Глава 1. Воспринятый огнь. Феофан Затворник

Рассказывая о дореволюционных русских богословах, я пропускаю тех, кто, подобно Иоанну Кронштадтскому, был занят исключительно возжиганием людских сердец и духовной бранью за их души. Я ищу тех, кто исследовал, а не только использовал православие для своих проповедей. Поэтому я сразу расскажу о человеке, который, в сущности, и был источником всех тех воззрений, которые смутно излагали Мень и Войно-Ясенецкий.

Георгий Васильевич Говоров (1825—1894) — святитель Феофан Затворник Вышенский, если верить тем иконописным портретам, что помещают на Глава 1. Воспринятый огнь. Феофан Затворник

обложки книг его издатели, был благообразным старцем, от которого веяло книжной плесенью и праведной жизнью в ущерб образованию. Зачем нужно православным издателям творить такое общественное мнение о своих богословах, я не знаю, но умысел за этим есть.

На самом же деле Георгий Васильевич был выдающейся личностью, совпадающей со своими портретами разве что в самые последние годы своей жизни. Живой же он уже в годы обучения в Орловской духовной семинарии выделялся особым интересом к психологии. В Киевской духовной Академии, куда он попал в 1837-м, то есть в годы ее расцвета, как сообщает его Житие, «любимыми предметами будущего архипастыря были предметы богословские, особенно Священное Писание и церковное красноречие» (Житие святителя, с. 572—573). Академию Говоров закончил уже как монах и магистр богословия.

Затем «он последовательно прошел должности смотрителя Киево-Со-фийского духовного училища, ректора Новогородской семинарии, а затем профессора и помощника инспектора Петербургской академии» (Там же, с. 575). Так что отсутствием образования святитель не страдал. Однако «в своей преподавательской деятельности молодой богослов, оставив философ-ско-умозрительные методы работы, опирался на опыт аскетический и психологический» (Там же).

После учреждения в Иерусалиме русской Духовной Миссии, Феофан шесть лет провел на Востоке. Много путешествовал, изучал языки. «В Палестине отец Феофан познакомился с подвижничеством иноков древних восточных обителей, особенно был близок — с живой традицией умного делания в Лавре преподобного Саввы Освященного, где ему посчастливилось некоторое время жить. Здесь ему стали доступны памятники аскетической письменности прошлых веков: он изучает библиотеку Лавры, исследует старинные письмена. Здесь он нашел и собрал много древнейших рукописей» (Там же, с. 578).

Эти рукописи и древние книги он потом всю жизнь переводил и издавал в сборниках с названием «Добротолюбие».

В 1853 году началась Крымская война, и Миссия из Иерусалима была отозвана. А в 1856 году Феофан был назначен настоятелем посольской церкви в Константинополе. С этого времени начинается обширная переписка Феофана. Первым корреспондентом его была княгиня Лукомская, благодаря которой сложились «Письма о христианской жизни».

Затем архимандрит Феофан возглавил Санкт-Петербургскую духовную академию, а потом стал епископом в Тамбове, потом во Владимире. В это время он создает множество различных слов и проповедей. Но сам он уже вовсю стремился к отшельничеству. И в 1866 году ему удается наконец уйти на покой настоятелем Вышенской пустыни в Тамбовской губернии. Должность настоятеля он с себя, правда, тут же сложил, оставшись простым иноком.

Шесть лет он готовился, и в 1872 году начал затворническую жизнь. Он закрылся в своих кельях, соорудив себе там крошечную церковь, и никого не принимал, кроме игумена, своего духовника и келейника, «так что ни Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

родные, ни знакомые, ни даже лица царского происхождения при посещении монастыря не могли нарушить его затвора» (Там же, с. 591).

Именно в это время он много пишет и духовных сочинений и особенно писем. Он ежедневно получал их от двадцати до сорока и давал ответы на все. Считается, что в письмах он говорил то же самое, что и в своих духовных творениях, но проще и яснее. Основной труд Феофана — «Путь ко спасению. Краткий очерк аскетики» — был издан в 1868 году. Можно сказать, что все остальные письма и сочинения были разъяснениями этой книги.

«Путь ко спасению» говорит о душе гораздо меньше, чем многие другие сочинения Феофана. Но об этом сочинении все равно надо рассказать, потому что без него все остальное нельзя будет понять полноценно.

Начинается книга с вопроса: как начинается в нас христианская жизнь? Ответ прозвучит для современного человека дико и неприемлемо: «Жизнь христианская не есть жизнь естественная. Таково же должно быть и ее начало, или первое побуждение» (Феофан. Путь, с. 14).

Означает это заявление, что сама по себе тяга к христианству в душе не возникает, ее надо развить в себе, для чего нужно усвоить некоторые изначальные понятия, как бы внести семя.

«Засеменение и развитие жизни христианской существенно различно от засеменения и развития жизни естественной.

Это зависит от особенного характера христианской жизни и отношения его к нашей природе. Человек не рождается христианином, а становится таковым после рождения. Семя Христово падает на землю сердца уже бьющегося. Но как естественно рожденный человек поврежден и противоположен требованиям христианства, то — тогда как, например, в растении начало жизни есть возбуждение ростка семени, пробуждение как бы спящих сил — начало истинно христианской жизни в человеке есть некоторое воссотворение, дарование новых сил, новой жизни.

Далее, пусть воспринято христианство как закон, то есть положена решимость жить по-христиански: это семя жизни (решимость) не бывает окружено в человеке благоприятствующими ему стихиями; и при этом весь человек, его тело и душа, остаются неприспособленными к новой жизни, непокорными игу Христову; потому с сей минуты начинается у человека потовой труд — образовать всего себя, все свои силы по-христиански» (Там же, 5—6).

Все это можно назвать вторым рождением, которое должен пройти истинный христианин по собственной воле, приняв решение.

«Наконец, уже после долгих трудов и усилий начала христианские являются победоносными, господствующими без сопротивления, проникают весь состав естества человеческого, вытеснив из него враждебные себе требования и стремления, и поставляют его в состояние бесстрастия и чистоты, сподобляя блаженства чистых сердцем — зреть Бога в себе в преискреннем с Ним общении» (Там же, с. 6—7).

В этот «состав естества человеческого» входит и душа. Но прежде чем рассказать о ней, я хотел бы сказать несколько слов об этом противоестественном пути христианина. Глава 1. Воспринятый огнь. Феофан Затворник

Если мы задумаемся, то выражение это действительно странное и, возможно, имеющее внутри себя противоречие. Противоречие это, думается мне, в том, что никакой действительной противоестественности нет, все очень естественно или почти естественно. Во всяком случае, для человека, избравшего путь православной аскезы, не только нет более естественного жизненного пути, но и жизнь обычных людей выглядит дико неестественной и уж точно глупой и бездумной.

В сущности, неестественность эта заключается в том, что обычный человек избирает смерть, когда ему предложено по его природе бессмертие. Но о бессмертии он не думает по той простой причине, что оно же и так обещано, так чего о нем думать?! Думать надо о всяческих жизненных благах и невзгодах, а о том, что будет после смерти, после нее и подумаем. Там времени хватит!

И самое главное, что накануне смерти, вероятно, все люди, так или иначе задумываются о том, как войти в жизнь за той чертой. И это как раз естественно. Уж христианская ли жизнь, сама ли потребность «зреть Бога в себе» оказываются причиной, но некое изменение с нами естественно происходит, как своего рода вызревание. Вся противоестественность Христианства оказывается всего лишь попыткой ускорить это вызревание, этаким поддергиванием за ростки. Прогрессорством.

Действительно, Христианство всегда стремилось привить свое «лучшее» понимание жизни всем народам, с которыми сталкивалось, и несло им прогресс и счастье, как оно понимало его. Зачем-то христианину нужно спасать других, часто в ущерб даже собственному спасению. Даже когда другой этого не хочет и сопротивляется, поскольку он представляет счастье иначе...

Но если отбросить эту противоестественность Христианства как Церкви, пытающейся захватывать мир, слова Феофана обретают значение обратное тому, что в них звучит для внешнего человека. Да они и сказаны-то для внешнего человека, который хочет жить внешней жизнью, считая естественной именно ее. И доколе он рвется к этой внешней жизни, которую можно назвать растительной или животной, она для него естественна. И никогда не станет естественным то, что предлагает православный аскет.

Но человек вызревает и перерождается. И во втором рождении он вдруг осознает, что стал иным существом, существом, для которого естественно нечто совсем иное. Как для бабочки естественно то, что для гусеницы было бы неестественно. Вот от лица такого дважды рожденного и пишет великий затворник.

И если читать его сочинения с этой точки зрения, то «путь», начертанный им, превращается из действий, который надо делать, в описание превращений, которые непроизвольно свершаются с рождающимся существом. Если семя, которым являешься ты сам, начинает прорастать, то происходит несколько обязательных изменений, «степеней», как говорит Феофан. И ты волен лишь давать им имена и объяснения, насколько твой ум в состоянии накладывать свои образы на происходящее.

26 Заказ №1228 401

 

Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

«Таково положение в нас жизни христианской. Она имеет три степени, которые, по свойству их, можно назвать так: 1-ю — обращением к Богу, 2-ю— очищением или самоисправлением, 3-ю — освящением.

На первой — человек обращается от тьмы к свету, от области сатанины к Богу; на второй — очищает храмину сердца своего от всех нечистот, чтобы принять грядущего к нему Христа Господа; на третьей Господь приходит, вселяется в сердце и вечеряет с ним. Это состояние блаженного Богообщения — цель всех трудов и подвигов!» (Там же, с. 7).

По сути, если вызревание пошло, ты уже ничего не можешь с этим поделать. Впрочем, пожалуй, можно как-то помешать, если неверно понять суть каждого из превращений. Поэтому, наверняка, очень важно дать верные имена происходящему. Впрочем, имена все мировые религии на протяжении многих тысячелетий давали примерно одинаковые, что явно свидетельствует о том, что сквозь все эти образы проступает действительность. Действительность некоего вызревания, которое свершается с нами раньше или позже...

Что это за действительность? Святитель Феофан говорит о некоем духовном огне, который входит в душу. Когда он говорит об «обращении к Богу», то звучит это как призыв к волевому действию. И остается ощущение, что я волен избрать или не избрать. Так ли это? Волен ли я не принять обращение, когда в мое сердце входит огонь Духа? И волен ли я принять действительное обращение по собственной воле, пока этот огонь не вошел? Иначе говоря, пока я не дозрел? Пока семя не начало набухать своим зародышем?

«Огня приидох воврещи на землю, говорит Спаситель, и как желал бы Я, чтобы он возгорелся (Лк. 12, 49).

Это говорит Он о христианской жизни, и говорит потому, что видимое ее свидетельство составляет возжигаемая в сердце Духом Божиим ревность о Богоугождении, похожая на огонь, ибо как огонь снедает то вещество, в котором внедряется, так и ревность о жизни по Христе снедает душу, которая восприяла ее. И как во время пожара пламя охватывает все здание, так и воспринятый огнь ревности объемлет и наполняет все существо человека.

В другом месте Господь говорит: всяк огнем осолится (Мк. 9, 49). И это есть указание на огнь духа, ревностию проникающего все существо наше. Как соль, проникая удоборазлагаемое вещество, предохраняет его от гниения, так и дух ревности, проникая все наше существо, изгоняет грех, растлевающий нашу природу и по душе, и по телу, из всех даже малейших вместилищ и хранилищ, и тем спасает нас от нравственной порчи и растления» (Там же, с. 9—10).

Огонь духа воспринимается душой. Это именно то, о чем скажет много позднее Владимир Лосский, говоря, что душа должна была питаться Духом.

«Мученики охотно шли на смерть оттого, что их сожигал внутренний огонь. Истинный ревнитель не законное только делает, но и совет, и всякое благое внушение, тайно печатаемое в душе; делает не представляющееся толь- Глава 2. Что есть духовная жизнь

ко, но бывает изобретателен на добро, весь в заботах об одном добре прочном, истинном, вечном.

"Везде потребно нам, говорит святой Иоанн Златоуст, усердие и много разжение души, готовое ополчиться против самой смерти; ибо иначе невозможно царствие получить"» (Там же, с. 12).

Разжение души огнем духа — вот самая суть православной аскезы. И это значит, что без понятия души этим путем не пройти. Я не буду рассказывать, что основными врагами христианина на деле оказываются помыслы и страсти. Это общеизвестно. И вытекает это из уже знакомого нам определения души, которое дает Феофан Затворник в этой работе. Сразу скажу, о душе он говорил гораздо больше и интереснее. Но в других сочинениях, и я об этом расскажу в следующей главе. Для нужд этого учебника аскезы, очевидно, было достаточно сказать:

«В душе встречаем три силы: ум, волю, сердце, или, как у святых отцов, силу рассудительную, вожделительную и раздражительную» (Там же, с. 258).

С каждой из этих сил или частей души делаются особые работы или упражнения, и давалась особая теория для всех этих упражнений. Но я все' это опущу. В предыдущей главе, рассказывая об учебнике аскетики епископа Варнавы, я говорил о том, что от учебника нельзя требовать особой глубины, — его задача излагать учение обобщенно, чтобы оно объясняло все встречающиеся взгляды. В этом сила общих учебников и их слабость: без углублений в отдельные вопросы учебники оказываются почти бесполезными.

Вот и появилась возможность показать, как пишущий учебник сам углубляет и разворачивает то, что в учебнике звучит сухо и не слишком внятно.