефлексы ремесла	Трудовые и волевые действия человека, письмо, печать, электронная коммуникация	Действия эмоциональной сферы человека, любовь
III. Добывающие	Рефлексы (условные и безусловные), трудовые действия	Образные словесные, печатные действия, кино-, ТВ, радиопредставления	Вера, Слово, Истина, Добро, Красота, Любовь
Новое как возвышающее человека социальное и коммуникативное действие

 

Надо сказать, что таблица Ю. Степанова, составленная с целью классификации биологических, физических и духовных действий человека, не доводится им до обозначения места так называемого коммуникативного действия, то есть действия, оказываемого через сообщение (передачу информации). Это мы и попытались здесь сделать в целях определения места в общей системе культурно-производящей деятельности и для обрабатывающей и добывающей коммуникации.

Ведь как пишет Ю. Степанов, добывающие действия носят характер «Открытия» (М.М. Бахтин употреблял понятие «изобретение», то есть «обретение извне»). В нашем контексте – это является обретением извне «Нового» в главном смысле этого греческого термина. Этот смысл вкладывался и в обозначение деяний, о которых говорится в Новом Завете.

Это же понятие использовал в своих трудах Р. Барт, а еще ранее – Г. Тард. Русское слово добыть (до-быть) означает до-стать, то есть доложить, дополнить, доставить. Так же как за-быть, из-быть – оставить позади, поместить вовне. Развивая эту мысль, отметим, что слово за-бавить означало исстари «заставить забыть», «забыться». Для этого придумывались «забавы», «байки». Именно это сейчас изобретают в немыслимых количествах печатные и электронные СМИ. Их задача – не открыть новые миры, а помочь забыться в существующем мире и бытии. М. Бахтин писал, что жить из себя не значит жить для себя. Это значит быть из себя ответственно участным, утверждать свое нудительное действительное не-алиби в бытии. Латинское pro-ducere, откуда образовалось produire, production, русское продукт, имеет ту же внутреннюю форму, что и русское добыть.

Разумеется, мы не хотим абсолютизировать коммуникацию как культуру лишь в том понимании, что первая является второй лишь при наличии поиска и разработки глубоких смыслов и вечных истин. В коммуникации, как в любом художественном тексте, есть высокие жанры и низкие жанры. Ю. Лотман в работе «Внутри мыслящих миров» дает их классификацию, объединив по принципу смежности: сакральные/профанические, официально-государственные/индивидуально-бытовые, научные, т.е. тяготеющие к выражению на метаязыках/художественные (тяготеющие к выражению на языках искусств) и т.д.

Но в ценностной перспективе он выделяет ряды совершенно иного состава. «Каждая культура неизбежно включает дихотомию текстов высокой и низкой ценности. Крайним проявлением ее будет противопоставление того, что спасает, тому, что губит» (Лотман, с. 219). В дальнейшем мы будем понимать «Новое» как то, что призвано спасать, может привести к спасению. Во второй части данной работы Ю. Лотман пишет, что классические литературные тексты всегда сводили мир эксцессов и аномалий, который окружал человека, к норме и устройству. Фиксация однократных и случайных событий, преступлений и бедствий – всего того, что мыслилось как нарушение некоторого исконного порядка, всегда представляла историческое зерно сюжетного повествования. Не случайно элементарная основа художественно-повествовательных жанров называется «новелла», то есть «новость» (новое в первом, более обыденном значении греческого слова), и имеет анекдотическую основу. Поскольку микрокосм внутреннего мира человека и макрокосм окружающей его Вселенной отождествляются, любое повествование о внешних событиях может восприниматься как имеющее интимно-личное отношение к любому из аудитории. Миф всегда говорит о конкретном человеке. «Новость», анекдот повествуют о другом. Первое организует мир слушателя, читателя, зрителя, второе – добавляет интересные подробности к его знанию этого мира, вовлекает в него, проявляет его истинные смыслы.

Характерно, что уже в середине XIX века забавность, скандальность, анекдотизм стали в печатных изданиях главной новостью, оттеснив не без влияния западных образцов основную метакультурную, сакральную функцию коммуникации на задний план. Русский мыслитель А.С. Хомяков писал уже в то время: «Мы отложили работу о совершенствовании всего своего, ибо в нас внушали любовь и уважение только к чужому, и это стоит нам нравственного уничижения. Родной язык не уважен; древний наш прямодушный нрав часто заменяется ухищрением; крепость тела изнеживается; новость стала душой нашей; переимчивость овладела нами...» (Хомяков, с. 101. Курсив наш. – В.Б.).

Завершая это краткое введение в систему основных категорий и понятий, а также некоторых путей методов и путей исследования массовой коммуникации, дадим ее основные, на наш взгляд, определения:

· МК – это деятельность по добыванию, упорядочению, обработке и передаче информации.

· МК – это деятельность по добыванию (открытию, изобретению) новых смыслов, приближающих человека к постижению истинного и нравственного знания.

 

В последующих разделах мы будем не раз возвращаться к темам, проблемам и определениям, поставленным и бегло очерченным здесь в качестве своеобразного «гипертекста» всей работы.

 

2. Теории средств массовой коммуникации (СМК). Два историко-концептуальных подхода к определению состава понятия «теория массовой коммуникации (МК)». Становление отечественной теории МК. Определения МК. Научные взгляды на МК западных (Н. Винер, В. Шрамм, Г. Лассауэлл, П. Лазарсфельд, Р. Мертон, А. Моль, Ю. Хабермас и др.) и отечественных (Н. Федоров, П. Флоренский, В. Вернадский, М. Бахтин, Ю. Лотман и др.) ученых.

 

Единая теория массовой коммуникации исторически складывалась и до сих пор формируется из научных подходов, позиций и исследований многих ученых – представителей как общественных, так и естественных и технических отраслей знания. Она вызревала в русле философии (Аристотель, Д. Локк, Т. Гоббс и др.), исследований по социологии и психологии (Г. Тард, Г. Лебон – конец XIX – начало XX века, Л.С. Выготский – 30-е годы, Т. Адорно, Г. Лассауэлл, Г. Маркузе, М. Хоркхаймер, П. Лазарсфельд, Р. Мертон и др. – 40-е годы, Ю. Хабермас, С. Московичи, А. Менегетти и др. – 60–80-е годы XX века). (Мы называем лишь ключевые периоды, дававшие толчки и новые импульсы теории в соответствии с новыми социальными реалиями.) Она оформлялась в русле исследований проблем теории информации и новой науки – кибернетики (Н. Винер, К. Шеннон, С. Бир и др. – 40–50-е годы), научных разработок в области теории информации, культурологии и эстетики восприятия (М. Бахтин – 30- е годы, А. Моль, Ю. Лотман – 60–70-е годы), теории журналистики и журнализма (советская школа журналистики 60–70-х годов XX века, получившая развитие на базе одноименного факультета МГУ им. Ломоносова). До конца еще не оценен, как теперь все более выясняется, тот вклад, который сделали в теорию массовой коммуникации, разрабатывая естественнонаучные, философские, психологические и филологические концепции, русские мыслители Н.Ф. Федоров, П.А. Флоренский, В.И. Вернадский, А.Ф. Лосев, М.М. Бахтин, Л.С. Выготский.

Существенное влияние, и прямое и опосредованное, на последующую философию МК, как представляется, оказала концепция социальной обусловленности познания, разработанная английским философом Томасом Гоббсом. Правда, насколько нам известно, в современных работах по теории МК на эту связь нигде не указывается. Как отмечает Н.С. Мотрошилова (Мотрошилова, с. 171–180), мотивы Гоббсова анализа внимательный и осведомленный читатель может обнаружить в самых современных философских концепциях познания, особенно – в развивающихся на почве неопозитивизма. Главная отличительная особенность такого рода учений – рассмотрение познания и мышления как процесса коммуникации по преимуществу. Исследователи идут по пути, очерченному уже Гоббсом. Они пытаются отыскать материальные формы реализации духовного, то есть такие объекты, которые были бы одновременно и «физическими», и мыслительными (абстрактными). В случае такого их выделения из процесса познания философ, логик, социолог мог бы сравнивать, производить точные, приближенные к математическим действиям. А объекты подобного рода действительно существуют. Это языковые и речевые высказывания, различные их элементы, главным из которых является слово. Слово письменное и слово устное, речь вербальная (словесная) и аудиовизуальная (так называемая экранная коммуникация), где произносимое слово соединяется со внесловесной, то есть видеообразной, визуальной коммуникацией.

Эти объекты Гоббс называет «метками». Именно Т. Гоббс предвосхищает позднейшие теории массовой коммуникации: «Если бы даже человек выдающегося ума посвятил все свое время мышлению и изобретению соответствующих меток для подкрепления своей памяти и преуспеяния благодаря этому в знаниях, то ему самому эти старания явно принесли бы небольшую пользу, а другим – вовсе никакой. Ведь если метки, изобретенные им для развития своего мышления, не могут быть сообщены другим (выделено нами. – В.Б.), то все его знание исчезнет вместе с ним» (Гоббс, с. 61). Именно возможность изобретения нового одним человеком и передачи этого нового знания другим людям способствуют развитию «на благо и ради спасения всего человеческого рода», – пишет Гоббс.

Этот мыслитель вводит в философию понятие «знака». Знак, в отличие от метки, делает информацию полезной не только для определенного индивидуума, но и для общества. Тем самым он выводит субъективное, «конечное», познание из узкого круга индивидуального опыта, опирающегося, по Декарту, лишь на «бесконечный Божественный разум», на широкое пространство всечеловеческой коммуникации.

Изучая труды вышеназванных и многих других отечественных ученых по проблемам создания сообщений и текстов, запечатления их в том или ином духовном или материальном виде и передачи определенным способом современникам или потомкам, можно выделить два историко-концептуальных подхода к определению самого понятия «теория массовой коммуникации».

Первый, наиболее широкий, простирает возможности исследования массовой коммуникации до периода первобытного общества, через изучение процессов общения древних людей и племен друг с другом, особенностей средств этого общения, приемов и знаков передачи трудовых, сакрально-обрядовых, бытовых и культурных текстов. По мере накопления человеком социально-культурного опыта усложнялись орудия труда, и вместе с тем упрощались способы со-общений друг с другом, племени и общности людей с другими племенами и общностями. А это означает, что упрощались и приобретали все большую массовость способы и знаковые системы коммуникативных процессов. В хозяйственной, экономической деятельности развивалась коммуникация, дававшая импульсы новым видам деятельности и коммуникации.

Как пишет Н.С. Булгаков «христианство знает свободу в хозяйстве, но не обещает свободы от хозяйства и через хозяйство» (Булгаков, с. 220). Он приводит выдержку из «Дневника» Ф.М. Достоевского, где писатель задает вопрос: если бы все знания свалились на человечество в виде подарка, что бы тогда сталось с людьми? И отвечает: люди вдруг увидели бы, что жизни уже больше нету них, нет свободы духа, нет воли и личности, что исчез человеческий лик и настал скотский образ раба.

Подобное суждение есть и у Н.Ф. Федорова. Только касается оно уже непосредственно искусства, то есть художественной коммуникации. Он писал в «Статьях об искусстве», что молитва и молитвенное (вертикальное) положение были первым актом искусства. Назначение человека — быть существом свободным, а следовательно, и самосозданным (курсив мой. – В.Б.). Происходит возвышение человека над природой. Но как только человек, осознав свое величие, начинает производить «устрашающие или чувственно-привлекающие действия» (заметим, что это и является коммуникацией, коммуникативными действиями, о чем пойдет речь далее), человек падает вновь. «Если начало искусства было божественное, а в настоящее время искусство стало индустриально-милитарным, т.е. скотским и зверским, то возбуждается вопрос: как снова дать искусству такое направление, которое соответствовало бы его божественному началу? Что нужно противопоставить индустриально-милитарной выставке произведений соблазна и орудий истребления?» (Федоров, с. 562.). Это было сказано в начале XX века. В начале XXI века индустрия культуры и искусства, средств массовой коммуникации стала еще изощреннее в отношении воздействия на человека по части его соблазна и устрашения, а поставленные вопросы остаются открытыми.

Так же, как и у Н. Федорова, исследования процессов устной, письменной, печатной и разного рода другой технической (фото-, кино-, радио-, телекоммуникации) обращено у ряда отечественных и западных мыслителей к самим началам человечества и социального знания о человеке и мире. Русские философы В. Вернадский, П. Флоренский, М. Бахтин, Л. Выготский, Ю. Лотман не разделяли человечество на массовое и немассовое. Так же как человек вошел в мир бесшумно (онтогенез), так и массовость человечества не заявляла как-то единовременно о своей массовости (филогенез). Концептуально две позиции на массовую коммуникацию расходятся как раз в пункте «массовость». Когда коммуникация действительно стала массовой? Тогда ли, когда проводились первобытные священнодействия, сакральные ритуалы, когда расходился по рукам первый гуттенберговский том священных текстов, или когда запрыгали на экране картинки прибытия поезда, а в наушниках запищала морзянка?

Второй подход – теория массовой коммуникации в том смысле, в каком ее понимали западные теоретики, столкнувшиеся с феноменом наращивания со-общений посредством технических средств коммуникации. Она, на наш взгляд, является развитием взглядов названных русских ученых и мыслителей, идет в русле западных общекультурных исследований (Г. Лебон, Г. Тард, Х. Ортега-и-Гассет, А. Моль, С. Московичи, А. Менегетти и др.). Водораздел («массораздел») двух подходов прошел, на наш взгляд, в плоскости такого понятия, как публика. Даже деление воспринимающих сообщения социумов на «элиту и «толпу» зависит от этого понятия, введенного в эпоху начала интенсивного развития технических средств коммуникации (рубеж XIX–XX вв.) Г. Тардом. Любая эволюция, по его мнению, происходит благодаря чередованию двух процессов – творческого изобретения и массового подражания. Г. Тард конкретизировал то, что Г. Лебон понимал под выражением «рассеянная толпа». На основании объективной дифференциации социума под постоянным, систематическим и усиливающимся воздействием новых видов коммуникации, а также политических процессов, направленных на либерализацию, он обозначил новое социальное образование – публику. Ее составили новые «срезы» социума, объединяемые общими источниками информации. В его теории толпа и публика – «два крайних полюса социальной эволюции» (Тард. М., 1998, с. 227). Заслугой Г. Тарда явилось выдвижение гипотезы о том, что между характером передачи информации и способом общественного устройства существует прямая зависимость. Каждому типу коммуникации соответствует некоторый тип социума. Более того, тип коммуникации является определяющим фактором в развитии общества. Надо отметить, что канадский ученый М. Маклюэн, пожалуй, самый яркий представитель второго подхода к проблеме массовой коммуникации, высказал подобные идеи полвека спустя.

Если изобретение печати послужило массовому расширению коммуникации в диахроническом (вертикальном, историческом) процессе, то изобретение других технических средств дало толчок массовости коммуникации как в диахроническом, так и в синхроническом (горизонтальном, относительно одновременном) процессе. Последнее проявилось особенно интенсивно и ярко. Мы живем, по существу, теперь прошлым. Об этом говорят многие философы. Сама наша речь – не только письменные и визуальные тексты, но и устная – это «произнесенное хранение» (Рихтер, с. 62).

В 1979 г. увидела свет небольшая по формату книга Ю.П. Буданцева «В контексте жизни» (Буданцев, 1979). Это было время кульминации противопоставления буржуазной и социалистической идеологии, в этом ключе выдержаны и многие положения по-своему новаторского труда. Автор понимал и понимает социализм как общественное устройство жизни, более прогрессивное и гуманное по сравнению с прагматичным индивидуализмом Запада. Автор пишет, что если в нашей стране существуют лишь отдельные, редкие осколки представлений, связанных с переоценкой роли техники в пропаганде, то в буржуазной науке – целые Гималаи таких концепций. Антиисторические по существу, они с «научной точки зрения» оправдывают недооценку живых, естественных средств массовой коммуникации и даже внутри их отдают пальму первенства электронным средствам, телевидению как самому позднему по времени появления, а значит, по логике технократов, и самому эффективному средству. Подразумевались прежде всего работы того же М. Маклюэна.

Ю. Буданцев выдвинул в качестве методологии изучения массово-коммуникативных процессов системный, конкретно-исторический подход. В его основе следующее положение: возникновение и развитие средств МК синхронно возникновению и развитию человеческого общества, причем определяющим моментом является именно общественное развитие. Массовую коммуникацию этот исследователь трактует как широкое поле общения посредством естественных СМК (системы СМК-1 – СМК-3, в зависимости от общественно-исторических формаций по К. Марксу), а также технических СМК (система СМК-4). Общение, если исходить из его теории МК, может быть прямым (непосредственное участие в коммуникативном действии) и посредством материализованного в каком-либо носителе текста. Развитие СМК неотделимо от раскрепощения человеческих «сущностных сил».

Рассмотрим позиции и ряда других исследователей по вопросу состава понятия «массовая коммуникация» и теории МК.

П. Лазарсфельд и Р. Мертон рассматривают МК в контексте организуемого ими социального действия и провоцируемых массовых вкусов. Поэтому если обобщить их суждения о МК и ее основных функциях, то можно сделать вывод, что массовая коммуникация представляет собой поток коммуникативных действий с целью (помимо чисто информационных, просветительских целей):

· присвоения статуса общественным проблемам, личностям, организациям и общественным движениям;

· укрепления социальных норм;

· наркотизации социума. «То, что массовая коммуникация повышает уровень информированности широких слоев населения, является бесспорным. Вместе с тем возрастающий поток сообщений массовой коммуникации может непреднамеренно (а часто и преднамеренно. – В.Б.) преобразовывать энергию людей от активного участия к пассивному знанию» (П. Лазарсфельд, Р. Мертон, с. 144–145).

В научной литературе, как отечественной, так и зарубежной, дается большое количество определений понятия «коммуникация». Оно обозначает феномен, находящийся в фокусе изучения процессов как в области фундаментальных, так и социальных наук, интегрирующих эти процессы через сообщение. Этими словами начинается статья об изучении коммуникации в Международной энциклопедии коммуникации (Gerbner G., Schramm W., p. 358). Причины интегративной природы теории коммуникации авторы энциклопедии объясняют тем фактом, что корни ряда основных проблем современной коммуникационной революции и изучающей ее науки уходят в глубь веков. Ведь, как мы уже отмечали, информативно-системные связи составляют основу социальности человечества в создании, сохранении и исторической трансляции для будущих поколений его социально-культурных ценностей и традиций.

Истинной, личностно освоенной социальностью считает коммуникацию немецкий философ Ю. Хабермас. Но таковой она становится не сразу, а лишь по мере того, как начинает обеспечивать людям возможность совершенно свободного и беспристрастного обсуждения высших ценностей. Последние исторически изменяются, и поэтому требуют постоянного спора о себе. Исходя из этого, у Ю. Хабермаса сама теория познания предстает как коммуникативный процесс, как коммуникация (Хабермас, 1992). Немецкий ученый развил свою концепцию на основе ряда ранее существовавших философских положений, в частности – взглядов своего предшественника в немецкой философии – К. Ясперса, утверждавшего, что истина – это коммуникация, и, стало быть, истинная коммуникация – это коммуникация по поводу искания истины.

Американский социолог Чарльз Кули имел в виду под коммуникацией механизм, с помощью которого осуществляются и развиваются все многообразные человеческие взаимоотношения, символы, заключенные в разуме, а также средства для передачи их в пространстве и сохранения во времени. Как видим, от понимания коммуникации в широком смысле общения как такового авторы все чаще переходят к определениям, основанным на технических возможностях этого общения.

В прикладных моделях коммуникации, то есть моделях, которые в середине XX века были призваны объяснить процессы в резко развившихся технических системах, отслеживаются составляющие коммуникативной цепочки с целью прогнозирования новых эффективных коммуникативных действий (термин Ю. Хабермаса). Основными прикладными моделями коммуникации явились модель Клода Шеннона (математическая) и Норберта Винера (кибернетическая).

Схема коммуникации по Клоду Шеннону:

 

 

Шеннон выделял три уровня коммуникации: технический, семантический, а также уровень эффективности. Технические проблемы коммуникации связывались им с точностью передачи информации от отправителя к получателю. Семантические проблемы – с интерпретацией сообщения получателем в сопоставлении с изначальным значением. Проблема эффективности говорит о результатах изменения поведения в связи с переданным сообщением.

В модели Н. Винера самым важным ее компонентом является положение об обратной связи. «Информация, поступающая обратно в управляющий центр, стремится противодействовать отклонению управляемой величины от управляющей» (Винер, с. 160).

Особо рассматривает Н. Винер функционирование социальной информации. В группах необщественных животных информация не возрастает, поскольку нет активного информационного обмена. В случае эффективной социальной организации информации больше, чем содержит каждый из членов социума.

Идеи К. Шеннона развил С. Бир. В частности, он определил обратную связь как «возврат части выходной информации на ее вход, которая затем изменится. Положительная обратная связь вызывает увеличение уровня сигнала на выходе и, следовательно, на входе; отрицательная обратная связь при увеличении сигнала на выходе вызывает уменьшение сигнала на входе, и таким образом, в принципе является стабилизирующей». (Вир, с. 407–408).

Таким образом, стандартная модель массовой коммуникации, принятая большинством исследователей, состоит из следующих элементов:

 

 

Одним из основателей социологического направления теории массовой коммуникации является Гарольд Лассауэлл. В его работах (как и в трудах Н. Винера) информационные связи исследуются как неотъемлемые атрибуты жизненной материи. Однако общественные структуры обладают своими специфическими качествами, которые порождаются необходимостью сохранения социальных институтов, духовных ценностей и их идеологического обеспечения. Исходя из этого Г. Лассауэлл выделял три основные функции социально-коммуникативных процессов: контроль за средой, корреляция всех компонентов общества для его сохранения и развития, передача социального наследия другим поколениям. По его мнению, в демократических обществах рациональные выборы ценностей зависят от просвещенности, которая, в свою очередь, зависит от коммуникаций, но особенно от равноценности внимания к ним среди лидеров, экспертов и массы рядовых людей.

Э. Багиров еще в 1978 г. опубликовал среди прочих схем прикладных моделей коммуникации тогда еще широко не известный у нас окончательно сформулированный Г. Лассауэллом вывод относительно акта коммуникации: кто сообщает, что именно, по каким каналам, кому и с каким эффектом. Эффект в схеме Г. Лассауэлла, в отличие от модели Шеннона-Уивера, предстает как конечная и главная цель коммуникации. Однако, как позже отмечали исследователи, передаваемые по каналам связи сообщения отнюдь не всегда приводят к ожидаемому результату.

Теоретики массовой коммуникации разрабатывали основы этой теории и развивали ее положения, прежде всего с целью исследования того, каковыми могут быть направления и методы, условия и результаты воздействия определенных идей, стереотипов, мнений, образов на умы и души, мнения и политические взгляды людей, читателей и зрителей, потребляющих массовую информацию.

Не случайно широко развернулись подобные исследования в период массового распространения, и, прежде всего – в США, радио- и телевизионного вещания. Одним из первых детальный ответ на этот вопрос дал уже цитировавшийся нами представитель Чикагской психологической школы Гарольд Лассауэлл. Его считают также основателем так называемого «количественного метода анализа содержания». Он напрямую связывал успех любого символа в соревновании с другими символами. Так, к примеру, по символам заголовков газет, которые должны обязательно попадать в «рамку внимания» читателя, можно путем их количественного подсчета сделать вывод о всем содержании газет.

Выработка критериев отношения к определенным событиям и фактам, содержащимся в акте коммуникации, – одна из наименее разработанных сторон анализа содержания. Это отношение проявляется как в вербальных знаках коммуникации (слово, словесный образ, словесная метафора, интонация высказывания), так и в визуальных (композиция кадра, крупность плана, ракурс, монтаж). П.А. Флоренский считал, что все в общении, коммуникации держится на словах-образах. М. Бахтин писал, что нужно бояться девальвации слова, девальвации слова-образа, девальвации образа в произведении. О значении в акте коммуникации знаков-символов, образов и образных представлений и других выразительных и изобразительных оценочных средств говорится во второй части названной выше книги Ю.П. Буданцева, в книгах Ю. Лотмана «Семиосфера», Р. Барта «Мифологии» и «Camera Lucida». «Движение личности от незнания к знанию (как к цели) совпадает с движением личности от стереотипных, «конечных» представлений о мире ко все более полному реалистическому образу бесконечной действительности» (Буданцев, 1979, с. 135). Узнавая, человек открывает новое, или сравнивает с чем-то, что он в свое время знал и прочувствовал. Это тоже открытие, изобретение – через себя, но с помощью емкого и образного сравнения другого. Открытие запрятанных потенциальных смыслов – это бесконечный творческий процесс, это коммуникация во времени и пространстве, во время которой уничтожаются стереотипы и приближается красота истины. Профаническое становится сакральным.

Русские философы именно в этом смысле понимали коммуникацию: как приращение знания, а не усреднение и профанизацию его.

Главные провидческие идеи В.И. Вернадского – о возрастающей геологической роли человека и человечества, возрастающая роль науки как основной силы строительства ноосферы (разумной оболочки Земли). Ведь планета вступает в новую фазу своего развития, и человек разумный должен играть все более определяющую роль в этом процессе. Осознание того, что связь человека с природой настолько всеобъемлюща и глубока, что любое действие отражается на среде обитания, на ноосфере и биосфере, – становится фактором, сдерживающим губительное воздействие на природу, на психику и сознание человека. Вся научная, культурная, информационная деятельность должна стать ноосферным действием – расширением научно-гуманистического сознания в мире.

А вот как формулирует основу своего мировоззрения священник и ученый П.А. Флоренский в работе «Автореферат». «Основным законом мира Флоренский считает второй принцип термодинамики – закон энтропии, взятый расширительно, как закон Хаоса во всех областях мироздания. Миру противостоит Логос – начало эктропии [1]. Культура есть сознательная борьба с мировым уравниванием: культура состоит в изоляции, как задержке уравнительного процесса вселенной, и в повышении разности потенциалов во всех областях, как условии жизни, в противоположность равенству – смерти». (Флоренский, 1994, с. 39).

 

Интегративная природа коммуникологии. Тема общения и со-общения людей в трудах русских философов. Понятие соборности. Основные взгляды русских философов на истинность, добролюбие, красоту в отношениях между людьми.

 

В конце 80-х гг. прошлого века в США была опубликована «Международная энциклопедия коммуникаций». Инициаторы и редакторы издания Э. Барноу, Д. Гербнер, У. Шрамм и ряд других теоретиков в области СМИ, коммуникационных систем, а также исследователей в различных отраслях знания – философии, филологии, психологии, социологии культуры, политологии, образовательной технологии, эстетике, этнографии и др. – всего около 200 авторов. Этот обширный перечень уже сам по себе говорит о синтетичности теоретических основ новой науки – коммуникологии.

В программных, установочных статьях авторы объясняют причины ее интегративной природы. Они кроются в историко-культурной синкретичности самой социальной деятельности человека, основанной именно на пронизывающей и организующей эту деятельность коммуникации. Информационно-системные связи – это тот извечный механизм общественной сути человечества, без которого невозможно было бы ни создание, ни сохранение для потомков социально-культурных ценностей и традиций. «И нет ничего удивительного в том, – говорится в одной из основных статей «Международной энциклопедии коммуникации», – что изучение коммуникаций в той или иной форме всегда затрагивало глубинную сущность гуманизма. Философия, риторика, поэтика, гомилетика, лингвистика, семантика и семиотика – это только небольшая часть тех областей научного познания, которое имеет дело с коммуникационными аспектами» (Gerbner G. Schramm W., p. 358).

Формы и средства сообщений исторически менялись. На протяжении тысячелетий, затем столетий, и наконец, в наше время – десятилетий, происходило включение в обиход человечества нового инструментария передачи сообщений в пространстве и во времени. Сначала это был естественный язык племени, язык ритуальных и обрядовых танцев, наскальные рисунки и сакральные тексты на камне. Затем письменные тексты на более совершенных материальных носителях, наносимые вручную, а с изобретением печати – прогрессивнейшим по меркам Средневековья механическим способом. Благодаря трудам и творчеству древних мыслителей и трибунов совершенствовалась риторика устной и письменной речи с целью усиления воздействия со=общения. Благодаря последнему прирастало знание, которое становилось со=знанием, овладевая с=мыслом (со=мыслием).

Здесь это – не игра словами. Мы продолжаем линию исследования познавательных процессов и становления нравственного и гуманистического сознания, проводимую русскими философами Е.Н. и С.Н. Трубецкими, П.А. Флоренским, Н.С. Лосским и другими. «Само слово сознание (con-scietia) означает некоторый сложный акт духа, в котором психическое переживание восполняется чем-то со=знаваемым. Это что-то и есть сверхпсихический элемент сознания, его объективный с=мысл». (Трубецкой, с. 232). Общезначимый и сверхвременной смысл князь Е.Н. Трубецкой считал искомым всякого сознания, а истину – актом безусловного сознания.

Говоря о становлении религиозного сознания, П.А. Флоренский настоятельно указывал в реферате «Догматизм и догматика» на необходимость личностного переживания молитвы, которое само по себе неустойчиво и зыбко. Но оно формируется, фиксируется и делается устойчивым через понятие, его схематизирующее. «Непосредственное обращение с переживаниями заменяется оперированием над понятиями, и этим достигается та же выгода, что и при введении письма в области мысли или бумажных денег в экономической жизни. Переживания оказываются приведенными к одному знаменателю, делаются сравнимы между собою. Безудержное утекание прошлого задерживается, так что опыт копится и растет, богатится и разнообразится... В удовлетворении этой потребности – вся история науки и философии, как богословской, так и общекультурной» (Флоренский, т. 1, с. 556–557).

П.А. Флоренский далее подводит нас к понятию «соборного разума», к надындивидуальному коллективному сознанию, которое призвано помочь избавиться от односторонности и предвзятости определенных, пусть и авторитетных, но в корне догматичных, не «прочувствованных» личностно взглядов и позиций.

Итак, мы подошли к понятию соборности. Соборный разум – это центральное понятие гносеологии славянофилов, противопоставляемое ими западному «отвлеченному разуму». А.С. Хомяков определял его так же, как «болящий разум», «живознание», а И.В. Киреевский как «верующее мышление». Последний трактовал соборность как «средоточие умственных сил, где все отдельные деятельности духа сливаются в одно живое и высшее единство» (Киреевский, т. 1, с. 201).

Начав главу с указания на фундаментальный труд американских исследователей, схематизировавших, сделавших своеобразной «географической картой» (выражение П.А. Флоренского) пространство человеческой коммуникации, тем не менее мы должны находить и определять на этой карте истинно свои, русские корни общения и нахождения истины. Сейчас вновь стали актуальными слова еще одного русского философа – С.Н. Булгакова, сказанные им в 1910 г.: «Нам приходится стоять перед лицом мощной западной культуры в полном ее расцвете, нам необходимо, кроме того, учиться у нее, известным образом усвоять ее... Перед нами опять стоит антиномия славянофильства и западничества, в новой, лишь ее постановке. Тогда, как и теперь западничество, т.е. духовная капитуляция перед культурно сильнейшим, остается линией наименьшего сопротивления, и стремление к культурной самобытности, конечно, на основе творческого усвоения мировой культуры и приобщения к ней, тогда, как и теперь, может утверждаться лишь подвигом веры, казаться некоторым дерзанием». (Булгаков, с. 52–53).

Мы и далее будем стараться соединять в исследовании все самое ценное, на наш взгляд, в позициях и подходах к проблемам культурного взаимодействия и массовых коммуникаций, делая, однако, посильные акценты на самобытности русского понимания поисков истины и смысла жизни посредством МК, на оригинальных решениях вопросов ее теории.

Самое основное отличие смысла коммуникации, как его понимали русские философы, от европейских и американских воззрений, состоит в необходимости все время выверять коммуникацию такими ценностями, как добролюбие, красота и любовь в отношениях между людьми, вера в справедливость и торжество истины.

 

4. Конец XIX – начало XX века и возникновение учений о массах и психологии масс. Марксистские и немарксистские (Г. Лебон, Г. Тард и др.) взгляды на массы. Развитие концепций о массах и их месте в культурно-коммуникативных процессах учеными середины и конца XX века (А. Молем, Т. Адорно, М. Хорнхаймером, С. Московичи, Ю. Хабермасом).

 

Когда мы давали понятие коммуникации, мы не касались качественных, оттеночных сторон ее, связанных с определением «массовая». В трудах о массовой коммуникации априорно сложилось такое положение, когда вроде и вопросом задаваться не стоит – о какой именно массовости идет речь: и так все ясно. Однако в контексте наших размышлений о коммуникации как общении по выявлению истины, смыслов жизне- и мироустройства, необходимо конкретизировать значение и историко-социологические корни понятий «масса (ы)», «массовая (ое)».

В переводе с латинского слово не означает ничего более, нежели «ком», «кусок». Как наполнилось оно своими социальными содержаниями? Прежде всего надо отметить, что К. Маркс, В.И. Ленин, философы и социологи-марксисты понятие масса (ы) употребляли в двух случаях.

Во-первых, в своем абстрактном значении, и тогда оно само по себе не становилось атрибутом социологического тезауруса, а было синонимом слова «слои» («трудящиеся массы», «народные массы», «беднейшая масса» и т.д.). Уже в полемике с младогегельянцами, которые считали массу враждебной истине и прогрессу, К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали, что именно массы творят историю в соответствии со степенью собственной зрелости.

Во-вторых, под массой подразумевалась наиболее передовая и сознательная часть общества, прежде всего пролетариат, к которому в результате революционной пропаганды должна непременно присоединиться и другая часть – «низшие классы», «городская и деревенская беднота, живущая в условиях мелкобуржуазного существования», «обыватели из их медвежьих углов» (выражения В.И. Ленина из разных его работ, в основном – посвященных полемике с народниками). В работе «От какого наследства мы отказываемся?» В.И. Ленин цитирует по-немецки К. Маркса из «Святого семейства»: «Вместе с основательностью исторического действия будет расти и объем массы, делом которой оно является». (Ленин, т. 1, с. 399).

У Карла Поппера мы нашли объяснение такого уверенного, если не сказать – самоуверенного и безапелляционного взгляда ученых-марксистов. Объяснение носит лингвистический оттенок. Он пишет о некоторых марксистских терминах, обычно переводимых словами «class-conscious» («классово-сознательный») и «class-consciousness» («классовое сознание»). Эти термины обозначают результат процесса, посредством которого люди осознают свою классовую ситуацию. Будучи классово-сознательными, они знают не только свое место, но также и свой истинный классовый интерес. К. Поппер вместе с тем отмечает, что кроме этого значения слово, используемое К. Марксом, имеет и другое значение, которое обычно утрачивается при переводе. Буквальный перевод – это «self-conscious» («самосознательный»), однако даже в обыденном языке это слово имеет, скорее, значение «осознавать собственную ценность и силу», т.е. быть полностью уверенным в себе, уверенным и гордым своим классом, верящим в его историческую миссию. Именно поэтому Маркс и марксисты применяют его почти исключительно к рабочим, и очень редко к буржуазии. Каким же образом рабочий знает, что все это осуществится? «Поскольку он классово-сознателен, он должен быть марксистом. Сама марксистская теория и ее научное пророчество пришествия социализма есть неотделимая часть исторического процесса, в ходе которого классовая ситуация «проникает в сознание», утверждая себя в умах рабочих». (Поппер, 1992, т. II, с. 136).

В «Кратком философском словаре» (Политиздат, 1940 г.) в статье «Личность и история» приводятся слова И. Сталина о понимании массы марксистским учением: «Краеугольный камень марксизма – масса, освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения личности, т.е., по мнению марксизма, освобождение личности невозможно до тех пор, пока не освободится масса, ввиду чего его лозунг: «Все для массы» (Сталин)».

Вот такое значение вкладывала в понятие «массы» марксистская наука. Отсюда шел и однозначный, классовый смысл понятий «массовая информация» и, с конца 60-х гг., «массовая коммуникация», которое идеологи СССР позаимствовали на Западе, но вложили свое классовое содержание (об этом пойдет речь в одной из последующих лекций). Отсюда проистекала и борьба с буржуазными концепциями массовой информации и коммуникации, и трактовка в словарях, например у С.И. Ожегова, социального смысла слова «массы» – «широкие, трудящиеся круги населения, народ». В качестве примера дается фраза «оторваться от масс – утратить связь с народом».

А как развивались немарксистские взгляды на понятие «массы», «массовое (ая)»?

Надо сказать, что здесь тоже абсолютизируется содержательное наполнение слова «массы», «массовость», но уже не в конкретную, а абстрактную сторону. Массы – это большое количество различных индивидуальностей, слоев, групп, кругов и т.д., возникших с упадком феодализма, крушением относительно гомогенной, однородной общности крестьян и ремесленников в связи с развитием промышленности, расширением экономических связей, городского уклада жизни, миграции сельского населения, научно-техническим прогрессом. Для обозначения ряда специфических черт современного общества употребляется понятие «массовое общество» (mass society), которое связывается с «индустриализацией и урбанизацией, стандартизацией производства и массовым потреблением, бюрократизацией общественной жизни, распространением средств массовой коммуникации и «массовой культуры» (Философский энциклопедический словарь, с. 349).

Эта вторая концепция – концепция не классового, а массового общества – была представлена на протяжении трех последних столетий несколькими последовательными эскизами, сделанными, как образно говорит С. Московичи «с оригинала, родившегося в недрах психологии толп». (Московичи, с. 49). Среди предшественников он называет французских социологов Тэна и Токвиля. Последний использовал идею массового общества для характеристики буржуазного общества с точки зрения соотношения в нем свободы и равенства. Возвышение буржуазного государства в процессе реформ во имя равенства приводят к установлению контроля государства над всеми сферами общественной жизни и удушению свободы. С конца XIX в. идеи массового общества получают развитие в элитарной критике так называемого «омассовления» и деспотизма масс (Ф. Ницше, А. Шпенглер, Х. Ортега-и-Гассет, Н. Бердяев).

В рамках нашей массово-коммуникативной тематики интересно привести высказывание и английского философа Г. Спенсера (1820–1903). Он рассматривал общество (в духе своего времени) как растущий социальный организм (агрегат), по физиологическому разделению труда одинаковый с индивидуальным организмом. Однако если в последнем единицы, его составляющие, тесно соединены между собой, то в первом (обществе) они свободны, могут не соприкасаться друг с другом, так как более или менее широко рассеяны. «Социальный агрегат, хоть и не конкретный, а дискретный, все-таки становится живым целым при помощи эмоционального и интеллектуального языка» (курсив наш. – В.Б.). Г. Спенсер подчеркивает и основное различие двух организмов – индивидуального и социального. У первого сознание сконцентрировано в его небольшой части, у второго – оно распространено по всему агрегату. Все единицы его обладают приблизительно равной способностью ощущать счастье и несчастье. Так как гармонии между частями организма уже не существует, то его благосостояние, рассматриваемого отдельно от благосостояния единицы, уже не может сделаться целью, к которой она должна стремиться. (Спенсер, с. 288).

По сути, Г. Спенсер дает одно из первых определений массовой коммуникации, называя ее эмоциональным и интеллектуальным языком для формирования общества как живого целого, для создания, как он выражается, «социального сенсориума ума». Прекрасное выражение, образно вбирающее в себя и очувствленный ум, и разумное чувство! Повторим его еще раз: социальный сенсориум ума. Оно как нельзя лучше характеризует то «живое единство» общества, о необходимости создания которого в России писали век спустя ее выдающиеся мыслители П.А. Флоренский, И.А. Ильин и другие, понимая под ним соборность, и которое официальная идеология тщетно создавала путем массового внедрения в единицы («единица – ноль!») голой сознательности. Как писал Н.А. Бердяев, равенство – зло, когда во имя его убиваются качества и отвергается величие индивидуальности. По его словам, последовательная метафизика демократизма глубоко враждебна всякому призванию и всякому величию. Это плоскостная метафизика, боящаяся всего горного и возвышающегося. Для нее власть в мире должна принадлежать механике количест в (курсив наш. – В.Б.), не высокоиндивидуальному, а среднеобщему. Марксизм утверждает общественность враждующих, разъединенных, распавшихся атомов. Индивидуалистическая отчужденность и разъединенность лежит в основе всякой «политики», всякой «общественности» нашей эпохи. Современный социологизм глубоко противоположен всякой соборности в религиозном смысле этого слова (Бердяев,1994, т. 1, с. 271, 258).

Философ противопоставлял такой отчужденности универсализм творческой индивидуальности, так как всякий микрокосмический творческий акт имеет универсальное, космическое значение, он освобождает от мертвенной власти низших, материализованных иерархий, расковывает бытие. «В своей свободе и своем творчестве личность не может быть оторвана и отъединена от космоса, от вселенского бытия» (Там же, с. 160). Однако он предупреждал об опасности сектантства, неправда и неправота которого – в оторванности от космоса, в неприятии универсальной ответственности всякого за всех и за все. Всякая секта хочет спастись сама, она не хочет спасаться с миром.

Эти рассуждения мы привели ввиду чрезвычайной актуальности их в нынешней социально-политической реальности. Один лишь только пример: много говоря о своем свободном вдохновенном творчестве, работники бывшего (до апреля 2001 г.) НТВ не распространялись о том, что куда сильнее творчества их связывала и спаивала как раз «мертвенная власть низших материализованных иерархий» – деньги и стоящие за ними руководители канала. В последовавших во время раскола коллектива письмах и выступлениях ряда сотрудников звучали мысли и о «партии НТВ», и о «секте НТВ», об авторитарной системе руководства каналом (навязывании мнения, скрытом шантаже молодых, зависимых сотрудников).

Так, же как и в производящих коммуникативные действия структурах, общая масса воспринимающих эти действия, или провоцирующая, совершающая их людей также может быть неоднородна. Здесь отдельные индивидуальности, «атомы» общества под влиянием ряда причин могут объединяться в долговременные движения и партии, импульсивно-случайные группы, секты, другие образования. Причем ряд русских и западноевропейских ученых начала XX века, исходя из общего принципа человеческой деятельности «творчество-потребление-подражание», выделяли в общей массе общества такие его сегменты, как «творцы» и «публика».

Уже была кратко обозначена позиция Н.Бердяева. Французские социологи Г. Лебон и Г. Тард тоже видели кардинальные изменения в обществе не в пролетаризации человека или в обобществлении экономики, а в массификации (С. Московичи), то есть в смешении и стирании социальных групп. Г. Лебон дал развернутое описание феномена толпы и способов воздействия на нее, а Г. Тард продолжил анализ массовых процессов, в которых важнейшими считал такие направления, как распространение идей, формирование общественного мнения и непосредственное общение. Он выделил также два процесса – изобретение и подражание, благодаря чередованию которых происходит любая эволюция. Творческое изобретение – важнейший фактор исторического прогресса, но в массовом поведении определяющим является закон подражания.

В развитие теории Лебона, Г. Тард подчеркивает, что в основе любого воздействия на массу лежат ее бессознательные представления, поэтому влияние на толпу при использовании ряда приемов может обладать гипнотическим эффектом и необходимым для воздействующих групп результатом.

В своей концепции Г. Тард пошел и дальше своего предшественника. Если тот говорил лишь о «рассеянной толпе», то Тард выделил в ней новое социальное образование – публику, взяв за основу в качестве критерия способ воздействия на массу (опосредованный – непосредственный). Публика, таким образом, является социальной группой, объединенной общим источником информации. Тард на полвека ранее М. Маклюэна высказал мысль о зависимости каждого типа социального сообщества от типа коммуникации. В свою схему распространения идей в акте коммуникации он включил три основных закона: повторяемости, противоположения и приспособления. По первому закону идеи распространяются в геометрической прогрессии, когда каждая новая истина, присовокупленная к агрегату истин, знаний или положений, – это не просто сложение, а скорее умножение. Второй закон – противоположения – характеризуется, как стремление идей распространяться от одного индивида к другим в результате их наложения на уже существующие. Закон приспособления – это использование появившегося изобретения, подражание ему. Возникает часто своеобразная конкуренция идей, индивид сталкивается с проблемой выбора «лучей подражания». Эти лучи бывают или причиной нового изобретения, или причиной внутренней борьбы в человеке, воспроизводящейся в миллионах экземпляров в каждый момент жизни народа, что является фактором, обеспечивающим исторический прогресс. (Тард, 1901, с. 43–53).

В результате такой борьбы в обществе могут распространяться оппозиционные идеи. Поэтому Тард задается вопросом «что хуже для общества, – быть разделенным на партии, секты, борющиеся за противоположные системы и учения, или же состоять из индивидов, находящихся в мире друг с другом, но в постоянной внутренней борьбе с собственным Я»? Называя себя «мечтателем о вечном мире» философ пишет, что всякая борьба стремится закончиться, но ее действие благотворно, так как происходит «расширение социального поля», происходит прогресс в науке и культуре. К этому приводят три великие силы, последовательно выработанные вековыми спорами: религия, юриспруденция, наука. Переход дискуссий и споров из области частной жизни на страницы прессы Г. Тард считает показателем цивилизованности общества. Акт коммуникации он называет «интермозговым отношением умов». Такая модель взаимного отражения позволяет понять «единение умов, которое, будучи организовано раз и увековечено традицией, подражанием предкам, производит на индивида давление часто тираническое, а еще чаще полезное (Там же, с. 35).

После Второй мировой войны в западной социологии с новой силой развертывается критика различных сторон буржуазного массового общества (Э. Фромм, Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Г. Маркузе и др.). Представители Франкфуртской школы Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер опубликовали в 1944 г. в США книгу «Диалектика просвещения», через восприятие которой сформировалась современная социология средств массовой коммуникации. Выясняя причины провала Марксовой теории социальных революций, они ввели в научный оборот понятие «индустрия культуры». Этот феномен помог господствующему классу ассимилировать рабочий класс путем массового насаждения различными способами и направлениями своей идеологии. Авторы книги обнаружили типологическую общность массы как пассивного и вполне лояльного продукта социально-политического строя «позднего капитализма» (Хоркхаймер, Адорно, 1997).

Эта и подобные ей работы абсолютизировали социальное отчуждение и отрицали существование сил, способных разрушить сами основы массовости. В противовес им ряд социологов (например Д. Белл) пытались найти смягчающие, позитивные моменты в деятельности массового общества, в частности подчеркивали роль массовой коммуникации в становлении социально-экономической и политической однородности различных слоев населения, роль первичных и промежуточных социальных групп. В этих своих попытках найти позитивные стороны массовизации они доходили и доходят подчас до прямой апологетики современной буржуазной действительности.

 

Три трудности в развитии отечественной теории МК. Идеологические и технические причины опережения в области научной разработки теории МК европейскими и американскими учеными. Основные труды отечественных ученых в области аудиовизуальных СМК.

 

Таким образом, теория массовой коммуникации должна входить составной частью в теорию познания (гносеологию), причем частные, конкретные направления ее являются смежными, пограничными, взаимопроникающими с такими науками, как социология, культурология, журналистика, история, философия, психология, лингвистика, кибернетика, информатика. Термины и понятия, являющиеся объективно существующим инструментарием в других науках, такие, к примеру, как информация, массовые информационные процессы, язык, знак, символ, да и само понятие «коммуникация» или «система», пришли в теорию массовой коммуникации из других наук, прежде всего из бурно прогрессирующих во второй половине XX века кибернетики и информатики.

Теория массовой коммуникации развивалась по мере роста технических возможностей, обеспечивающих эти науки, а также на основе прогресса технических средств самой МК – прежде всего электронных (телевидение, радио, видео- и лазерные технологии, электронная периодика, компьютерные сети). Это развитие осуществлялось, как правило, в условиях использования методологии и понятийного аппарата отмеченных выше наук.

Эта комплексность подхода к изучению массовых информационных процессов нередко приводила и приводит к параллелизму использования основных понятий и терминов, неоднозначности их толкования разными исследователями. Уже по прошествии первого этапа освоения новых средств МК и компьютерной техники, получивших к 80-м годам бурное развитие (особенно за рубежом), теория журналистики в СССР стала все более опираться на теоретические положения и концепции, разрабатываемые зарубежными исследователями, с одной стороны, и на переиздаваемые, начиная с конца 80-х г.г., труды отечественных философов, социологов, литературоведов, с другой. Работы последних «подпитывали» мысль теоретиков журналистики в условиях обращения ко всему спектру общечеловеческих ценностей и заполнения образовавшихся пустот на месте партийных догм и установок.

Но процесс освоения ушедшей далеко вперед на Западе теоретической мысли в области массовой коммуникации шел и идет чрезвычайно медленно и осторожно. Образовалось, по крайней мере, три камня преткновения на пути становления теории МК в России, три момента расхождений и разногласий пишущих на эту тему. Во-первых, вопрос о том, откуда вести историю СМК – от первобытности (экстраполяция) или от Гутенберга и изобретения книгопечатания (интраполяция). Во-вторых, споры ведутся по-прежнему вокруг того, что является общим, а что особенным – коммуникация или информация. И, наконец, должна ли теория массовой коммуникации вобрать в себя (заменить) теорию журналистики. Эта проблема самая, пожалуй, трудная, так как вся организационная и образовательная структура в области СМК, СМИ, журналистики в России привязана к последнему понятию ряда, отталкивается от него. Но практические примеры перехода на новый уровень осмысления процессов передачи информации и обмена ею есть. Например, вновь организуемые факультеты и кафедры, призванные готовить журналистов, все чаще называются факультетами и кафедрами массовой (социальной) коммуникации, а не журналистики.

Указанная осторожность связана и с тем обстоятельством, что теория СМК на Западе развивалась параллельно, одновременно с развитием самих СМК, особенно телевидения. Исторически развитие ТВ в капиталистических странах, – как отмечает Н. Бирюков, можно разделить на три основные периода: период зарождения(30-е годы), период становления (вторая половина 40-х – 50-е годы) и период бурного развития (60–70-е годы). Телевидение в СССР началось с первых передач в 1939 г. (хотя первые попытки передачи изображения были еще в 1931 г.). Разумеется, надо принять во внимание военные годы, замедлившие, если не сказать – остановившие работы по развитию ТВ.

Таким образом, 60–70-е годы в СССР можно считать периодом становления действительно массового телевидения. Это были годы организации производства телепроизводящей техники, увеличения выпуска качественных, в том числе – цветных – телевизоров, оснащение студий на Шаболовке французской аппаратурой в связи с переходом к цветному ТВ, ввод в действие Останкинского телецентра с 520-метровой телебашней и оснащение аппаратных и студий современной французской, германской и частично – американской аппаратурой. Это были годы начала спутникового телевидения, полного перехода на цвет и технологию видеозаписи.

О какой телевизионной действительно массовой коммуникации в СССР в те годы можно говорить, если при подготовке первых документальных видеофильмов в конце 60-х годов использовалась целая автоколонна передвижной техник